Чарующий остров
Шрифт:
Он продолжал как ни в чем не бывало:
— Прелестно, просто прелестно. Такой ореол невинности. Фея, неповинная в своей притягательности — такая очаровательная, такая естественная… и такая фальшивая. Вы привносите с собой невыносимый соблазн ничего не воспринимать всерьез. Ну, теперь Дэвид у вас в руках, и что вы с этим намерены предпринять?
— Вы сумасшедший, — отозвалась она невпопад.
— Ну-ну, продолжайте! Но поверьте, мой ангел, это вам необходимо полечиться. До сих пор, насколько я сумел понять, у вас две ошибки: все, что вы говорите, и все, что вы делаете. — Голос его окреп.
— Вы просто наслаждаетесь своей жестокостью!
— А вы своей сверхчувствительностью, —
— Ну, пожалуйста, Адам! — Она попыталась говорить насколько могла спокойно. — Над чем вы смеетесь? В одном отношении Надя была права, вы бросаетесь ужасными словами, не задумываясь, на кого и как тяжко они падут!
Он сгреб ее за плечи:
— Послушайте, вы, сладенькая простушечка, вы прекрасно знаете, черт вас дери, о чем я говорю, хватит с меня этого театра. «Пожалуйста, Адам!» Глаза как блюдца! Вас не только Дэвид взял на работу, но и Надя, яркая, выдающаяся личность, надо признать. А Надя, моя глупая жертвенная овечка, всегда будет в выигрыше. За своего сына она горло перервет, отдаст свою жизнь, вашу, мою, целый свет, если надо будет, за Дэвида.
— Ну, матери не такие! — еле выдохнула она.
— Господи, с ума можно сойти! Матери именно такие — некоторые уж точно. Я бы не стал заниматься укрощением тигрицы.
— Но я не испытываю к Дэвиду иных чувств, кроме сострадания, и не стыжусь этого, — произнесла она натянуто, стараясь контролировать себя.
Он схватил ее и встряхнул как куклу:
— Сострадание! Боже милостивый! Я знаю, что сердце у вас есть, но с головой у вас не в порядке! Вы не первая женщина, попадающая в силки по причине жалости к мужчине. Не спрашивайте меня почему. Я всего только мужчина. Но запомните, крошка, вы в большой степени захватили воображение Дэвида и заполучите на руки ревнивую женщину. Я это наблюдал в разное время и в разных местах с Беттиной. Моя сестра могла, по крайней мере, дать сдачи. Вам же тут не воссиять, я уже вижу вас с Надей на ножах!
— Но я Наде нравлюсь! — настаивала она по-детски. Ее незнание самой себя лишь подчеркивало ее красоту. Он видел это, и рот его сжался.
— Наде не вы нравитесь, бедный обманутый ребенок, — цинично возразил он. — Ей нравится только то, что вы можете сделать для Дэвида. Вас же саму она уже отбросила, как несущественное. Единственная ваша роль — вдохновлять Дэвида на его шедевры. И за это вы заплатите собой. Надя подчинила себя одной цели: слава Дэвида! Это ее путеводная звезда, но в слепоте своей она не понимает, что навязчивая любовь кончится разрушением объекта этой любви!
— Бедный Дэвид!
— Да, страшновато художнику оставаться безо всяких средств поддержки, — саркастически заявил он. — Бедный Дэвид! Как вы кинулись его защищать. А я его защищал Бог знает сколько времени. Восемнадцать лет, а вы, мотылек, тут еще мне про него толкуете. Я знаю Дэвида, как никто, как он сам себя не знает. Надя его облизывала с самого детства. Даже Беттина, с самым любящим сердцем, отдала ему все. Она раз чуть не свела меня с ума, устраивая ему выставку. Если б женщина так вела себя по отношению ко мне, я бы тут же ее вышвырнул. Дэвид нуждается в работе ради своего собственного спасения. Я склонен думать, что он неслабого характера, хотя слабости иногда побеждают нас. Предоставленный самому себе, он может найти какую-то стабильность, извлечь смысл из всего этого хаоса. Дэвид вовсе не семейный человек, но у него большой талант, и хотелось бы сохранить его. Вам, Мелисанда, нет места в этой схеме. Вам не суждено стать его ложной защитой. Его пребывание здесь подходит к концу. Остров исчерпал свои возможности. Дэвид должен встретиться лицом к лицу с жизнью.
Она смотрела на него огромными глазами почти с полной покорностью:
— Без Нади?
— Разумеется, без. Иначе в этом нет никакого смысла. Надя не может контролировать свой темперамент, он движет всеми ее поступками, она попадает в такие ситуации, которых легко можно было бы избежать. Она — тиран, который разрешает идти лишь одним путем, ее собственным. Маленькие девочки не могут связывать себя подобными обязательствами.
— Но что мне делать с Дэвидом? Он думает, что влюблен в меня!
— Чепуха!
— Благодарю вас, весьма польщена! — Она почти оскорбилась его резким неприятием этого факта.
Он посмотрел на нее лениво:
— Все красивые девушки обижаются время от времени. Им это только на пользу. — Его самоуверенность выходила за рамки приличий.
Она безуспешно защищалась:
— В моем случае в этом нет необходимости. У меня нет мании величия, я готова пройти по жизни в общей массе.
Он расхохотался:
— Знаете, мне будет вас очень недоставать. В вас есть что-то весьма притягательное, хоть вы и толкуете невозможную чепуху. Это, должно быть, создавало для вас жуткие осложнения в прошлом.
Она передернула плечами:
— Мы друг друга должны просто возненавидеть!
— Отчего же? Я этого попросту не допущу, — явно насмехался он.
Она быстро подняла и опустила глаза:
— Есть ли что-нибудь, чем вы не можете управлять по своему желанию?
— Вы — маленькая мелочь, которая доставляет мне некоторые затруднения, — лениво протянул он.
Наступила давящая тишина. Клэр не находила выхода своему гневу.
— Ну-ну, не дуйтесь. Не выношу этого. Расстраиваетесь?
— В таком случае у меня нет иного выбора. — Она вздернула голову, не глядя на него. Не хватало еще большего унижения.
Он взял ее за руку:
— Лучше пойдемте-ка в дом. У вас не только нет иного, у вас вообще нет выбора, Мелисанда.
Его пляшущая усмешка сводила с ума. Игра в кошки-мышки продолжалась! Необходимо прекратить все это, пока Адам Брокуэй не овладел ею таким образом, каким она и вообразить себе не могла!
В течение всего обеда мысли Клэр метались не столь назойливо, как на пляже, но не менее хаотично. Единственное понятное желание, которое можно было бы извлечь из этой путаницы, было, чтобы Адам ее снова поцеловал. Она не знала почему — все здесь смешалось: желания, чувства и тайные побуждения сердца. Она была в смятении и не могла дать этому подходящего названия. Одно лишь было ясно — он значил для нее многое. Она поглядывала на его словно выточенное из тика лицо, резко выделявшееся на фоне белоснежной рубашки. Он болтал с Надей про общих знакомых, и она заново поражалась излучаемой им динамической энергии. Даже Надя с ее глубоко запрятанной и неистребимой враждебностью расслабилась в его обществе.
Клэр зевнула, прикрывшись рукой, и огляделась, стараясь отвлечься. Она вгляделась в свое отражение в бронзовом трюмо, пробуя взглянуть на себя со стороны. Она выглядела прекрасно, точно в той манере, которую одобрила бы ее мать. На нее нахлынуло чувство гордости и благодарности к своим родителям. Во всяком случае, некое физическое совершенство своему избраннику она предоставит. Буде такой избранник объявится, подумала она тут же с горечью. Она отвела взгляд и наткнулась на саркастическую усмешку Адама. Она не могла его попрекнуть. Что-то есть смешное, когда уставишься в зеркало. Клэр покраснела и отвернулась; небось он думает, это жалкое, пустое создание целыми днями торчит у зеркала. Впрочем, его настоящие мысли так часто скрыты за двусмысленностями и насмешками. Она подумала с отчаянием, что через день-два он уедет, и останется она одна-одинешенька с Дэвидом… и Надей.