Чаплыгин
Шрифт:
Со второй половины сентября стали посылать на уборку картошки, но Сергей Алексеевич развил бурную деятельность. 25 сентября он попросил во что бы то ни стало соединить его с секретарем обкома.
— Михаил Васильевич, дела-то стоят… — без всяких предисловий начал свой разговор Сергей Алексеевич. — Материала для строительства нет…
Окончив разговор, Сергей Алексеевич сказал с полным удовлетворением:
— Крепко поговорили!
В том же хорошем настроении встретил Сергей Алексеевич и начальника лаборатории, приехавшего из Москвы. Усевшись за столом с Сергеем Алексеевичем, гость рассказывал
Больного уложили в постель; вызвали «Скорую помощь».
Сергей Алексеевич не мог говорить, правая рука и нога его бездействовали. Диагноз поставить было нетрудно, но, чем грозило кровоизлияние в мозгу через минуты, часы, дни, никто не мог сказать. Делали все возможное, чтобы облегчить положение больного.
Три дня и три ночи менялись у его постели сиделки, врачи, родные. У приглушенного подушкой телефона отвечали на запросы Москвы, на сочувственные заботы друзей.
К вечеру третьего дня Сергей Алексеевич начал говорить, владеть ругой, двигать ногу.
— Вызовите Юрку! — распорядился он.
Утром навестившему его Г. X. Сабинину Сергей Алексеевич сказал:
— Ну, по-видимому, я выкарабкался…
Весь этот день слышались в телефоне вздохи облегчения в ответ на заверение, что опасность миновала. «По-видимому, он действительно выкарабкался!» — говорил знакомым. Сабинин, повторяя его выражение, чтобы оттенить всегдашний чаплыгинский реалистический взгляд на существование.
Вздохи облегчения прекратились и в доме и у телефона на второй день, когда у больного началось резкое повышение температуры. Врачи признали воспаление легких.
Вечером Сергей Алексеевич потерял сознание. Одиннадцать дней длилась суровая борьба за его жизнь. В девять часов вечера 8 октября 1942 года, окруженный близкими людьми, не придя в сознание, Сергей Алексеевич умер.
Юрий Сергеевич приехал только через день, к вечеру, когда отец уже парадно лежал, обставленный цветами, в черном костюме, с орденом Ленина и Звездою Героя на груди, а в доме уже говорили громко и подушки на телефоне не было.
Его не сразу впустили к покойнику, но, как ни подготовляли его к такой встрече, он был потрясен, захлебнулся от комка подступивших к горлу рыданий и выбежал из комнаты.
Потом все обошлось, когда его ввели в комнату второй раз. Он поцеловал руку отца и долго молча, без слез и рыданий стоял возле и смотрел на спокойное лицо покойника. Только к ночи, когда его накормили, он долго сидел в комнате сестры и много и возбужденно говорил с сестрою, не давая ей спать. Она слушала, изнемогая от усталости, не прерывая, не задавая вопросов, а когда глубокой ночью Евдокия Максимовна увела его, Оля не могла вспомнить, о чем же он так долго и возбужденно говорил.
Похороны назначили на 12 октября, для погребения выбрали площадь перед новой аэродинамической лабораторией на территории института. По соглашению
На месте временного погребения решено было тогда же соорудить в память пребывания великого ученого в Новосибирске на гранитном пьедестале бронзовое его изваяние.
Траурный митинг длился долго. Венки укладывали на могильный холмик уже в сумерки, домой возвращались усталые люди при огнях. Весь день, как обычно для Новосибирска, дул холодный, пронизывающий ветер, и, возвратившись с похорон, Юрий Сергеевич заявил, что у него перехватило горло, начался озноб и надо звать врачей.
Первый вызванный врач осмотрел больного очень тщательно и решил отправить его без промедления в больницу. Он сам вызвал «Скорую помощь», сам же и повез сына Чаплыгина в обкомовскую клинику.
— Разве так опасно? — испуганно спрашивала Ольга Сергеевна.
— Необходимо изолировать больного, об опасности судить рано! — коротко объяснил он. — В дороге все можно подхватить.
Мелькнула мысль о тифе, и, едва дождавшись утра, начали звонить в стационар. Дежурный врач сказал, что диагноз поставлен.
— Что же с ним?
— Дифтерит! — последовал ответ. — Передаем больного в детскую больницу… Справляйтесь там.
Мучившие всю ночь темные страхи отлегли от сердца матери.
Ольга Сергеевна промолчала о том, что детскую болезнь взрослые переносят труднее, чем дети.
Так началась жестокая трагедия молодого ученого и его матери, длившаяся четверть века и уходившая корнями в далекое прошлое.
Евдокия Максимовна пекла любимые Юркины пирожки и носила передачи в больницу. К сыну ее не допускали. Он находился в строгой изоляции, однако ей говорили, что он на пути к выздоровлению.
Действительно, он вскоре сам позвонил домой, с трудом угадали его голос, но разобраться в том, что он говорил, не могли.
Ольга Сергеевна сказала:
— Кажется, он сошел с ума!
Через день у Евдокии Максимовны не приняли передачу и объявили, что Чаплыгина перевезли в психиатрическую больницу.
Четверть века жизнь сестры и матери молодого ученого были посвящены упорной, постоянной, мучительной борьбе с его страшной болезнью. Больного переводили из одной больницы в другую, иногда в часы просветления привозили домой и вновь возвращали обратно. Юрий Сергеевич умер только в 1962 году, через двадцать лет, в одной из московских больниц.
Опасение за Юркину голову было еще не последним предвидением его отца.
25
ПОСЛЕДНИЙ ДАР ГЕНИЯ
Гений действует на современность самым присутствием, независимо от своего сознания: это не страх, не стыд, но неизъяснимое.
25 января 1968 года в Кремлевском Дворце съездов в Москве проходил III Всесоюзный съезд по теоретической и прикладной механике.
С докладами на открытии съезда выступили академики Н. И. Мусхелишвили и Л. Н. Седов.