Чаплыгин
Шрифт:
Город замирал особенно ночью. На улицах не встречалось ни одного человека. Но дежурившие на крышах рабочие, мужчины и женщины, уже называли страшные зажигательные бомбы «зажигалками» и тушили их быстро, ловко и смело.
С восемью сотрудниками ЦАГИ семья Сергея Алексеевича погрузилась на поезд, и наутро все были в Кинешме.
Сергей Алексеевич уже жил в кинешемской гостинице и до пяти раз в день звонил то в Москву, то на пароходство. Приезжие в ожидания парохода устроились на пристани. Ночами становилось холодно, в низинах уже подмораживало.
С последним
Пароход был старинный, с большими колесами по бокам, шлепал красными плицами но обмелевшей реке, и капитан все ночи проводил на вахте, а днем спал. Утром над рекою поднимался туман, и пароход стоял, изредка давая сигналы мелодичным звоном колокола, пока ветер не рассеивал туман.
На мелководье убавляли ход. Сергей Алексеевич часто выходил на палубу и, увидев сотрудника, предлагал задачу:
— Почему капитан убавляет ход на мелкой воде?
Как это часто случается со специалистами, гидродинамики практическую задачу решить затруднялись.
Кто-то предложил спросить у капитана. Капитан укоризненно покачал головой.
— Что же тут спрашивать? На полном ходу пароход прессует воду, и осадка увеличивается… Чтобы не сесть на мель, он дает тихий ход!
Сергей Алексеевич скучал о внуке. Юрий Сергеевич за женой и сыном на своей машине отправился в Ростов, куда они были эвакуированы еще раньше, и не успел вернуться в Кинешму к последнему пароходу.
Теперь он должен был добираться на машине до Казани.
На остановках пассажиры менялись. Чаще ехали на небольшие расстояния. Как-то на пароход ввалилась группа красноармейцев, разыскивавших свою часть. Загудела гармоника, старший сказал:
— Тихо, ребята. Тут люди спят…
Гармоника замолкла, а гармонист махнул рукой.
— А, да что тут… Все равно жизнь дала трещину!
В Спасском Затоне стоял холодный буксир «Джон Рид».
Направлявшийся в Самару учитель, перегнувшись через перила, чтобы лучше видеть, прочел название парохода и брезгливо заметил:
— Никакого Джона Рида не было. Был Майн Рид!
В Казани, на пристани, несмотря на утро, оказалось много встречавших пароход сотрудников ЦАГИ. Они сообщили, что Казань переполнена и большая часть ЦАГИ направится дальше, в Сибирь, куда направлены многие авиационные заводы и конструкторские бюро.
Группу Чаплыгина по желанию Сергея Алексеевича направили в Новосибирск. Удачно переименованный из Новониколаевска в Новосибирск безуездный городок на Оби тридцать лет назад еще сохранял многие черты пристанционного поселка, из которого он вырос. Центральные его улицы, Красный проспект и проспект В. И. Ленина, протянувшиеся через весь город, были уже застроены вполне современными многоэтажными домами, но за проспектами, занесенные снегом, просторно стояли обыкновенные, провинциальные, деревянные домики с дворами, заборами, калитками и воротами.
На вокзале московские гости были встречены торжественно и радушно. Сергея Алексеевича с женой и семьей сына немедленно отвезли в гостиницу: остальным предложили направиться в общежитие авиационного техникума. Ольга
Нагруженные чемоданами, узлами, кошелками и корзинками, москвичи весело тронулись в путь по узким тропинкам, проложенным в высоких сугробах сверкающего снега. Над городом быстро устраивалась зимняя ночь с большими сияющими звездами на темно-синем небе. После духоты вагонов, железного грохота и тряски снежная тишина улиц радовала ум и сердце даже своей нелюдимостью. Но новизна ощущений, как и сладкий воздух, радовала недолго. Музыкальный хруст снега под ногами мужчин постепенно звенел все глуше и глуше. Промерзая в своих городских пальто, они ускоряли шаг и, наконец, за каким-то поворотом исчезли. Женщины отстали.
Фетровые ботики на ногах становились шаг от шагу все тяжелее. Озябшие руки едва держали тяжелый чемодан. Ольга Сергеевна меняла руки, но чемодан с каждым разом становился более и более тяжелым. Он падал из рук, скатывался с плеча. Ольгу Сергеевну охватило отчаяние:
— Я его брошу!
— Не сходите с ума. Сейчас придем! — утешали товарищи.
Через полквартала Ольга Сергеевна бросила чемодан на снег и в изнеможении опустилась на него:
— Не могу больше. Вы идите, а я останусь…
— Где? Здесь? И надолго?
Ольга Сергеевна отдышалась, подняла чемодан и пошла дальше.
Небывалая война и еще более небывалая эвакуация расширили представление о выносливости человеческого организма до сказочных пределов. Женщины донесли до места свои тяжелые чемоданы. И, надышавшись морозным воздухом, Ольга Сергеевна не встала утром с обычной ангиной или хотя бы с начинающимся бронхитом.
Прибывший ранее в Новосибирск заместитель народного комиссара авиационной промышленности А. С. Яковлев в «Рассказах авиаконструктора» вспоминает о первых трудностях, встречавших эвакуированных:
«Огромного внимания требовало устройство людей. Нужно отдать должное местным партийным, хозяйственным и профессиональным организациям — они весьма основательно готовились к приему работников эвакуированных предприятий. Были сооружены благоустроенные бараки с электроосвещением, водой и отоплением. Двести бараков были построены самими эвакуированными. Местные жители — сибиряки — принимали в строительстве самое горячее и бескорыстное участие. Общими усилиями удалось сделать так, что каждая эвакуированная семья получила по отдельной комнате.
Но эшелоны все прибывали, притом прибывали без интервалов — один за другим, и эвакуированных оказалось здесь больше, чем планировалось».
В первые же дни своего пребывания в Новосибирске Сергей Алексеевич возглавил строительство новых лабораторий Научно-исследовательского авиационного института. Через день после приезда Сергею Алексеевичу пришлось принимать такое множество посетителей, что, казалось, весь город только и ждал его, чтобы заняться строительством и организационными вопросами.