Чародей с гитарой. Том 1
Шрифт:
К сожалению, им грозили не пасти.
Напрягшись, Джон-Том мог увидеть гладь степи. Над зеленью высилась роща, усеянная роскошными голубыми и розовыми цветами. То, что она движется, он осознал не сразу.
— Где ты видишь движение? — спросила Талея.
— Там, откуда доносится шум. — Он кивнул в сторону севера. — Где-то там.
— А что ты видишь?
— Не много. — Цветы продолжали приближаться. — Цветущие заросли, они становятся все ближе и ближе. Камуфляж или предохранительная окраска.
— Боюсь, что угроза окажется более основательной. — Нос Каза дергался.
Клотагорб
— Боюсь, что пятками не отобьешься, — продолжил Кролик, явно упав духом. — Кажется, нас подложили на пути Бродячего Скачикорня.
— Что это такое? — удивилась Флор. — Язык сломаешь, прежде чем выговоришь.
— И не только язык, черноволосая. — Кролик усмехнулся в усы. — Боюсь, что очень скоро мы все с ним познакомимся.
Они вновь возобновили попытки освободиться, а тем временем вопли выжидающих мимпа усилились. Аборигены уже прыгали на месте, колотили по земле копьями и дубинками и, блаженствуя, показывали пленникам на цветы.
Обессилевшая Флор осела на землю, бросив попытки освободиться.
— Зачем они так поступили с нами? Мы же ничего им не сделали.
— Мозги примитивных созданий иначе понимают причинно-следственные связи, определяющие нашу жизнь. — Каз принюхался, опустил уши. Нос кролика находился в постоянном движении. — Да, Скачикорень. Вот-вот увидим.
Вопли и визги впавших в истерику мимпа начал перекрывать иной звук — жуткий, ровный, напоминающий треск мелких сучков под ногами... Или капли дождя, барабанящие по крыше... Или же ровный хруст сотни мышей, грызущих штукатурку. Но более всего он напомнил Джон-Тому собравшуюся в театре толпу, с хрустом жующую воздушную кукурузу, не отрываясь от зрелища. Шум явно был связан с поглощением пищи.
На севере зашелестела трава. С ужасом пленники пытались разглядеть, что творится за зеленью.
Вдруг между тонкими, привычными уже стеблями мечтравы появились иные — темные листья. Сперва они казались обычными, только принадлежавшими другому растению, однако на конце каждого змеей извивающегося оливкового стебля был округлый роток с мелкими зубами, впивающимися в стебли мечтравы. Ели рты неторопливо, но их были дюжины и дюжины, и трава исчезала столь же равномерно, как под косилкой.
Спутанные жутко живые стебли уходили в буро-зеленый лабиринт сплетенных ветвей, сучьев и стволов, над которыми трепетали прекрасные псевдоорхидеи с розовыми и голубыми лепестками.
У подножия медленно перемещающейся растительной массы змеились белые пушистые черви. Они глубоко зарывались в почву, а из зарослей постоянно появлялись все новые и, подобно лапкам сороконожки, втыкались в землю.
— Я никогда не видела ничего подобного, — с отвращением проговорила Талея.
— Это не животное. Во всяком случае, по-моему, — пробормотал Джон-Том. — Похоже на растение, подвижную колонию, замкнутую растительную экосистему.
— Зачем волшебные слова? — Талея без малейшего успеха рвалась из веревок. — Они нас не могут освободить.
— А видите, — сказал он, заинтересованный и устрашенный, — как оно движется? Выставляет вперед корни.
— Не просто движется, — заметил Каз. — Очищает землю от растительности. Выстригает в степи ровную и
— Но мы же не растения и не имеем к степи никакого отношения. — Флор тупо уставилась на приближающиеся растения.
— Вопросы гражданства и прочего Скачикорень не беспоко-ят, — устало отозвался кролик. — Он потребляет все, что попадется, и наверняка способен сожрать все, что не сможет убраться с его пути.
Теперь на расчистке уже оказалась большая часть Скачикорня. Мимпа отодвинулись назад, но тем не менее продолжали наблюдать за его приближением и воздействием на потенциальных жертв. Растение это оказалось много больше, чем поначалу показалось Джон-Тому. В ширину оно составляло около двадцати футов.
И если за ним, как только что объяснил Каз, пролегает лишь полоса голой земли, значит, вот-вот от них и косточек не останется.
Ожидание было ужасным. Куст, казалось, двигался слишком неспешно. Скачикорень смещался на дюйм-другой каждые несколько минут, он приближался медленно, но неотвратимо. При такой скорости растение не сразу пожрет их, и сидящие с южной стороны вынуждены будут наблюдать за муками своих спутников, оказавшихся ближе к Скачикорню.
Все это сулило путешественникам жуткую смерть, перспектива быть свидетелями ее вселяла немалую радость в ожидающих мимпа.
Зацепив носком мягкую землю, Джон-Том отшвырнул ее ногой. Комки земли и мелкие камешки застучали по ветвям приближающегося куста. Но ни гибкие щупальца, ни методично жующие рты ничего не ощутили. Даже если бы пленники имели оружие и были свободны — все равно разумнее было бы бежать, а не пытаться вступить в бой.
Отвратительное дело, подумал Джон-Том, погибнуть таким образом — принять смерть от создания, не только не испытывающего к ним вражды, но просто неразумного. Кусту нечем было заметить лежащих: отсутствовала голова, центральная нервная система... Никаких внешних органов чувств. Ни глаз, ни ушей. Куст лишь кормился и передвигался, демонстрируя высшую степень непритязательной эффективности. Простой преобразователь массы в энергию, лишь способностью перемещаться отличающийся от травинки, деревца, кустика черники.
С известным извращенным интересом наблюдал Джон-Том за дюжинами ненасытных пастей, втягивающих в себя каждый стебелек, подбиравших с земли каждого жучка.
— Нужен огонь, — пробормотал он. — Огнетворку бы или дуару. Или пусть заговорил бы Клотагорб.
Но, невзирая на все свое чародейское могущество, маг-черепаха напрасно старался освободиться. Путы и кляп оставались на месте, и он мог лишь беспомощно — как и прочие — разглядывать приближавшегося к ним тысяченогого представителя флоры.
— Я не хочу умирать, — шепнула Флор, — тем более таким образом.
— Теперь не отвертишься, милашка, — ободрил ее Мадж. — И нечего волноваться о том, что еще будет, а то со страху умрешь. Впрочем, точно, пакостная смерть.
— Да какая разница, — устало сказал Джон-Том. — Смерть есть смерть, какой бы она ни пришла. К тому же, — он сухо усмехнулся, — если учесть, сколько я съел овощей и салата, в таком конце есть известная справедливость.
— И ты еще способен шутить? — Флор, не веря, смотрела на юношу.