Цезарь
Шрифт:
Со своей стороны, Цезарь снова пишет Цицерону. Откуда? Письмо не датировано. Да знает ли и сам Цезарь, где он находится? Он продвигается вперед так же быстро, как Помпей бежит.
«Время поджимает меня; мы в походе, и легионы уже выступили вперед. Тем не менее, я не хочу отпускать Фурния, не отправив вам ни слова признательности. Я настоятельно прошу вас, как о большом одолжении, вернуться в Рим. Я надеюсь, что скоро буду там. Как бы я хотел увидеть вас там, чтобы воспользоваться вашим влиянием, вашими познаниями, вашим достоинством, всеми вашими возможностями, наконец!
Я заканчиваю так же торопливо, как и начал: время летит; простите, что пишу вам так коротко. Фурний расскажет вам остальное».
Итак, Цицерон нужен всем. Помпей тянет его в сторону Брундизия,
– О! если бы я еще не был ангажирован, – говорит он; – но у меня такие обязательства перед Помпеем, что я не могу допустить даже тени неблагодарности.
Он ответил Цезарю:
Цицерон, император, шлет привет Цезарю, императору!
«Я получил твое письмо, которое ты отправил мне с нашим Фурнием, и в котором ты призываешь меня вернуться в Рим.
Ты говоришь, что хотел бы воспользоваться моими познаниями и моим достоинством. Но ты добавляешь: моим влиянием и всеми моими возможностями. Это дело другое, и я задаюсь вопросом, какой смысл ты вкладываешь в эти слова.
Разумеется, я думаю, что твоя высокая мудрость может внушить тебе только стремление к миру, покою и согласию для наших сограждан. Если это так, Цезарь, то ты совершенно прав, и я действительно тот самый человек, который тебе нужен, и по моим взглядам, и по моей природе.
Если мои предчувствия не обманывают меня, и если ты действительно испытываешь некоторую благосклонность к Помпею и хочешь примирить его с тобой и с Республикой, ты нигде не найдешь лучшего посредника, чем я, который всегда давал ему, равно как и сенату, самые лучшие советы, когда я мог; чем я, который не встал деятельно ни на одну из сторон, когда была объявлена война. И я никогда не ограничивался простым высказыванием моего мнения, но я приложил усилия, чтобы и другие разделили его.
Сегодня, уверяю тебя, Цезарь, я не могу с безразличием смотреть на унижение Помпея; поскольку несколько лет назад я сделал тебя и его своими идолами, и старался быть вам обоим самым преданным другом.
Поэтому я прошу тебя Цезарь, я заклинаю тебя, стоя на коленях, отложи на минуту заботы, которые занимают тебя, и подумай о том, чтобы позволить мне остаться честным, преданным, благодарным, наконец, в память о величайшем благодеянии, оказанном мне. Пощади же единственного человека, который может послужить посредником между тобой и Помпеем, между вами и нашими согражданами.
Я уже благодарил тебя за то, что ты спас жизнь Лентулу, и тем самым сделал для него то, что он сделал для меня. Но с тех пор, как он написал мне письмо с изъявлениями своей признательности, мне кажется, что я разделил с ним это благодеяние.
И если такова моя благодарность за Лентула, сделай так, умоляю тебя, чтобы я мог быть так же благодарен тебе и за Помпея».
Так что, как видите, Цицерон полон благих намерений. Но все это ни к чему не приведет.
– Приезжай как посредник, – говорил Цезарь.
– Будут ли у меня развязаны руки? – спрашивал Цицерон.
– Я не собираюсь диктовать тебе твои действия, – отвечал Цезарь.
– Я предупреждаю тебя, что если я приеду в Рим, – настаивал Цицерон, – я буду склонять сенат помешать тебе отправиться в Испанию и перенести войну в Грецию. Кроме того, я предупреждаю тебя, что я всякий раз буду выступать в пользу Помпея.
– Тогда не приезжай, – отозвался Цезарь.
И Цицерон действительно остался в Формиях, – по крайней мере, до нового приказа.
Но там, в Формиях, Цицерон был очень встревожен, потому что получил записку от Бальба.
Не напоминает ли это вам некую античную Фронду, посерьезнее той, что была в XVII веке, со всеми этими утренними записочками; но только вместо подписей г-на де Ларошфуко и кардинала де Реца на них стояли подписи Помпея и Цезаря.
Итак, Цицерон получил такую записку:
Бальб шлет привет Цицерону, императору!
«Мы получили от Цезаря очень краткое письмо, копию которого я посылаю тебе; по его краткости ты можешь судить, как он занят, раз столь
Если произойдет что-либо новое, я сразу же напишу тебе».
Цезарь Оппию и Корнелию Бальбу.
«Я прибыл в Брундизий на рассвете за шесть дней до мартовских ид и сделал свои приготовления. Помпей в Брундизии; он послал ко мне Н. Магна, чтобы поговорить о мире. Что я ответил ему, вы скоро узнаете; я не захотел медлить ни минуты, чтобы известить вас; как только ко мне вернется надежда на какое-нибудь соглашение, я вам сообщу».
«Теперь, мой дорогой Цицерон, ты понимаешь мою тревогу! вот уже второй раз мне подают надежду на примирение, и я с дрожью вижу, как улетучивается эта надежда; к несчастью, меня там не было, и теперь я могу лишь возносить молитвы, что я и делаю вполне искренне; если бы я был там, возможно, я бы смог быть полезен; теперь же я томлюсь на кресте ожидания».
Такова скрытая сторона этого дела; перейдем же к его внешней стороне. Цезарь совершил поход со своей обычной скоростью. После того, как он взял Корфиний (наш современный Сан-Перино, который многие историки ошибочно принимают за Корфу (Керкиру); после того, как он подарил жизнь Домицию и Лентулу Спинтеру, которую они считали однозначно погубленной, он последовал берегом Адриатического моря.
Цезарь, воевавший с галлами, имел только те суда, на которых он плавал к берегам Англии, и у него не было времени провести их через Гардирский пролив в Адриатику. Как мы сказали, Цезарь проследовал берегом Адриатического моря и прибыл к Брундизию. Он отправил вперед себя Магия, префекта Помпея, которого он перехватил в дороге и отослал обратно к его хозяину.
Магию было поручено сказать Помпею:
– Цезарь идет сюда: он говорит, что в интересах Республики вам нужно встретиться, но одним, без свидетелей; издалека и через посредника ничего не устроится.
Именно на эту встречу, о которой он просил, и намекал Цезарь, когда писал Бальбу: «Он послал ко мне Магия, чтобы поговорить о мире».
У Цезаря с собой было шесть легионов, два из которых были полностью сформированы в дороге; шесть легионов, это приблизительно сорок тысяч человек. Как видите, его исходные пять тысяч солдат и триста лошадей оказались снежным комом.
Когда Наполеон выступил с острова Эльба, у него было с собой пятьсот человек – десятая часть того, что имел Цезарь. Его тоже Лентулы того времени называли разбойником, и он тоже, в конце концов, пришел в Тюильри с армией!
Итак, началась осада; одна из тех грандиозных осад, которые устанавливал Цезарь; нечто вроде осады Ла-Рошели в 1628 году кардиналом Ришелье.
Послушайте, например, вот это:
Цезарь решил закрыть порт Брундизия. Он велел начать постройку дамбы в самом узком месте входа в него; но глубина вод помешала продолжить строительство, и тогда он приказал наделать плотов размером в тридцать квадратных футов; этими плотами, которые он прикрепил к уже начатым каменным укреплениям, он и запер порт. Чтобы их не сорвало ударами волн, он закрепил их по четырем углам якорями; затем, чтобы защитить эти плоты, он велел построить еще второй ряд их, подобный первому. Он насыпал на эти плоты земли и покрыл их настилами из веток, чтобы по ним было удобнее ходить; он снабдил их парапетами и оградой по бокам и спереди; наконец, он воздвиг на них двухэтажные башни, чтобы защищать их от ударов кораблей и от огня.
Помпей против всего этого выставил большие грузовые суда, которые он захватил в порту, поставил на эти суда башни в три этажа и установил на них всякого рода метательные машины; затем он направил их на плоты, чтобы снести их.
Итак, гиганты вступили в прямую борьбу, и эта борьба возобновлялась каждый день. Тем не менее, Цезарь до последнего момента не изменил своим правилам.
Он послал к Помпею одного из своих легатов, Каниния Ребила. Ребилу было поручено от имени Цезаря попросить встречи с Помпеем. – Цезарь дал слово, что во время встречи Помпею будут оказаны все почести. Помпей ответил, что он ничего не может сделать в отсутствие консулов. В самом деле, консулы находились в Диррахии. Это была отговорка, и Цезарь прекрасно понял это. Он продолжил свою осаду.