Чары старой ведьмы

Бабкин Михаил Александрович

Тим не стал подробно рассказывать лохматому дракону, чего у них наслучалось новенького за последнее время, обошелся лишь кратким, словно телеграмма, сообщением:

– Змея лютует, драконы воюют, у гномов разборки, Боня одраконел. А я придумал, как оживить Олафа! Каник, поскорее направь свой стакан на волшебника, вот так и держи, чтобы там ни произошло. А если что вдруг и произойдет, тогда кричи погромче! – после чего сунул зрачковый камень размораживающим концом в фиолетовую посудину и, выждав немного, принялся энергично расколдовывать беднягу Олафа.

Поначалу Тимке заглядывал в стаканчик после каждого десятого выстрела, чтобы убедиться, есть ли какие заметные изменения в облике

волшебника или нет. И не переборщил ли он, не превратил ли Олафа в привидение? Но изменений пока никаких не наблюдалось, волшебник по-прежнему сидел за столом каменным изваянием.

Когда количество выстрелов перевалило за сотню, Тимка стал заглядывать в стаканчик гораздо чаще. Точнее – после каждого выстрела. Мальчик не помнил точно, сколько раз он заколдовывал Олафа, но то, что колдовских выстрелов было тогда сделано чуть больше сотни, Тим не сомневался. Потому что помнил, как после сотой, неудачной попытки расколдовать волшебника хотел было бросить эту бесполезную затею, но Боня попросил его «пощелкать еще чуть-чуть», на всякий случай.

На сто одиннадцатом выстреле из стаканчика донесся истошный рев Каника:

– Тим, больше не стреляй! Все, расколдовался Олаф: сидит, понимаешь, на стуле и чихает. Ожил, значит, – и дракон радостно присвистнул, да так, что Тимка чуть не оглох от его оглушительного разбойничьего посвиста.

– Дай, дай и я погляжу, – засуетился Хозяйственный и тут же отобрал у Тимки магический стакан. – Действительно, ожил, – удовлетворенно сказал Боня, всласть налюбовавшись видом чихающего волшебника. – Тим, иди-ка теперь на улицу и погуляй. Свою работу ты уж сделал, молодец! А Олафу я все сам расскажу. – Хозяйственный любовно погладил стаканчик. – Обстоятельно, с подробностями. О том, что в мире случилось, пока он сиднем сидел. Заодно и про беду свою поведаю. Может, у нашего волшебника какое противоядие от драконьих лекарств имеется? – Боня с озабоченным видом уткнулся глазом в переговорный стакан, сразу став похожим на какого-нибудь фельдмаршала, рассматривающего поле битвы в короткую подзорную трубу.

– Кутузов, – ехидно сказал Тимка. – Наполеон огнеплюйный, – и, показав в спину Боне язык, быстренько пошел гулять, как и было приказано. Тем более что объясняться с волшебником Тимке не очень-то и хотелось: мальчик подозревал, что Олаф будет не в очень большом восторге, узнав о его, тимкиных, экспериментах со зрачковым камнем. Да и кому приятно вдруг обнаружить, что он столько дней просидел на одном месте пыльным истуканом!

– Правильно, – решил Тим, – пускай лучше Боня за нас обоих теперь отдувается. Он нынче почти что дракон, с ним сильно не поругаешься, – и мальчик с легким сердцем вышел из темной пещерки колдуна.

Драконья Глава была внутри сумрачной и пустой, как театр без зрителей. Сквозь отверстие в крыше пирамиды пробивалось яркое полуденное солнце: столб солнечного света прожекторным лучом бил в черный мрамор пола, ничуть его не освещая и не согревая. Тимкины шаги гулко отдавались эхом от высоких стен – мальчик пересек пирамиду и, привычно протиснувшись сквозь багровую защитную пленку выхода, вывалился наружу, на волю. На простор для гуляния.

А на воле было хорошо! Свежий ветер, свежая трава и явно свежие драконы среди темных предгрозовых облаков… Только сейчас Тимка ощутил, какой стоялой гадостью он дышал в пещерке съеденного колдуна. Видимо, тот несчастный драконий маг или не любил сквозняков, или они сильно мешали ему в его колдовской работе. Во всяком случае, свою пещерку колдун никогда не проветривал.

Тимка вдохнул вкусного воздуха побольше, полной грудью, и радостно засмеялся. Просто так засмеялся, от хорошего настроения.

– И нечего так хохотать, –

раздраженно сказал кто-то рядом с мальчиком. – Я, что ли, виноват, что у всех гномов теперь такая глупая мода – безбородыми ходить? Даже мне, великому королю, пришлось побриться. А то чуть было бунт не начался из-за моей бороды, представляешь? – с горечью закончил свою речь Добуц Подземный.

Тимка глянул на гномьего короля, стоявшего позади него в тени от пирамиды, и с трудом сдержал смех: Добуц опять преобразился! Последний раз он был чернобородым и лохматым, больше похожим на одичавшего лесного разбойника, чем на его подземное величество. А сейчас гномий король – без бороды, гладко выбритый, румяный и коротко постриженный, в черном походном одеянии – сейчас Добуц выглядел как преуспевающий купец торговой гильдии, специалист по купле-продаже всего на свете. Тимка невольно глянул вниз: нет ли случайно в руках у Добуца толстого делового портфеля с разными там купчими документами?

Добуц по-своему истолковал тимкин взгляд:

– Увы мне, несчастному! Ведь какая роскошная бородища была, – сокрушенно посетовал гном, – густая да черная. Всем бородам борода! До самой земли доставала, – Добуц смахнул с глаз слезинки. – Жалость-то какая, – вздохнул он. – Не поверишь, когда ножницами ее резал, то даже плакал. А когда совсем побрился и в зеркале себя увидел, так вообще рыдал, как маленький, – гном стыдливо прикрыл голый подбородок ладонью. – Ты на меня так долго не смотри, ладно? – застенчиво попросил Добуц мальчика. – А то я стесняюсь.

– Ерунда, – отмахнулся Тимка, – нечего стесняться! Вы, наше гномье величество, очень даже хорошо сделали, что побрились. Лет на пятьсот помолодели! Иди на пятьсот пятьдесят с хвостиком. И вообще у вас теперь вид стал жутко цивилизованный и современный. Внушительный.

– Эх, с бородой я еще внушительней был, – не согласился с мальчиком Добуц. – Ну, ничего! Вот со Змеей разберемся, а после я всерьез займусь гномьим воспитанием. Пораспустились они без меня! Совсем от рук отбились. Не поверишь, – гном заговорщицки понизил голос, – пока я каменным стоял, в наших подземельях даже гномьи призраки успели завестись! Так и шастают сквозь стены туда-сюда. Безобразие, – Добуц сердито засопел. Тимка вспомнил о бравых солдатах, которых он ненароком превратил в привидения, и постарался поскорее сменить тему разговора.

– А вы, собственно, но какому делу сюда пришли? – равнодушно поинтересовался мальчик. – По важному или просто так, прогуляться?

– И то, и другое, – буркнул гном, с отвращением потирая голый подбородок. – Зеркало я принес. То самое, вогнутое. Которое механик у Зеркальщика заказывал. Я так решил – раз у нас с драконами теперь общий враг, значит, все в дело сгодится! Все, что оружием может быть.

– А разве зеркало – это оружие? – удивился Тимка. – Я думал, в него только глядеться можно, или солнечных зайчиков пускать.

– Зайчики зайчикам рознь, – мудро заметал гном. – Ежели зеркало большое и вогнутое, да еще из колдовского стекла отлито, то им такого свирепого зайчищу можно отловить, что мало не покажется. Враз сожжет! Механик мой, голова золотая, хотел попробовать этим зеркалом магическую защиту пробить, ту, что Драконью Главу прикрывала. Ну, это если бы война с драконами началась, – пояснил Добуц. – Зеркало-то особое! Оно ведь не только солнечные лучи в зажигательное пятно собирает, оно еще и колдовство точно так же отражает. Усиливает, в узкий луч сжимает и отражает. Очень полезная вещь, – похвастался гном, словно это он самолично придумал такое удивительное изобретение, – в военном деле незаменимая! Правда, я его еще не испытывал, не до того было. Но механик обещал, что будет работать. Наверное.