Цейтнот
Шрифт:
Копырин раскурил новую сигарету.
– А если не расколется?
– спросил участливо.
– Что тогда?
– А ничего, тогда сами найдем.
– Ямщиков наклонился к собеседнику, словно кто-то мог их подслушать в пустой квартире.
– Вы о краткоживущих ионах холодного спектра излучения слышали?
– Вроде что-то припоминаю из школьной программы, - неуверенно сказал Копырин.
– Что-то радиоактивное?
– Оно самое, - подтвердил его догадку Ямщиков, - изотоп солей натрия и таллия. Я сам это тоже смутно представляю, по физике выше тройки не имел. Но главное, гамма-лучи улавливаются специальным прибором на расстоянии до пятисот метров, в зависимости от
– Так ведь опасно, - возмутился Копырин, - могут посторонние люди облучиться.
– Никакого риска, - заявил Ямщиков.
– Это альфа-лучи опасны, а гамма ерунда. Конечно, если это колье в кармане брюк недельки три потаскать, последствия будут. Хе-хе...
Копырин тоже хихикнул за компанию, хотя было видно, что ему такие методы борьбы с преступностью нравятся не очень.
– Надеюсь, вы не у меня на кухне этот натрий втирали?
– спросил он с подозрением.
– Нет, не пугайтесь, у себя в машине, - постарался успокоить его Ямщиков.
– Там такой специальный контейнер из свинца с переходным отсеком. Через отсек нужный предмет запускается внутрь, потом извлекается через минут двадцать и - все, полный порядок. Гарантия полгода. Потом излучение полностью прекращается. Причем, что ценно, хотя гамма-излучение постоянно падает, никакой дезактивации не поддается. Само вещество заряжается и испускает ионы. В атомном веке живем, надо привыкать.
– Знаете, как-то не хочется привыкать к таким штукам, - Копырин поежился, передернул плечами.
– Контейнер-то хоть надежный? А то устроите маленький Чернобыль.
– Три сантиметра свинца. Счетчик Гейгера совершенно не реагирует, важно сказал Ямщиков.
– А стоит только обработанный предмет вынуть - сразу, как пулемет, трещит. Да ерунда все это, у нас в городе радиационный фон и так на грани допустимо, и ничего, живем, даже размножаемся. Уже полтора миллиона население и продолжает прибывать.
– Ямщиков усмехнулся, повел лопатками род курткой.
– Эх, денек тяжелый выдался. Семь потов сошло, аж спина чешется, как у шелудивого пса.
– Что уж вы так о себе? Простите, до сих пор вашего имени и отчества не знаю.
– Василий Петрович, - не стал скрывать Ямщиков свои данные.
– Или просто Петрович.
– И добавил мечтательно: - В баньку сейчас рвану.
– Где ж вы сейчас баньку найдете?
– недоверчиво покачал головой Копырин.
– А вот знаю одно местечко, могу рассекретить. Вы как, парную уважаете?
– Уважаю, Василь Петрович. И русскую, и сауну.
– Так вот, - Ямщиков понизил голос, словно опасался, что кто-то подслушает его секрет, - в тепловозном депо круглосуточно работает шикарная баня. Меня туда пускают. Могу и вас устроить. Может, составите компанию? Время ещё детское, часу ночи нет. Вот только веника нет. Придется у мужиков охвостки выпрашивать.
– Ну, веник не проблема.
– Копырин размял новую сигарету.
– У меня на антресолях целый склад веников.
– Да вы что!
– Ямщиков так и подпрыгнул.
– Прямо на антресолях? Целый склад? Венички березовы!
– Ладно уж, Василий Петрович, - рассмеялся Копырин, - понимаю родную душу и без таких намеков. Сейчас достану. А вот временем не располагаю. Да и желания, честно говоря, нет. Вы уж там за меня попарьтесь.
– Это можно, - легко согласился Ямщиков.
– В полное
Он благоговейно принял приплюснутый веник, жестяно задребезжавший сухой листвой. Закрыв глаза, втянул ноздрями воздух.
– Эх, букет цветущих прерий! Спасибо, Игорь Сергеевич, преогромнейшее!
– Не стоит благодарности, какие пустяки.
Ямщиков остановился у дверей. Лицо его уже не было веселым. Оно сделалось печальным и усталым. И тихим усталым голосом он сказал:
– А этих мы разыщем, из-под земли выроем, будьте спокойны.
Он вышел из подъезда, обогнул дом. Такси ждало в переулке. Сквозь темные стекла рдел огонек чьей-то сигареты. Ямщиков распахнул дверцу.
– Ага, дождались таки! А накурили! Хоть окорока копти.
– Он протянул внутрь веник.
– Видали, каким лаврами венчает народ своих героев.
Рогожкин взял сухо зашуршавший пучок березовых веток. Спросил с усмешкой:
– Небось, последнюю метелку у дворника разбомбил, герой?
– Герой, не герой, а медаль за сегодняшнее вполне заработал, самодовольно отозвался Ямщиков.
– Так что заслуживаю всестороннего уважения.
Он с кряхтеньем втиснулся на заднее сиденье, почти целиком занятое Женей Лестовкиным и его радиоаппаратурой. Капитан развернулся на переднем сиденье, протянул веник и сказал:
– Тогда заполучи свою лаврушку, уважаемый. Кстати, не ты один сегодня медаль заработал.
– Один, медаль - один, - не согласился Ямщиков.
– Вам, товарищ капитан, орден положен в соответствии со званием и должностью. да и стреляли вы метко.
– А мне?
– подал голос водитель.
– Мне что-нибудь положено?
– А ты, Володя, что у нас делал?
– спросил Ямщиков с самой невинной интонацией.
– Варежку в рот пихал.
– А-а, - разочарованно протянул Ямщиков, - тогда тебе двойной продовольственный паек выдадут. Вот если бы ты его за грудки подержал.
– А я держал. Второй-то рукой. Забыли?
Ямщиков аккуратно уложил веник к заднему стеклу, потрепал шофера по плечу:
– Тогда - порядок. Без значка на груди не останешься. Кстати, известно ли вам, джентльмены, что знак "Отличный сантехник" имеет три степени: золотой, серебряный и бронзовый унитазы?
Никто не засмеялся. А Женя Лестовкин вдруг встрепенулся:
– Э, мужики, а что случилось-то? Я там в эфире помехи гонял, а у вас что-то было?
* * *
Ямщиков спал сидя за служебным столом, нежно обняв сухой березовый веник и положив на него щеку. Затылок его грела включенная настольная лампа. Рядом на столе стояла пол-литровая фаянсовая пиала, украшенная в стиле владельца. Ее глянцевые борта расцвечивали уже изрядно залапанные этикетки "жигулевского", цейлонского чая и корвалола. Еще там была покрытая толстым слоем прозрачного лака розовая наклейка с английским текстом. Однажды появился таки человек, сумевший с ходу перевести эту надпись: "Не бросайте окурки в писсуар, пожалуйста!"
Рогожкин убрал в шкаф свою меховую куртку, включил электрочайник и положил перед уютно посапывающим оперуполномоченным пару бутербродов с колбасой. Заглянул в пиалу - на три пальца влажной кофейной гущи. Покачал головой.
– Думаешь, поверю, что спишь? Чайник ещё не остыл и гуща в чашке не схватилась.
Ямщиков поднял голову, отлепил от щеки березовый листок.
– Не для тебя спал, для более высокого начальства.
– Хотел изобразить служебное рвение?
– усмехнулся Рогожкин.
– Ну, брат, слишком ты гладко выбрит, и глаза недостаточно красные.