Чарусы
Шрифт:
Василиса хотела было рассказать про погибшие в «Подсолнухе» цветы, но передумала и только хлюпнула кофе, забрызгав стол.
– Ты что? – настороженно спросила мама.
– Поперхнулась, – приврала Василиса, вытирая лужицу салфеткой.
– Уберёшь со стола, раз уж дома остаёшься? – спросила мама, поднимаясь.
– Угу, – кивнула Василиса и потянулась за очередным тостиком.
Когда родители уехали, Василиса помыла посуду, как и обещала, и вышла на заднюю веранду. Солнце грело во всю, только вот на закрытый двор почти не попадало. Снег уже начал подтаивать, делая
Под подошвой оказалось что-то твёрдое. Василиса убрала ногу. Присела. На не растаявшем ещё снегу, заполнившем яму, выкопанную под прудик, лежал чудной мешочек.
Тут же подскочил Изюм и стал обнюхивать находку.
– Погоди, – пробормотала Василиса, отстраняя влажный собачий нос. Развернула мешочек. В нём нашлись куриные кости, перевязанные красной ниткой, жжённые спички, части церковной свечки, волосы, обугленные бумажки.
Первым желанием было бросить эту гадость в лицо тому, кто… А, собственно, кто? И главное – как? Через забор, что ли, перекинули?
Василиса отступила на пару шагов. Ограждение здесь высотой в два с половиной метра. С одной стороны, перебросить – дело плёвое. С другой – можно сразу и не попасть. Но если есть время на несколько попыток… Да так, чтобы никто не заметил. Ночью, что ли? А почему нет?
Ладно. С вопросом «как?» разобрались. Когда – не так уж важно. Но кто? Зоя? Её мамаша? А кто ещё? Снежана? Та ещё тварь. Диана с Олесей? Запросто. Да, много у Новиковых «друзей» в посёлке.
Василиса завернула находку в салфетку и пошла домой. Скоро уже уроки начнутся.
Присутствовать на занятиях онлайн оказалось не так уж и весело. То не слышно, то не понятно. Хорошо, что уже финал одиннадцатого класса, и почти вся программа состоит сплошь из повторений и подготовки к тестам.
За дистанционные уроки Василиса устала чуть ли не больше, чем за обычный школьный день. После обеда позвонила Наталье Львовне сказать, что на работу не придёт. Начальница, кажется, не то что не расстроилась, а даже не обратила на это особого внимания, потому что явно куда-то спешила.
С Давидом Юрьевичем всё оказалось ещё проще – он сам уже днём отменил сегодняшнее занятие. Ура, вечер почти свободен. И увы – потому что в голову сразу полезли совершенно неподобающие мысли.
Самой паршивой из навязчивых идеек была та, что противно напоминала вчерашний вечер в «Подсолнухе». И то, как Василисин рисунок попал в мусорное ведро. Особенно то, что Гаврил за Василису даже не подумал заступиться. Звонил он потом или нет, Василиса и знать не хотела, потому что сразу по приходу домой выключила телефон и пока его не включала. В соцсети тоже намеренно не ходила.
И мятый пончик в той же урне. Мог бы прямо сказать, что подобные знаки внимания ему не нужны. Зачем врать-то, делая вид, что всё хорошо. Притворяться.
Нет, так можно и нервы испортить. Тогда чем бы заняться? Рисовать как-то совсем не хочется. Уроки уже сделаны. Вот он, плюс
Родители ещё не вернулись с работы. Кстати, как там дела у Пасечников?
– Так себе у них дела, – тихо проговорила мама, когда Василиса позвонила ей с этим вопросом. – Маше лучше не стало, так что её сегодня отвезли в Растяпинск. Посмотрим, что там скажут. Хорошо бы, всё обошлось, а то уже слухи поползли.
– Что за слухи? – спросила Василиса, весь день просидевшая в доме и, как выяснилось, успевшая соскучиться по общению.
– Да тут, оказывается, что-то подобное уже было. До того, как мы приехали. Какие-то непонятные детские болячки. Ладно, мне работать надо, до вечера.
Василисе не терпелось узнать подробности. Обычно-то в посёлке всё само собой распространялось. Но это если хотя бы на улицу выйти. Значит, надо выйти.
А повод? А повод в кармане лежит. Завёрнутый в салфетку. Куда бы его отнести? К отцу Павлу, вот куда. У него в церквушке постоянно местные бабки толкутся, а кто в курсе всех слухов, если не они. А святоша наверняка знает, что делать с подброшенной гадостью. На худой конец спалит её в своей железной печке вместе с записками, которые подают те же местные тётушки.
Василиса накинула куртку, натянула джинсы. Думала взять ещё Изюма, чтобы потроллить отца Павла, не пускающего собак в церковь. Но потом решила, что не стоит его злить, если ей что-то от него нужно.
Солнце село, подтаявший за день снег стал подмерзать и превращаться в ледяную корку. Ноги скользили, да ещё остатки хромоты мешали нормально двигаться. Но, кое-как, запыхавшись, Василиса добралась-таки до старого домика, где жил священник. Бросила печеньку его большому лохматому псу, жившему во дворе в сколоченной для него Антоном вполне приличной конуре.
И нет, весёлая собака отца Павла, хотя сама и была горячо любима Василисой, симпатии к своему хозяину не прибавляла.
Василиса прошла через приоткрытую калитку. В церквушке горел свет, и изнутри доносились голоса. Только, кажется, это не церковная служба. И зачем там её отец?
– Нет, это не как тогда, – упрямо говорил голос Антона. – Там у детей шрамы были, а тут нет.
– Вы сами видели? – иронично спросил Гаврил. Какого пончика он тут делает?
Дальше раздались шаги, что-то громко стукнуло в дверь, и она отворилась. На пороге стояла сердитая Ядвига Мстиславовна, а из притвора на Василису смотрели её отец, священник, Гаврил, Давид Юрьевич и Антон.
– Может, зайдёшь? – мрачно спросила Ядвига Мстиславовна.
– Может, и зайду, – огрызнулась Василиса, переступая порог.
– Можно не грубить? – строго спросил её отец.
– Можно, – согласилась Василиса.
– Ты почему не дома? – уже спокойнее проговорил папа.
– Хотела с отцом Павлом посоветоваться.
– Непременно сейчас? – как-то кисло спросил священник.
– Да, сейчас, – твёрдо произнесла Василиса, достала мешочек в салфетке и, развернув, показала отцу Павлу, но так, чтобы все присутствующие увидели. – Вот, нашла у нас на заднем дворе. Думала, вы знаете, что с этим делать.