Цербер
Шрифт:
«Этой ночью пережила сильное нервное потрясение. Отчетливо отрицательное. Вчера днем превалировали позитивные эмоции… («Ах, любовь! — подумал Андрей Львович. — К черту бы ее».) Общее физическое состояние — крайнее утомление, вызванное душевными причинами, почти срывом… Важно! С прошедшей ночи отношение к действительности, восприятие окружающего претерпели значительные, почти полярные изменения. Еще не отдает себе отчета, проявлений можно ждать в ближайшее время. Поведение может стать неадекватным… («Кой черт, оно уже стало!») За истекшие
Андрей Львович посмотрел и поразился. Последний, третий раз за этот день Елена Евгеньевна позволила себе выпустить наружу и наслать на что-то таящуюся в ней энергию буквально через минуту после его позорного бегства.
Только какое же оно позорное, если он, получается, спасал собственную жизнь.
Андрей Львович просмотрел текст до времени подачи последней квитанции — все верно, «ясельник» загнал материал только что, в полном соответствии с расписанием «включений» в объект. Этого «ясельника» звали Артур, он был молодой и очень добросовестный.
«Порше» остановился у серого неказистого здания, за которым, если пройти по узкой асфальтированной дорожке, стояло еще одно, совсем уж развалюха. Вокруг с одной стороны было несколько пятиэтажек, с другой — подступали заводские здания и полукруглые серебристые ангары за заборами.
Втянув в себя воздух, Андрей Львович поморщился: воздух здесь был нечист. «К сожалению, — подумал он, — не всегда полезно устраиваться в особняке».
У первого барьера за входом сидел охранник в простой камуфлированной форме, каких увидишь на любой складской базе или в торговой конторе. Дальше барьеров было еще несколько, но все они не видны. Первый служил для отсева случайных посетителей, которые просто ошиблись.
Но Андрея Львовича помощник встретил уже здесь. Он передал, что Михаил и Павел отправились на свидание с группировкой, которая захватила Алика, сообщив попутно о трагедии Зиновия Самуэлевича и оставленном в квартире Гоше.
Со вчерашнего дня на Михаила насели совсем прочно.
Андрей Львович взглянул на часы: 19.15. На станции метро «Выхино» появились рокеры с предводителем в алой косынке, но он этого еще не знал.
— Пошли зайдем ко мне, — сказал он помощнику.
Не всякий подходит на роль Хранителя и Стража. Чтобы сохранить свое, надо отличать чужое. Не выполоть добрую траву, оставив сорняки.
С редким злаком беден урожай, а плевел заполонит все поле. Кто из живущих в своем теплом и добром Мире способен на это? Ни один. Даже самому способному не обойтись без руки направляющей.
Мало кто воспримет направления с благом, и это тоже правильно, ибо они идут извне, а ему приходится восставать против привычного.
Но и это не самое худшее.
Глава 14
— Самое хреновое, что надо идти за Гошей, а не хочется.
— Чего ты опасаешься, Братка, засады? Хочешь, я схожу? Удрал давно
— Не, я его запер, он к этому привычный. «Граммчики» он всегда теперь себе достанет, а где спать — ему давно без разницы.
— Жалко мужика. Кем он был?
— Литсотрудником в журнале «Фекальная канализация. Системы и оборудование».
— Не бреши, нет такого журнала.
— При большевиках был. Не могло не быть.
— Ты хоть одного большевика живьем-то видел? А такой журнальчик и сейчас прошел бы. Фекальная канализация — нам без нее в Европу ни ногой… Смылся он, точно говорю.
— Как бы нас не смыло. Без систем и оборудования — живьем…
В два часа ночи сыпанул дождь. Прервался на минуту-другую и, поразмыслив, превратился в настоящий тропический ливень.
Они незаметно проскользнули с дальнего конца дома, маскируясь за припаркованными машинами. Одно окно в квартире светилось, снизу был виден потолок и голая лампа на шнуре, которую приладил Павел.
— Ты теперь, Братка, как тот мужик с волком, козой и капустой. Только у тебя еще разбойнички вот-вот из лесу явятся или княжьи дружинники наскачут. Капусту ты спер, волк при тебе хоть верный, да драный, рядом еще двое сшиваются, пока не понять — то ли тоже волки помельче, то ли вовсе бараны. А взять надо всех…
— Что ж ты про козу ничего не сказал? — сквозь зубы спросил Михаил. — Да и плыть нам неизвестно куда.
— О дамах ни слова, а тут оставаться — все едино порешат.
Через мокрый черный двор перебежали к подъезду, почти не таясь. Если их ждали, то ждали, заметили — так заметили.
Об утере из собственных жизней четырех с лишним часов они, словно сговорившись, предпочитали не вспоминать. У Павла только лицо вроде бы как подтянулось и ухмыляться стал меньше. Теперь шутил — без улыбки.
Михаилу случившееся вообще оказалось как нельзя кстати. Как кстати пришелся и Гоша, и Зиновий Самуэлевич, и старые дружки Павла. Все было кстати, кроме одного: такие полосы удачных совпадений всегда кончаются резко и страшно.
Чем удачнее полоса, тем кошмарней ее конец.
— Вот, — сказал Павел, после того как Михаил минуту продержал звонок, — никого там, кроме пьяного Гоши и твоего балованного кота. Почему кота не научил дверь открывать? Подвинься-ка.
— Что ты хочешь… у тебя ключ, что ли?
— Нужно мне…
Вжавшись лопатками в стену, Павел замер на секунду и вдруг устремился вперед, как будто двери не существовало. От грохота вздрогнули все девять этажей, и Михаил подумал, что соседи продолжают мирно спать или досматривают свои телевизоры. Проходя, он тронул искореженную петлю из стали особой прочности.
«Кто как, — подумал он, — но я бы петли точно не вынес».
Выглянул Павел с Гошей под мышкой и двумя автоматами в лапе.
— Наш друг без нас начал вооружаться и прожигать жизнь. Хорошо, заявились поздно, а то бы встретил он нас салютом наций.