Церковная История
Шрифт:
Такое-то врачество против болезни Мелетия предложил этот божественный собор архиереев. Однако ж, следы Мелетиева безумия сохранились и до настоящего времени: в тех, по крайней мере, странах есть какие-то общества монахов, которые «не слушают здравого учения» (2 Тим. 4, 3) и в образе жизни держатся некоторых пустых постановлений, сходных с нелепыми уставами Самаритян и Иудеев. Писал также и великий царь к тем епископам, которые не могли быть на соборе, извещая их о соборных деяниях. Считаю долгом приложить и это послание к своей Истории, так как оно ясно показывает боголюбивую душу писавшего.
Глава 10.
Послание царя Константина к епископам, не бывшим на соборе, о соборных деяниях
Константин Август Церквам:
«Опытно зная по благополучному ходу государственных дел, сколь велика бывает благость божественной силы, я счел нужным прежде всего иметь в виду ту цель, чтобы между всеми блаженнейшими общинами вселенской церкви соблюдалась единая вера, искренняя любовь и согласное почитание Вседержителя Бога. Но так как это не могло бы иначе прийти в неизменный и твердый порядок, если бы не сошлись в одно место все или, по крайней мере, весьма многие епископы и не рассмотрели каждого предмета, относящегося к божественной вере, то я собрал сколько можно более епископов и, как один из всех вас (ибо признаюсь, что чувствую великое удовольствие быть вашим сослужителем), присутствуя на соборе сам, до тех пор подвергал все надлежащему исследованию, пока мысль, угодная блюстителю всех, Богу, не была озарена светом, как основание единения, пока не осталось более места разномыслию или недоразумению в рассуждении веры. Здесь было исследование и касательно святейшего дня Пасхи, и общим мнением признано за благо — всем и везде праздновать ее в один и тот же день. Ибо что может быть прекраснее и благоговейнее, когда праздник, дарующий нам надежды бессмертия, неизменно совершается всеми по одному чину и известным образом? Прежде всего показалось неприличным праздновать тот святейший праздник по обыкновению Иудеев[22], которые, осквернив свои руки беззаконным поступком, как нечистые, справедливо наказаны душевною слепотою. Отвергнув их обыкновение, гораздо лучше будет тем же, более истинным порядком, который мы соблюдали с самого первого дня страстей до настоящего времени, образ этого празднования продолжить и на будущие веки. Итак, пусть не будет у нас ничего общего с враждебным народом иудейским, потому что нам указан Спасителем другой путь — перед нами лежит поприще законное и соответствующее священнейшей нашей вере. Вступая на него единомысленно, возлюбленные братия, отделимся от того постыдного общества, ибо, поистине, странно самохвальство иудеев, будто, независимо от их постановления, мы не можем соблюдать этого. Да и о чем правильно могут мыслить те, которые, совершив оное убийство Господа, сошли с ума и влекутся уже не здравым смыслом, а необузданным стремлением, куда бы ни направляло
Глава 11.
О содержании, какое назначено было для церквей, и о других добродетелях царя
Так писал он епископам, не бывшим на соборе, а тех, которые собрались в числе трехсот восемнадцати, обласкал многими приветствиями и дарами и, приказав приготовить большое число столов, угостил всех их вместе — достойнейших принял за свой стол, а прочих разместил за другими. Заметив же, что у некоторых исторгнуто по правому глазу, и узнав, что это страдание они потерпели за твердость в вере, он прикасался губами к их язвам с полной верой, что извлечет отсюда благословение для своей любви. Потом, по окончании пира, он снова одарил всех и вручил им письма к главным областным начальникам, которым повелевал доставлять в каждом городе готовое содержание лицам, обрекшим себя на всегдашнее девство и вдовство и посвященным на служение Богу, измеряя это содержание более щедростию, чем действительною нуждою. Третья часть такого содержания доставляется им и доныне, потому что, хотя нечестивый Юлиан[24] отнял у них все вообще, но преемник его[25] снова повелел выдавать, сколько теперь выдается, а причиной уменьшения выдачи был тогдашний голод. Если же доставляемое тогда содержание было втрое больше нынешнего, то из этого всякий, кто хочет, легко может узнать, сколь велика была щедрость царя. Несправедливо было бы, думаю, предать забвению и следующее. Какие-то сварливые люди взнесли обвинение на некоторых епископов, и свои доносы подали царю письменно. Царь, пока еще не было восстановлено согласие между епископами, принимал это и, сложив все в одну связку, запечатал своим перстнем и приказал хранить. Но потом, когда мир был утвержден, он принес поданные себе доносы в присутствии епископов и пред ними сжег их, утверждая клятвенно, что не читал ничего тут написанного; не надобно, говорил он, проступки иереев делать общеизвестными, чтобы народ, получив отсюда повод к соблазну, не стал грешить без страха. Сказывают, Константин прибавил к этому и следующее: если бы ему самому случилось быть очевидцем греха, совершаемого епископом, то он покрыл бы беззаконное дело своей порфирой, чтобы взгляд на это не повредил зрителям. Высказав такой урок и воздав такую честь иереям, он повелел каждому отправиться в свою паству. А я, в доказательство бесстыдства ариан, которые не только общих нам отцов презирают, но и от собственных отказываются, хочу внести в свою Историю послание Евсевия Кесарийского о вере, потому что оно содержит в себе живое обличение их безумия. Оказывая ему высокое уважение как своему сообщнику, они прямо противоречат его писаниям. Это послание Евсевий писал к некоторым последователям Ариева учения, которые, кажется, подозревали его в измене. Впрочем написанное лучше покажет цель писателя.
Глава 12.
Послание Евсевия, епископа кесарийского, об изложенной в Никее вере
«О делах созванного в Никее великого собора касательно церковной веры вы, возлюбленные, вероятно, уже от других известились, потому что молва обыкновенно идет впереди подлинного сказания о событиях. Но чтобы истина путем одного слуха не дошла до вас переиначенною, мы сочли необходимым послать к вам, во-первых, предложенную нами формулу веры, а во-вторых, и ту, в которой к нашим выражениям сделаны и обнародованы прибавления. Формула, существовавшая у нас, прочтена в присутствии боголюбивейшего нашего царя, признана хорошею и одобрена. Она следующего содержания: «Изложенная нами вера[26]. Как приняли мы от предшествовавших нам епископов, и при первом оглашении, и при восприятии крещения, как научились из божественных Писаний; как веровали и учили в пресвитерстве и в самом епископстве, так веруем и теперь и представляем нашу веру. Вот она: Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; и в единого Господа Иисуса Христа, Слово Божие, в Бога от Бога, в свет от света, в жизнь от жизни, в Сына единородного, перворожденного всей твари, который прежде всех веков родился от Отца, через которого все произошло, который для нашего спасения воплотился и пожил между человеками, и страдал, и воскрес в третий день и взошел к Отцу, и приидет опять во славе судить живых и мертвых. Верую и во единого Духа Святого[27]. Верую, что каждый из них есть и имеет бытие, что Отец — истинно Отец, Сын — истинно Сын, Дух Святой — истинно Дух Святой. Так и Господь наш, посылая своих учеников на проповедь, сказал: "шедше, научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28, 19). В этом мы утвердились, это мыслим, этого и прежде держались, в этой вере будем стоять и до смерти, анафематствуя всякую безбожную ересь. Что все это восчувствовали мы сердцем и душою, сколько знаем самих себя, что все это чувствуем и теперь и что говорим искренно, в том свидетельствуемся Богом Вседержителем и Господом нашим Иисусом Христом, будучи готовы доказать и убедить вас, что мы так веровали, так проповедовали и во времена прошедшие». По изложении нами этой веры, не оставалось места для противоречий. Напротив, и боголюбивейший царь наш первый засвидетельствовал, что оно верно и, что он сам также мыслит, а потому повелел присоединиться к нему всем, подписать эти догматы и быть в согласии с ними, прибавив только слово «единосущный», которое сам же истолковал, говоря, что единосущие разумеется не в отношении к свойствам тела, что Сын произошел от Отца не через деление или отсечение, ибо и не возможно, чтобы нематериальная, духовная бестелесная природа подлежала какому-либо свойству телесному, но что для выражения этого потребны слова божественные и таинственные. Так любомудрствовал мудрейший и благочестивый царь наш, и епископы, по поводу прибавления слова «единосущный», составили следующую формулу: «Веруем во единого Бога Отца Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; и во единого Господа Иисуса Христа Сына Божия, единородного, от Отца рожденного, то есть из сущности Отца, в Бога от Бога, в свет от света, в Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, единосущного Отцу, через которого все произошло как на небе, так и на земле, который для нас человеков и для нашего спасения сошел, воплотился и вочеловечился, страдал и воскрес в третий день, взошел на небеса и приидет судить живых и мертвых; и в Духа Святого. А говорящих, что было время, когда (Сына) не было, или что Его не было до рождения, или что Он родился из несущего, либо утверждающих, что Сын Божий существует из иной ипостаси или существа, или превратен, или изменяем, святая кафолическая и апостольская церковь анафематствует». И так как эта формула обнародована ими, то выражений: «из сущности Отца» и «единосущного Отцу», как у них сказано, мы не оставляем без исследования. По поводу сих выражений возникали вопросы и ответы, и значение их рассмотрено было внимательно. Именно, слово «из сущности» они признают, как указание на то, что хотя Сын — от Отца, однако ж Он — не часть Отца. Это и по нашему мнению хорошо соглашается со смыслом благочестивого учения, проповедующего, что Сын — от Отца, но не есть как часть Его сущности. Посему этот смысл и мы подтвердили и, следовательно не отвергли слова «единосущие», имея в виду цель сохранить мир и не отпасть от правого образа мыслей. Потому же приняли мы выражение: «рожденного, несотворенного», ибо слово «творить» есть общее название прочих, сотворенных Сыном тварей, с которыми Сын не имеет никакого сходства и, следовательно, сам не есть творение, сходное с теми, которые произведены Им, но есть сущность, превосходнее всякой твари. Эта сущность, по учению Божественного слова, родилась от Отца неизреченным и непостижимым для всякой сотворенной природы образом рождения. С подобным же исследованием рассмотрено и то выражение, что Сын единосущен Отцу, то есть единосущен не по образу тел, и не так, как свойственно смертным животным, ибо это невозможно ни через разделение, ни через отсечение, ни через какое-нибудь свойство, или пременение, или изменение силы Отчей, потому что нерожденная природа Отца чужда всего этого. Единосущие Отцу означает то, что Сын Божий не проявляет никакого сходства с рожденными тварями, но во всех отношениях уподобляется одному Отцу-Родителю, и существует не от иной ипостаси и сущности, но от Отца. Как скоро оно изъяснено было таким образом, мы признали за благо принять его — тем более, что в некоторых древних сочинениях имя «единосущный», знаем, употребляли знаменитые епископы и писатели, когда богословствовали об Отце и Сыне. Но довольно об изложенной вере, в которой все мы согласились не без исследования, но на предложенных основаниях, решенных в присутствии самого боголюбивейшего царя и одобренных по высказанным причинам. После веры достойным принятия сочли мы и обнародованное епископами анафематствование, потому что оно запрещает употреблять слова, которых нет в Писании и от которых почти произошло в церквах все замешательство и волнение. Так как, например, ни в одной богодухновенной книге нет выражений «из не сущего» или «было время, когда (Сына) не было» и других за этими, то и не благоприличным показалось говорить и преподавать их. С этим прекрасным мнением мы и потому согласились, что и прежде сего не имели обыкновения употреблять подобные выражения. Также не неуместным признано предать анафеме и слова: «до рождения Его не было», ибо всеми исповедуется, что Он есть Сын Божий и до рождения своего по плоти. Сам боголюбивейший царь наш доказал от разума, что Сын Божий по Божественному своему рождению существует прежде всех веков, ибо и прежде рождения самым делом Он был у Отца в возможности нерожденно, так что Отец всегда есть Отец, равно как всегда Царь, всегда Спаситель, и в возможности все, всегда одинаков и один и тот же. К этому посланию, возлюбленные, вынудила нас необходимость: наше желание было показать вам осмотрительность нашего исследования и соглашения, то есть, что мы действительно, с самого начала до настоящей минуты, отстаивали свое мнение, пока в формулах веры представлялось нам что-нибудь не так. Когда же, по здравым исследованиям смысла слов оказалось, что эти слова сходны с теми, которые допущены в собственном нашем изложении веры, то мы приняли их без всякого спора, как не представляющие никаких затруднений».
Глава 13.
Обличение ныне богохульствующих ариан из сочинений Евсевия, епископа кесарийского
Итак, Евсевий ясно засвидетельствовал, что слово «единосущный» не ново и не измышлено собравшимися тогда отцами, но из древности от предков перешло к потомкам. Равным образом и о том, что изложенное в Никее учение веры согласно принял весь тогдашний Собор епископов, свидетельствует он как здесь же, так и в другом сочинении, где превозносит похвалами образ действий Константина Великого. Он пишет так: «Сказав это на латинском языке, между тем как некто другой передавал то же на греческом, царь предложил предстоятелям церкви начать свои рассуждения. После сего одни стали обвинять своих ближних, другие — оправдываться и порицать друг друга. Тут представлено было весьма много с той и другой стороны, и еще в самом начале произошел большой спор, но царь терпеливо всех выслушивал и внимательно принимал представления. Разбирая, в частности, сказанное тою и другою стороною, он мало-помалу примирял упорно состязавшихся и кротко беседовал с каждым из них. Говоря на греческом языке, в котором был также не несведущ, он казался как-то усладительным и приятным. Одних убеждая, других усовещивая словом, иных, говоривших хорошо, хваля и каждого склоняя к единомыслию, он наконец согласил понятия и мнения всех касательно спорных предметов, так что вера принята была единогласно и определено одновременное везде совершение спасительного праздника. Затем, общие постановления преданы письмени и утверждены подписью каждого». А немного ниже Евсевий продолжает: «Устроив все таким образом, Константин отпустил всех их домой. Они возвратились с радостию и с того времени держались уже одного образа мыслей, утвержденного согласием царя, так что и разделенные великими пространствами, составляли как бы одно тело. Радуясь такому успешному окончанию дел, царь не присутствовавших на соборе епископов почтил посланиями, как самым зрелым плодом исследований, а народу в деревнях и пригородах повелел раздать нескудное число денег и вместе с тем отпраздновал двадцатилетие своего царствования». Итак, единомышленникам Ария, если они и не почитали делом нечестивым противоречить другим отцам, надлежало, по крайней мере, верить этому, который обыкновенно служит предметом их удивления и который, однако ж, показывает, что то исповедание веры было единодушное. Когда же они восстают и против мнений своих отцов, то должны всячески избегать выдуманного Арием нечестия, узнав постыднейшую и ужаснейшую смерть его. Так как не всем, может быть, известен род его смерти, то я расскажу, как она случилась.
Глава 14.
О смерти Ария, из послания Афанасия
Прожив весьма долго в Александрии, Арий хотел снова величаться в церковных собраниях и распускал слух, будто отказывается от своего нечестия и обещается принять изложенное отцами исповедание веры. Но так как он не мог уверить в этом ни того божественного Александра, ни преемствовавшего ему в предстоятельстве и благочестии Афанасия, то, при содействии Евсевия Никомидийского, опять убежал в Константинополь. А что он здесь затевал и какой получил приговор от праведного Судии, это прекрасно описал великий во всех отношениях Афанасий в послании к Апиону. Отрывок из этого послания помещаю в своей истории. «Я не был тогда в Константинополе, когда он умер, но там был пресвитер Макарий, и от него-то слышал я следующее. По проискам евсевиан, Арий был позван царем Константином. Когда он вошел, царь спросил его: содержит ли он веру кафолической церкви? Тот поклялся, что верует право и подал письменное изложение своей веры, а между тем скрывал вину, за которую отлучен от церкви епископом Александром и прикрывался словами Священного писания. Когда же он поклялся, что не мыслит того, за что Александр отлучил его от церкви, то царь отпустил его, сказав: если вера твоя правая, то ты справедливо поклялся, а как скоро она нечестива и ты поклялся, то Бог с небес будет судить тебя. С этим вышел он от царя, и евсевиане со свойственным им насилием хотели ввести его в церковь. Но константинопольский епископ, блаженной памяти Александр воспротивился их намерению, утверждая, что обличенный в ереси не должен быть принимаем в общение. Наконец, сообщники Ария стали угрожать Александру: «Как независимо от вашей воли сделали мы то, что Арий позван был царем, — говорили они, — так завтра же, хотя это и не по мысли тебе, он будет с нами в сей самой церкви». День, в который это сказано, был субботний. Услышав такие угрозы и чрезвычайно опечалившись, епископ Александр вошел в церковь и, воздев руки к Богу, рыдал, потом повергся на лице в святилище и, лежа ниц, молился. Вместе с ним на молитве был и Макарий и слышал его голос. Просил же он у Бога двух вещей, говоря так: если Арий завтра введен будет в церковь, отпусти меня, раба твоего, и не погуби праведного с нечестивым; если же ты милуешь свою церковь — а я знаю, что милуешь, — воззри на слова евсевиан и не предай в потребление и поношение наследия твоего; возьми прочь Ария, чтобы, когда он войдет в церковь, не показалось, что вошла с ним и ересь, и чтобы, наконец, не стали считать нечестие за благочестие. Помолившись таким образом, епископ вышел из церкви, чрезвычайно озабоченный. И вот случилось чудо ужасное и странное: тогда как сообщники Евсевия продолжали угрозы, а епископ молился, Арий вполне надеялся на покровительство евсевиан и, много величаясь, сел на стул, по требованию чрева[28]. Тут, по Писанию, «внезапно ниц быв, он разседеся посреди» (Деян. 1, 18), и «пал, изшед» (Деян. 5, 5), через что лишился того и другого — и общения, и жизни. Таков был конец Ария! Сильно пристыженные этим, сообщники Евсевия погребли своего единомышленника, а блаженной памяти Александр, при такой радости церкви, составил праздник в благочестии и православии, моля и торжественно прославляя Бога со всею братией, — не потому, что будто он радовался смерти, — нет, ибо «каждому человеку лежит единому умрети» (Евр. 9, 27), но потому, что этот суд Божий победил все суды человеческие; ибо сам Господь, рассудив между угрозами сообщников Евсевия и молитвою Александра, осудил ересь арианскую, показал ее недостойною церковного общения и тем обнаружил пред всеми, что она, хотя и нашла себе одобрение и покровительство у царя и у всех людей, осуждена, однако ж, самою истиною. Такие класы пожал Арий от злых своих семян! Еще здесь увидел он преддверие будущих мучений и обличил свое нечестие самым своим наказанием». Но я обращаюсь к повествованию о благочестии царя. Он ко всем подданным Рима отправил послания, в которых убеждал их удаляться прежнего заблуждения и принять учение нашего Спасителя, через что привлекал всех к этой истине. Епископов же каждого города побуждал к созиданию церквей, поощряя их к тому не посланиями только, но и щедрыми денежными пожертвованиями и доставкой всего необходимого для производства работ. Это видно из самых его посланий, которые читаются так.
Глава 15.
Послание царя Константина о созидании церквей
Победитель Константин Великий, Август — Евсевию[29]. «Так как злая воля и тиранство преследовали слуг Христа Спасителя даже до настоящего времени, то я верно и твердо убежден, возлюбленный брат, что все церковные здания либо от нерадения разрушились, либо от страха грозной несправедливости содержатся в неприличном виде. Ныне же, когда свобода возвращена и тот змей провидением великого Бога и нашим служением удален от управления государством, я думаю, для всех сделалась явною божественная сила, и, следовательно, павшие по страху, неверию либо по каким-нибудь прегрешениям, узнав истинного Бога, обратятся к истинному и правильному образу жизни. Поэтому и сам ты, как предстоятель церквей, знай, и другим местным предстоятелям-епископам, пресвитерам и диаконам напомни, чтобы они усердно занимались созиданием церквей, либо исправляя, какие есть, либо распространяя их, либо, по требованию нужды, построяя новые. В чем же встретится надобность, того испрашивай и для себя, и через тебя пусть испрашивают другие от правителей и областного начальства, ибо им предписано с совершенным усердием исполнять все, что будет сказано твоим преподобием. Бог да сохранит тебя, возлюбленный брат». Так писал он о созидании церквей к епископу каждой епархии. А что написано им Евсевию Палестинскому о приготовлении свитков священных книг, о том легко узнать из самого послания.
Глава 16.
Его же другое послание о приготовлении свитков божественных Писаний
Победитель Константин Великий, Август — Евсевию.
«В соименном нам городе, по промышлению Спасителя Бога, к святейшей церкви вновь присоединилось весьма много людей, так что, с быстрым приращением всего, оказывается весьма приличным и умножение здесь церквей. Итак, прими со всею готовностию наше решение. Нам показалось приличным объявить твоему благоразумию, чтобы ты приказал опытным и отлично знающим свое искусство писцам написать на выделанном пергаменте пятьдесят томов, удобных для чтения и легко переносимых для употребления. В этих томах должно содержаться божественное Писание, которое, сам знаешь, особенно нужно иметь и употреблять в церкви. Для сего от нашей кротости послана грамота к правителю округа, чтобы он озаботился доставкою тебе всего нужного для их приготовления. Наискорейшее же приготовление их будет зависеть от твоего попечения. Для перевозки написанных томов это письмо наше дает тебе право взять две общественные подводы, на которых особенно хорошо написанные свитки легко будет тебе доставить и ко мне. Такое дело исполнит один из диаконов твоей церкви и, по прибытии к нам, испытает наше человеколюбие. Бог да сохранит тебя, возлюбленный брат!» И этого достаточно уже для того, чтобы засвидетельствовать или, лучше, ясно показать, как всеславный царь все свое усердие обращал к предметам божественным. Но к сказанному я прибавляю и то, что сделано им для спасительного гроба. Узнав, что безумные и неистовые почитатели идолов засыпали гроб Господень и через то старались предать забвению память нашего спасения и наверху его построили капище демону невоздержания, посмеиваясь рождеству Девы, царь сперва повелел разрушить это постыдное здание, а землю, оскверненную нечистыми жертвами, вынести и бросить как можно далее за город, потом приказал построить величайший и прекраснейший храм. Но это яснее видно в самом послании, которое писал он предстоятелю той церкви. Предстоятелем ее тогда был вышеупомянутый Макарий, который присутствовал на том великом соборе и вместе с прочими подвизался против богохульства Ариева. Послание царя таково:
Глава 17.
Его же послание к иерусалимскому епископу Макарию о построении храма Божия
Победитель Константин Великий — Макарию.
«Благость Спасителя нашего столь велика, что, кажется, никакое слово недостаточно для достойного описания настоящего чуда. Знамение святейших страстей, скрывавшееся так долго под землею и остававшееся в неизвестности в продолжение целых веков, наконец, через низложение общего врага, воссияло для освободившихся от него рабов Господних и поистине служит предметом выше всякого удивления. Если бы теперь со всего света собрались в одно место все так называемые мудрецы и захотели сказать что-либо достойное события, то не могли бы и кратко очертать его. Вера в это чудо во столько выше всякой природы, вмещающей в себе человеческий смысл, во сколько небесное превосходнее человеческого. Посему первая и единственная цель моя всегда та, чтобы вера в истину ежедневно подтверждалась новыми чудесами и чтобы таким образом наши души со всяким смиренномудрием и единомыслием ревновали о сохранении святого закона. Я хочу убедить тебя особенно в деле, очевидном для всякого, т.е. что у меня более всего заботы, как бы святое место, по воле Божией очищенное мною от постыдных принадлежностей капища, будто от какой тяжести, — то место, которое, по суду Божию, было с самого начала святым, а когда вера в спасительные страдания озарилась через него новым светом, сделалось еще священнее, — как бы это место украсить превосходными зданиями. Поэтому твоя прозорливость должна так распорядиться и о всем необходимом иметь такое попечение, чтобы не только самый храм был великолепнее всех храмов, где-либо существующих, но чтобы и другие при нем здания были гораздо превосходнее самых прекрасных по городам строений. Что касается до возведения и изящной отделки стен, то знай, что заботу об этом мы возложили на одного из отличнейших областных правителей, друга нашего Дракилиана, и на правителя вашей провинции. По требованию моего благочестия приказано, чтобы их попечением немедленно доставляемы были тебе и художники, и ремесленники, и все, по усмотрению твоей прозорливости, необходимое для постройки. Что же касается до колонн и мрамора, то, какие признаешь ты драгоценнейшими и полезнейшими, — сам рассмотри обстоятельно и постарайся написать ко мне, чтобы, узнав из твоего письма, сколько каких требуется материалов, я мог отовсюду доставить их, ибо самое дивное место в мире должно быть и украшено, как следует. Сверх того хочу знать, какой нравится тебе свод храма — мозаический или отделанный иначе. Если мозаический, то прочее в нем можно будет украсить и золотом. Твое преподобие имеет в самом скором времени известить вышеупомянутых судей, сколько требуется ремесленников, художников и издержек. Постарайся также немедленно донести мне не только о мраморе и колоннах, но и о мозаике, какую признаешь лучшею. Да сохранит тебя Бог, возлюбленный брат!»
Глава 18.
О Елене, матери царя Константина, и ее усердии в построении храма Божия
Это послание доставлено (епископу) не кем-нибудь иным, а самою матерью царя[30], тою матерью прекрасного сына, которую прославляют все благочестивые. Она-то, водительница этого света и питательница его благочестия, взяла на себя труды путешествия, презрела немощь старости, ибо совершала этот путь незадолго до своей смерти, а умерла восьмидесяти лет. Увидев место, принявшее спасительные для всего мира страдания, она тотчас повелела разрушить упомянутое постыдное капище и вывезти сор. Когда же открылась скрывавшаяся до того времени гробница, то явились три креста, зарытые при гробе Господнем. Тут все несомненно уверились, что один из них был крест Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, а прочие кресты распятых с Ним разбойников, но никто не знал, который именно прикасался к телу Господню и принял капли драгоценной его крови. В этом случае мудрейший оный и поистине божественный Макарий, предстоятель города, разрешил это недоумение следующим образом. Одна знаменитая женщина одержима была продолжительною болезнию. Возлагая на нее с молитвой и благоговением каждый из этих крестов, он узнал силу креста Спасителя, который, лишь только коснулся той жены, тотчас исцелил тяжкую ее болезнь и возвратил ей прежнее здоровье. Таким образом мать царя достигла того, что составляло предмет пламенных ее желаний. Что же касается до гвоздей, то некоторые она вбила в шлем царя, заботясь о голове своего сына, чтобы от нее отражались неприятельские стрелы, другие вковала в узду его коня, имея в виду и безопасность царя, и исполнение древнего пророчества, ибо задолго до того времени взывал пророк Захария: «и будет еже во узде коня свято Господу Вседержителю» (Зах. 14, 20). От креста же Спасителя небольшую часть положила она во дворце царском, а все остальное, вложив в серебряный, сделанный по ее приказанию ковчег, отдала епископу города, заповедав ему хранить для грядущих поколений памятник нашего спасения. Затем, доставив художникам из всех мест разного рода материалы, она построила те обширнейшие и великолепнейшие храмы. Описывать красоту и величие их я считаю совершенно излишним, потому что туда стекаются, можно сказать, все боголюбивые и богатство зданий видят сами. Вот и еще достопамятное деяние этой всеславной и дивной царицы: собрав всех дев, посвятивших себя Богу на целую жизнь, и, посадив их за столы, она сама отправляла при них должность служанки, прислуживала им, подавала кушанье и стаканы, наливала вино, держала умывальницу над тазом и поливала воду на их руки. Совершив такие и тому подобные дела, она возвратилась к своему сыну. Потом, преподав ему много наставлений касательно благочестивой жизни и излив на него последние благословения, мирно преставилась в другую жизнь. По смерти же получила ту честь, какую надлежало получить столь усердно и столь пламенно служившей Богу всяческих. Между тем сообщники Ария не забывали злых своих намерений.