Цезарь
Шрифт:
Цезарь с тремя или четырьмя сотнями своих солдат поднялся на несколько оставшихся у него галер, вышел из гавани и сам направился прямо к своему флоту, который находился в двух или трех лье от Александрии.
Прибыв в Херсонес, он высадил несколько своих солдат, чтобы они добыли воду; но неприятельская конница схватила двух или трех человек, которые отделились от остальных, чтобы заняться грабежом, и узнала от этих людей, что на галерах находится сам Цезарь.
Через несколько мгновений Ганимед был извещен об этом. Он немедленно посадил две или
Цезарь был совершенно не склонен принимать бой, по двум причинам: первая, это что через два часа должно было стемнеть, и тогда преимущество было бы у неприятеля, который знал побережье лучше, чем он; вторая, это что его солдаты, которые сражались главным образом для того, чтобы он их заметил, неизбежно должны были в темноте сражаться хуже.
Так что как только он увидел направляющиеся к нему вражеские корабли, он сразу причалил к берегу. Но случилось так, что одна галера с Родоса не смогла поспеть за ним, и оказалась в окружении четырех вражеских судов, которым, к тому же, помогали несколько лодок.
Цезарь был в безопасности, и мог бы предоставить галере возможность выпутываться из этого положения самой; но, как известно, он не был человеком, привыкшим к такого рода осторожности: он направил свой корабль прямо на попавшую в беду галеру и приказал гребцам приналечь на весла.
После примерно часового сражения, в котором Цезарь не щадил себя и бился, как простой матрос, он захватил одну галеру с четырьмя рядами гребцов, еще одну потопил и вывел третью из строя; остальные, напуганные, бежали очертя голову.
Цезарь воспользовался их паникой, отбуксировал грузовые корабли своими галерами, которые двигались на веслах против ветра, и вернулся вместе с ними в гавань. Такого рода стычки повторялись каждый день с переменным успехом. То Цезарь бил египтян, то египтяне били его.
Однажды его галера подверглась такому натиску, и его так засыпали стрелами, поскольку каждый враг целился в его пурпурный плащ, что он был вынужден сорвать его с себя, броситься в море и проплыть расстояние более чем в триста шагов, загребая только одной рукой и держа вторую над водой, чтобы не замочить зажатые в ней бумаги.
Его пурпурная одежда, трофей дня, попал в руки египтян.
Все это происходило на глазах у Клеопатры: подобно тем рыцарям Средневековья, которые ломали копья ради прекрасных глаз своих дам, Цезарь устроил своего рода турнир в безумной и вероломной Александрии, городе легкомысленном, как Афины, и суеверном, как Мемфис. Между тем к Цезарю явилась депутация от неприятеля.
Египтяне пришли сказать ему, что с них довольно правления Арсинои, которая всего лишь ребенок, и Ганимеда, который всего лишь вольноотпущенник; и что, соответственно, если он пожелает вернуть им Птолемея, они обсудят с ним свои интересы и, возможно, первыми предложат ему мир.
Цезарь знал о коварстве этой нации, но со всем этим следовало покончить: он чувствовал, что пока он забавляется войной в этом уголке мира, остальной
Он велел привести Птолемея и, взяв его за руку, объяснил, какое доверие он к нему испытывает, что возвращает его мятежникам, и призвал его уговорить этих людей вернуться к порядку, но тут юный царевич горько расплакался. Он умолял Цезаря не лишать его своего присутствия, уверяя, что это присутствие ему дороже, чем его государство.
Цезарь, который не был ни обманщиком, ни злодеем, поддался этим слезам, обнял его, как он обнял бы своего сына, и велел проводить его к неприятельским аванпостам. Но едва тот оказался на той стороне, его слезы иссякли и уступили место угрозам, и Цезарь понял, что у него стало одним врагом больше.
К счастью, как мы знаем, Цезарь их не считал.
Глава 74
Некоторое время все оставалось по-прежнему; но неожиданно Цезарю стало известно, что Пелусий, где находилась основная часть египетской армии, только что перешел в руки одного из его легатов. Действительно, Митридат Пергамский, которого Цезарь высоко ценил за его доблесть и военный опыт, привел по суше из Сирии и Киликии большие силы.
Когда Цезарь послал ему вызов в самом начале этой войны, которая длилась уже семь месяцев, тот воззвал к чувствам союзных народов, и теперь вел за собой двадцать тысяч человек. И поняв, что Пелусий был ключом к земле, подобно тому, как Александрия была ключом к морю, он атаковал Пелусий с такой энергией, что с третьего или четвертого раза взял его приступом.
Отсюда, оставив в захваченном городе свой гарнизон, он выступил к Цезарю, и подчинил себе все края, по которым проходил. Прибыв в Дельту, он очутился перед лицом части армии Птолемея. Это была лишь половина войск, посланных против него юным царем.
Но чтобы получить всю славу себе, эта половина армии, которая прибыла по Нилу, спустившись вниз по течению, хотела сразиться с ним одна, не дожидаясь, как велел царь, вторую половину, которая двигалась по берегу.
Митридат, по римскому обычаю, укрепился. Египтяне подумали, что он испугался, и со всех сторон обрушились на его лагерь. Тогда, видя, как опрометчиво и необдуманно они ринулись в атаку, Митридат разом выступил из всех ворот своего лагеря, окружил их и разнес в клочья; так что если бы не знание местности и не близость их кораблей, они бы все до единого остались лежать на поле боя.
Цезарь и Птолемей были предупреждены одновременно, и оба одновременно выступили со всеми своими силами, которыми только располагали: Цезарь, чтобы упрочить свою победу; Птолемей, чтобы исправить свое поражение.
Птолемей прибыл первым, проделав весь путь по Нилу, где его ждал полностью готовый флот. Цезарь тоже мог бы отправиться этой дорогой; но он не захотел делать этого из страха, что будет принужден сражаться на кораблях в русле реки, а такой род войны лишал его той непредвиденности маневров, которая составляла главную его силу.