Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв.

Борисов Николай Сергеевич

На соборах 1547 и 1549 гг. были окончательно установлены необходимые предпосылки канонизации того или иного претендента: наличие жития и цер­ковного песнопения («канона») в его честь, достовер­ные свидетельства «чудес», совершенных кандидатом в святые, и, наконец, нетленность мощей. Последнее требование доставило особенно много хлопот жела­ющим иметь собственного святого. За исключением редких случаев естественной мумификации трупа, все остальные «нетленные мощи» на поверку оказывались более или менее ловкой подделкой.

В первой половине 1551 г. в Москве состоялся церковно-земский собор, в ходе которого высшее ду­ховенство во главе с Макарием вынуждено было дать ответы на целый ряд вопросов, поставленных Иваном IV. Содержание вопросов, как и сама идея созыва собора, было подсказано молодому царю его ближайшими советниками из числа нестяжателей. Виднейшим среди них был царский духовник благо­вещенский протопоп Сильвестр.

Вопросы царя «Стоглавому» собору ярко рисуют многие темные стороны тогдашней церковной жизни, указывают на наиболее распространенные пороки черного и белого духовенства.

Приводим этот любо­пытный диалог царя с высшим духовенством в изло­жении известного русского историка прошлого сто­летия С. М. Соловьева [102] .

102

Соловьев С.М. Указ. соч. С. 76—77.

«В 1551 г. на церковном соборе царь подал свя­тителям следующий список беспорядкам, для прекра­щения которых требовал их содействия: чтобы по церквам звонили и пели по уставу, чтобы поставле­ны были старосты поповские над всеми священни­ками; при отдаче антиминсов [103] продажа делается большая; иконы пишутся неприлично; чтобы при даче венечных знамен [104] не было великой продажи христианству; божественные книги писцы пишут с неправильных переводов и, написав, не исправляют же; ученики учатся грамоте небрежно; у владык бо­яре, дьяки, тиуны, десятинники и недельщики [105] судят и управу чинят не прямо, а волочат и продают с ябедниками [106] вместе, а десятинники попов по селам продают без милости, дела сочиняют с ябед­никами, а женки и девки, с судьею по заговору, чер­нецов, попов и мирян обвиняют ложно в насилиях и позоре; в монастырях некоторые постригаются для покоя телесного, чтобы всегда бражничать; архи­мандриты и игумены некоторые службы божия, тра­пезы и братства не знают, покоят себя в келье с гостями, племянников своих помещают в монастыри и довольствуют их всем монастырским, также и по селам, в кельи женки и девки приходят, ребята мо­лодые по всем кельям живут, а братия бедная алчут и жаждут и ничем не упокоены; все богатство мона­стырское держат власти с своими родственниками,

103

Антиминс — дословно «вместопрестолие». Небольшой пря­моугольный покров на престол в алтаре. Каждый новый пре­стол должен был освящать местный епископ. Однако вместо этого обычно покупался антиминс, освященный архиереем. Продажа антиминсов — одна из статей дохода епископских ка­федр.

104

Венечные знамена — своего рода «свидетельства о бра­ке», регистрационные документы архиерейской канцелярии.

105

Бояре, дьяки, тиуны, десятинники (десятильники), не­дельщики— светские чиновники архиерейского управления. В их обязанности входил сбор налогов с духовенства и суд над «церковными людьми».

106

Ябедник — здесь: доносчик.

боярами, гостями, приятелями и друзьями; монахи и монахини по миру бродят, монахини живут в мир­ских просвирнях [107] , монахи у мирских церквей в попах живут; просвирни над просвирами приговаривают. Милостыню и корм годовой, хлеб, соль, деньги и одеж­ду по богадельным избам во всех городах дают из царской казны, христолюбцы также милостыню по­дают; но в богадельные избы вкупаются у прикащиков мужики с женами, а прямые нищие, больные и увечные без призору по миру ходят; монахи, монахи­ни, попы и миряне, мужчины и женщины с образами ходят и собирают на церковное строение: иноземцы этому дивятся. Надобно подумать, должны ли быть несудимые грамоты? В монастыри отдаются имения, а строения в монастырях никакого не прибыло и ста­рое опустело: кто этим корыстуется? Надобно ре­шить, прилично ли монастырям отдавать деньги в рост? Монахи и попы пьянствуют; вдовые попы со­блазняют своим поведением, остаются при церквах и исправляют все требы, только обеден не служат; старец на лесу келью поставит или церковь срубит, да пойдет по миру с иконою просить на сооружение, у царя земли и руги просит, а что соберет, то пропь­ет; должно избирать игуменов и священников достой­ных. В церквах стоят в тафьях и шапках с палками, говор и ропот и всякое прекословие и беседы и срам­ные слова; попы и дьяконы пьют бесчинно, церков­ные причетники всегда пьяны, без страху стоят и бранятся; попы в церквах дерутся между собою и в монастырях тоже; попы и дьяконы без риз служат; пономари и дьяки двоеженцы и троеженцы в алтари входят и святыни касаются. Головы и бороды бреют и платье иноверных земель носят; крестное знамение кладут не по существу; бранятся скаредными слова­ми: и у иноверцев такое бесчиние не творится; кля­нутся именем божиим во лжу; ружные попы не испол­няют своих обязанностей. Продают давленину. Хри­стиане приносят в церковь кутью, канун, на Велик день пасху, сыры, яйца, рыбы печеные, в иные дни калачи, пироги, блины, караваи и всякие овощи: в Новгороде и Пскове для этого устроен кутейник во всякой церкви, в Москве же все это вносится в жерт­венник и в алтарь; в монастырях монахи и монахини и миряне живут

вместе. Надобно заняться выкупом пленных из бусурманских рук».

107

Просвирня — помещение при церкви, где приготовлялись просфоры (просвиры): небольшие круглые хлебцы, которые в ходе литургии «пресуществлялись» в «тело Христово». Выпеч­кой просфор занимались женщины преклонного возраста и «бес­порочного поведения», жившие при церкви.

Царские вопросы и ответы собора были записаны и оформлены в виде обширного сборника, впоследст­вии получившего название «Стоглав» (т. е. «состоя­щий из 100 глав»). Копии его рассылались по всей России, служили своего рода инструкцией для чер­ного и белого духовенства вплоть до 60-х годов XVII в., когда некоторые положения «Стоглава» ока­зались противоположны церковной реформе Никона и потому весь памятник был предан забвению.

Собор 1551 г. во многом напоминал собор 1503 г. Как и полвека назад, глава феодального государства поставил перед церковным руководством вопрос о законности монастырского землевладения. Однако, как некогда его дед Иван III, молодой царь и его советники из числа немногих уцелевших к этому времени нестяжателей натолкнулись на дружное не­годование иосифлянского большинства собора. В от­вете царю иерархи выразились весьма решительно: «Аще ли кто, забыв страх божий и заповеди святых отцов, дерзнет таковое сотворити (отнять у монасты­рей их вотчины. — Н. Б.) ... да будут отлучены от церкви» [108] .

108

Российское законодательство X—XX веков. Т. 2. С. 352.

Потерпев неудачу в главном вопросе, царь все же заставил Макария и его окружение пойти на не­которые уступки. Уже после завершения работы со­бора было объявлено, «что впредь архиепископам и епископам и монастырям вотчин без царева ... ведома и без докладу не покупати ни у кого. А князьям и детям боярским и всяким людям вотчин без докладу им не продавать. А кто купит, или кто продаст вотчину без докладу, и у тех, кто купит, денги пропали, а у продавца — вотчина. А взяти вотчину на государя и великого князя безде­нежно» [109] .

109

Там же. С. 376.

Столкновение с царем по вопросу о монастырских вотчинах не сказалось на положении Макария. На­против, царь вскоре выдает на расправу иосифлянам последних нестяжателей. В 1554 г. их предводитель, игумен Троице-Сергиева монастыря Артемий, был сослан в Соловки.

Расправа с Артемием — яркий пример того, ка­кими средствами стоявшие у власти иосифляне, в том числе и митрополит Макарий, расправлялись со сво­ими противниками из среды черного духовенства. Московский вольнодумец Матвей Башкин, оказав­шись под следствием по подозрению в ереси, назвал Артемия в числе своих единомышленников. На очной ставке Артемий отверг показания Башкина. Тогда сыскан был новый свидетель—бывший ферапонтов-ский игумен Нектарий. Он обвинил Артемия в тер­пимости к новгородским еретикам, в сочувствии к «латыни» и «немецкой вере», а также в критике пи­саний Иосифа Волоцкого. Нашлись и еще свидетели против Артемия. Впрочем, некоторые из них в ходе процесса отказались от своих показаний. Главным обвинителем и одновременно судьей выступал сам митрополит Макарий.

Старый нестяжатель на суде держался твердо и с достоинством. Когда стало ясно, что Макарий и возглавляемый им собор намерены осудить Артемия на смерть, в дело вмешался Иван IV. Памятуя о дав­них симпатиях московских государей к нестяжате­лям, царь велел сохранить ему жизнь. Артемий был приговорен к ссылке в Соловецкий монастырь, где должен был содержаться в одиночной, «молчательной келье». Ему было запрещено говорить и писать, по­лучать письма и посылки. Особый монах-надзиратель постоянно следил за тем, чем он занимается в своем «узилище». Лишь сам игумен имел право беседовать с Артемием, склоняя его к раскаянию. Впрочем, по счастью для Артемия, игуменом этим был знаменитый Филипп Колычев. Человек твердый и независимый, Филипп, по-видимому, проникся сочувствием к Арте­мию. Известно, что узник «молчательной кельи» вско­ре бежал из монастыря, переправился на материк и ушел за рубеж, в Литву. Побег из Соловков, техни­чески крайне сложный, был возможен лишь при явном попустительстве со стороны монастырских властей.

По кончине Макария его место занял «старец» Чудова монастыря Афанасий, в прошлом — царский духовник. Он уже в начале 50-х годов был приближен ко двору, сопровождал Ивана IV в походе на Казань. В 1554 г. Афанасий крестил царевича Ивана. Есть свидетельства его близости с митрополитом Макарием.

24 февраля 1564 г. высшие церковные иерархи совместно с царем избрали Афанасия митрополитом, а 5 марта состоялось его торжественное возведение на кафедру. В знак благоволения царь выдал Афа­насию грамоту, в которой подтверждался податный и судебный иммунитет митрополичьих вотчин.

Несмотря на осторожность и большой опыт обще­ния с царем, пребывание Афанасия на митрополичьей кафедре оказалось недолгим. Следуя давней привыч­ке московских митрополитов, он пытался влиять на выработку политической линии правительства, при­нимал участие в придворной борьбе. Вместе с бояра­ми митрополит весной 1564 г. потребовал от царя прекратить расправы с «изменниками». Не ожидав­ший столь энергичных протестов, Иван IV на время затих. Между тем в его голове уже зрел грандиоз­ный замысел создания опричнины.