Час бультерьера
Шрифт:
– Успокаиваешь меня? Типа, двое вас осталось – ты и Балерина? Спасибо за информацию, но ежели паришь, если какая курва еще объявится, так и знай – мочкану Балерину.
Воровка справилась с ремешками верхнего клапана, развязала веревку, стянувшую горловину вещмешка. Она не понимает ни фига, зачем я заставляю ее лезть в рюкзак, но послушно исполняет волю «цветного», то бишь мента. На отсидках ее выдрессировали, приучили к послушанию. Воровка запустила руку в рюкзак по локоть, слежу за ней и спрашиваю:
– Бугры живы?
– В купе связанные, – докладывает зэчка.
– Держите железнодорожных начальников заложниками?
Воровка молчит, она нашарила «кокс», тащит из рюкзака целлофановую упаковку с белым порошком.
– Что, мадамочка? Небось видала, как я с капота военного
Она молча вытащила упаковку с кокаином, глянула на нее и вновь смотрит на «макаров».
– Все! Все, чего в целлофане на дне рюкзака, вытаскивай, дура! Дура ты, баба! Нешто, будь я цветной, стал бы я при полном параде, в форме милицейской, исполнять цирковые номера, а? Сама подумай, дура, – разве так мусора работают, а?
Вагоны по рельсам катятся медленно, за мутными стеклами тамбура мелькают силуэты городских построек. Очнулась придушенная Балерина, скосила кукольные глазки, срисовала «пушку» и сообразила, что дергаться бесполезно. Воровка вытащила из рюкзака последнюю упаковку с наркотой.
– Застегни рюкзак, дура! Догадалась, чего ты из моего вещмешка вынула?
– «Дурь»? – Воровка смотрит на меня недоверчиво.
– И какая, пальчики оближешь! Чистейший «кокс», ясно? Я – честный фраер, ясно тебе? Жертвую «кокс» в вашу, девочки, пользу в качестве компенсации за убитую. Дуры вы, девочки, ясно? Нет? А ну-ка, Ворона, подними с полу ментовскую ксиву, глянь на фотку.
Продолжая сидеть на корточках (фу, как же некрасиво она сидит!), воровка поднимает растоптанное Балериной удостоверение, смотрит на разворот.
– Срисовала фотку? А теперь на меня глянь, как опер на терпилу.
Она рассматривает мое лицо пристально.
– Похож? – спрашиваю, усмехаясь.
– Не... – мотает башкой лесбиянка.
– То-то! – Отталкиваю от себя Балерину, прыжком встаю на ноги, держу пистолет у бедра, командую: – Обе встали и отошли в угол!
Поднимается с корточек жирная воровка, держит ксиву в татуированной руке. Встает Балерина, женщины пятятся к противоположной от меня двери, за окном которой все тянется и тянется город. Жмутся к углу, Ворона обнимает Балерину за плечи, и столько нежности в этом жесте – с ума сойти! Любовь, ядрена вошь...
– Балерина, отлипни от мамки, отфутболь мне рюкзак, у тебя это здорово получается. А ты, толстая, порви к чертям ментовскую ксиву, слышь? Порви и выбрось.
Девушка отошла от любимой женщины, которая терзает фальшивое удостоверение Лешего, легонько пнула хромовым сапожком рюкзак. Нагибаюсь, продолжая удерживать лесбиянок на прицеле, подхватываю рюкзак. Летят на пол лоскуты порванного удостоверения. Рвать картон трудно, когда беглых лесбиянок поймают, когда обыщут вагон, легавые обязательно найдут клочки, сложат и, возможно, идентифицируют Лешего по фотографии.
А за окнами все еще город, тянется и тянется. Покидать вагон рано, так почему бы не навешать лесбиянкам лапши на уши, чтоб они потом перевесили мою лапшу на лопоухие уши прокурорских работников? И чтоб майор Зайцев не мучился, гадая, кого же он такого крутого подобрал на пустынном шоссе.
– Слушай сюда, девчонки! Кликуха моя – Циркач, я, как уже было сказано, честный фраер в натуре. Ну и мокрушник немного, да, грешен, каюсь. Но в душе – чистый фраер, правда. Срок тянул в Мордовии, недавно откинулся. Еще на нарах вписался в крутую тему. Ссученные менты и цыгане из городка, который мы сейчас проезжаем, в той же теме, ясно? Накладочка, слышь, вышла – другой заместо меня должен был к здешним цветным на «стрелку» прихилять. Потому и фотка в липовой ксиве чужая, ясно? Мусорки снабдили меня формой, а ксива получилась гнилая, с рожей того кореша, вместо которого я нарисовался. Вот здесь, – я тряхнул фальшивым гипсом, – под бинтами спрятана карта, ее мне на «стрелке» «боро» дал, в смысле – барон цыганский. Карта местности, ясно? Меня за городом, в лодке, в моторке, бригада ждет. Я карту получил, форму, и мы на лодке должны плыть вверх по течению, до истоков, ясно? А форма ментовская, чтоб на хер посылать смело всех случайных встречных, коль таковые нарисуются у бережка речушки, понятно, а? Плывем до истоков и дальше пехом до места, обозначенного на карте. – Я специально вру про местность в сотни километров от разоренной наркотрассы. – Там, в лесу, прикопан зенитный комплекс. Типа, переносной. Забыл, как точно называется. Там над лесом самолеты раз в месяц летают, нагруженные золотом, из Владика в Москву. Прикинули, девочки, какая тема крутая? Ваще, атас, да?..
И я подробно рассказал, как «хромал к лодке, где меня пацаны ждут», объяснил, почему «хромал», тем, что «навернулся, блин, на ровном месте, ногу, блин, подвернул», пожаловался: «Хромаю, блин, зырю – автоколонна», ну и так далее. И зачем я им все это рассказываю, буквально заставляя слушать, удерживая на прицеле? Они б спросили, я б не ответил, зачем, честное слово. И в придуманной наспех истории про зенитные комплексы и самолет, груженный золотом, концы с концами, если честно, сходятся плохо, очень плохо. Например, совершенно непонятно, на фига я ценную карту местности под бинтами прячу. И слабовата мотивация относительно нужности милицейской формы. И почему у меня с собой наркотики, я не объяснил. И расплатился за убитую подругу «коксом» чересчур нарочито, фактически всучил преступницам наркоту, но! Одно веское «но»! Как известно, ежели врать с размахом, то люди непременно подумают: «Неужели ВСЕ это неправда?» И начнут головы ломать. И запутают сами себя окончательно.
Чего-чего, а путать свои следы я умею. Правда, было дело, перестарался однажды и крепко попал на крючок, однако нынче расклад принципиально иной. Вскоре я нырну в океан тайги, и у государства крючков не хватит меня вылавливать. Что же касаемо мафии, так этот пугливый и осторожный спрут, как я уже говорил, предпочтет отстраниться от участия в ловле опасного хищника. Тем паче что я лишний раз напугаю спрута мафии, оставив на полу вагона с заложниками и мертвой преступницей рваную ксиву с фото Лешего, а в руках у лесбиянок упаковки с мафиозным «коксом». Короче – что ни делается, все к лучшему. Одно плохо – в паху до сих пор свербит, давненько я не пропускал столь сильных ударов по столь нежным органам, ай, как неприятно, ай, как стыдно. За то, что я проморгал такой удар, мой милый дедушка-японец устроил бы мне такую трепку, так бы меня наказал, представить страшно...
Глава 4
Я – вор
Верно подмечено народом – прикидываться больным нельзя, симулянту аукнется. И я живой тому пример. Я столь талантливо имитировал вывих ноги, так грамотно дурил ментов, так гениально симулировал, что разрыдался бы и сам Станиславский. Я притворялся, и вот результат – реально вывихнул ногу. Причем правую, полноценную конечность. Спрыгнув с поезда, как учили, все сделал правильно – и сгруппировался, и под откос скатился мячиком, встал, сделал шаг и, представляете, поскользнулся! Стопу правую подвернул, в лодыжке прострел, я аж вскрикнул. Кое-как, на хромой левой, скачками, добрался до кустарника, что произрастал в пяти примерно метрах от железнодорожной насыпи. Скрипя зубами, стянул сапог с травмированной ноги, глянул на припухшую стопу и громко, с душой выматерился. Серьезная, блин, анатомическая неприятность приключилась, чтоб ее и так и этак! Надо срочно принимать меры.
Дернул стопу, поработал костоправом, промассировал особым образом мышцы и связки, воздействовал на кой-какие хитрые акупунктурные точки, сделал что можно и нужно, осталось наложить тугую повязку. Бинт, намотанный на руку, совсем измочалился и стал непригоден, я скинул китель, снял милицейскую рубашку, порвал ее на лоскуты, с грехом пополам наложил повязку.
Разобравшись с ногой, я облегчил рюкзак, вытащил гражданскую трофейную одежду. Оголился, милицейский маскарадный костюм закопал под кустом, там же зарыл кобуру и бинт. Переоделся в гражданское. Сунул пистолет в рюкзак, осмотрел культю придирчиво. Осмотром остался доволен, ранка на обрубке предплечья зарубцевалась. Гораздо хуже выглядит моя единственная левая пятерня, ободранная о трос. Орудуя пострадавшей рукой, еле-еле натянул сапог на пострадавшую ногу поверх тугой повязки. Портянку с травмированной ноги пришлось пихнуть в боковой кармашек рюкзака, а значит, грядет еще неприятность – еще и мозоли на пальцах правой конечности натру, вот зараза!