Цезарь (др. перевод)
Шрифт:
На что Цицерон ответил каламбуром, который мы постараемся сделать понятным для вас.
«Царь» по-латыни будет rex. Сестру Клодия взял в жены Марций Rex; Марций Рекс был необычайно богат; Клодий был любовником своей сестры; оказывая влияние на сестру, он надеялся быть включенным в завещание своего зятя, но его надежды не оправдались.
– Царь, царь, – ответил Цицерон, – конечно! ты обижен на него, на Царя, за то что он позабыл тебя в своем завещании, а ты уже пожрал половину наследства!
– А ты, – поспешил
Цицерон действительно только что купил у Красса дом за три миллиона пятьсот тысяч сестерциев.
Вот его письмо к Сестию, проквестору:
«Пожелав мне некоторое время назад удачи в покупке дома у Красса, вы заставили меня решиться; поскольку вскоре после ваших поздравлений я купил его за три миллиона пятьсот тысяч сестерциев; и теперь я настолько опутан долгами, что охотно вступил бы в заговор, если бы меня приняли!» [39]
39
Письма к близким, V, 6, 2 = C.U.F. XVI.
– Купил? – вскинулся Цицерон, когда Клодий заговорил о покупке. – Речь, как мне кажется, идет о судьях, а не о каких-то там домах!
– Я понимаю, что ты обижен на судей: ты уверял их, что я был в Риме в день праздника в честь Доброй Богини, но они не захотели поверить твоим словам.
– Ты ошибаешься, Клодий; двадцать пять, напротив, мне поверили. А вот тебе тридцать один не захотели поверить, раз они потребовали заплатить им вперед.
После этого ответа громкие крики и свист заставили Клодия умолкнуть.
Все это, конечно, несколько не по-парламентски, как сказали бы в наши дни; но то ли мы еще видели и слышали!
С этой минуты, как вы понимаете, Цицерон и Клодий объявили друг другу войну. В дальнейшем мы увидим, как эта война приведет к изгнанию Цицерона и смерти Клодия.
А тем временем, что было первоочередной заботой Клодия? – Отомстить за все оскорбления Цицерону, чьи слова, которые повторяли от сената до Марсова поля, легли на него клеймом.
Цицерон страдал обычным недугом острословов: он не мог сдерживать свое остроумие в себе; этот демон неизменно прорывался наружу, даже в ущерб его друзьям, родственникам, союзникам.
– Кто это привязал моего зятя к этому мечу? – сказал он, увидев мужа своей дочери, который нес на боку меч почти такого же размера, как и он сам.
У сына Суллы дела шли неважно; он распродавал свое имущество, и вывесил его список. [40]
– Списки сына мне нравятся больше, чем списки отца, – говорил Цицерон.
Его собрат Ватиний страдал золотухой; однажды, когда он выступал в суде защитником, и Цицерон выслушал его речь:
– Что вы думаете о Ватинии? – спросили его.
40
Начиная отсюда Дюма использует большинство острот Цицерона, которые Плутарх перечисляет в главах XXXII–XXXV своей Жизни Цицерона.
– Я нахожу, что оратор слишком надут, – ответил Цицерон.
Цезарь предложил раздел Кампании: это вызвало большое возмущение среди сенаторов.
– Пока я жив, этого раздела не случится, – сказал Луций Геллий, которому было восемьдесят лет.
– Цезарь подождет, – сказал Цицерон, – Геллий не просит большой отсрочки.
– Своим свидетельством ты погубил больше граждан, чем спас своим красноречием, – сказал ему Метелл Непот.
– Возможно, ответил Цицерон; это доказывает, что у меня больше честности, чем таланта.
– Я засыплю тебя оскорблениями, пригрозил ему юноша, которого обвинили в том, что он отравил своего отца, дав ему яд с выпечкой.
– Пусть, – ответил Цицерон, – я охотнее приму от тебя брань, чем лепешку.
В ходе одного судебного разбирательства он вызвал в качестве свидетеля Публия Косту, который, не понимая ни слова в законодательстве, желал слыть знающим юрисконсультом.
Когда ему стали задавать вопросы, Публий сказал, что ничего не знает.
– Вот как! – сказал Цицерон; – ты, верно, думаешь, что тебя спрашивают о праве и законах!
Метелл Непот был излюбленной мишенью для его нападок.
– Скажи, кто твой отец? – спросил его однажды тот, надеясь задеть его намеком на его низкое происхождение.
– Твоя мать, мой бедный Метелл, – ответил Цицерон, – твоя мать сделала для тебя ответ на этот вопрос более сложным, чем для меня!
Тот же Метелл, которого изобличили в том, что он был нечист на руку в денежных делах, устроил своему воспитателю Филагру пышные похороны и установил на его могиле каменного ворона.
Цицерон повстречался с ним:
– Ты мудро поступил, сказал ему оратор, поместив на могилу твоего учителя ворона.
– Почему ты так считаешь?
– Потому что он скорее научил тебя летать [41] , чем говорить.
– Мой друг, которого я защищаю, – говорил Марк Аппий, – просил меня употребить в его защиту все мое усердие, рассудительность и преданность.
– И ты был настолько бесчувствен, – перебил его Цицерон, – что ничего этого не сделал для друга?
41
Во французском языке глаголы «летать» и «воровать» звучат одинаково. – Прим. перев.
В то время, когда Цицерон домогался консулата, обязанности цензора исполнял Луций Котта. Луций Котта был закоренелый пьяница.
Посреди речи, обращенной к народу, Цицерон попросил попить. Его друзья, пользуясь случаем, обступили его, чтобы поздравить.
– Правильно, друзья мои, – сказал он, – сомкнитесь вокруг меня поплотнее, чтобы наш цензор не увидел, что я пью воду: он мне этого не простит.
Марк Геллий, про которого говорили, что его родители были рабами, как-то явился в сенат и зачитал там письма сильным и звонким голосом.