Час Быка
Шрифт:
Фай Родис не догадывалась, что удостоилась неслыханной чести. Личная жизнь членов Совета Четырех всегда была скрытой. Считалось, что эти сверхлюди вообще не снисходят до столь житейских дел, как женитьба, зато мгновенно могут получить в любовницы любую женщину планеты Ян-Ях. На самом деле владыки брали жен и любовниц лишь из узкого круга наиболее преданных им людей.
Чойо Чагас вошел бесшумно и внезапно. По-видимому, это было его обыкновением. Он метнул быстрый взгляд по сторонам и лишь потом посмотрел на неподвижно стоявшую гостью.
– Они на месте, – тихо сказала Родис, –
– Что только? – нетерпеливо воскликнул Чойо Чагас, в два шага пересек комнату и отдернул складчатую драпировку, ничем не отличавшуюся от обивки стен. В нише за ней стоял человек, широко раскрытыми глазами он смотрел на своего господина. Чойо Чагас гневно закричал, но страж не двинулся с места. Чойо Чагас бросился в другую сторону. Родис остановила его жестом.
– Второй тоже ничего не соображает!
– Это ваши шутки? – вне себя спросил владыка.
– Я опасалась встретить непонимание, вроде как вчера с окном, – с оттенком извинения призналась Родис.
– И вы можете так каждого? Даже меня?
– Нет. Вы входите в ту пятую часть всех людей, которая не поддается гипнозу. Сначала надо сломить ваше подсознание. Впрочем, вы это знаете… У вас собранная и тренированная воля, могучий ум. Вы подчиняете себе людей не только влиянием славы, власти, соответствующей обстановкой. Хотя и этими способами пользуетесь отлично. Ваш приемный зал: вы – наверху, в озарении, внизу, в сумерках, – все другие, ничтожные служители.
– Разве плохо придумано? – спросил Чойо Чагас с ноткой превосходства.
– Эти вещи очень давно известны на Земле. И куда более величественные!
– Например?
– В Древнем Китае император, он же Сын Неба, ежегодно совершал моление об урожае. Он шел из храма в специальную мраморную беседку – алтарь – через парк дорогой, по которой имел право ходить только он. Дорога была поднята до верхушек деревьев парка и вымощена тщательно уложенными плитами мрамора. Он шел в полном одиночестве и тишине, неся сосуд с жертвой. Всякому, кто подвертывался нечаянно там, внизу, под деревьями, немедленно отрубали голову.
– Значит, для полного величия мне следовало бы вчера отрубить головы всем вам?.. Но оставим это. Как вы справились с моими стражами?
– Очень легко. Они тренированы на безответственность и бездумное исполнение. Это влечет за собой потерю разумного восприятия, тупость и утрату воли – главного компонента устойчивости. Это уже не индивидуальность, а биомашина с вложенной в нее программой. Нет ничего легче, как заменить программу…
Из-за драпировки так же внезапно, как и ее муж, появилась женщина необыкновенной для тормансианки красоты. Одного роста с Фай Родис, гораздо более хрупкая, она двигалась с особой гибкостью, явно рассчитанной на эффект. Волосы, такие же черные, как у Родис, но матовые, а не блестящие, были зачесаны назад с высокого гладкого лба, ложась на виски и затылок тяжелыми волнами. На темени сверкали две переплетенные змеи с разинутыми пастями, тонко отчеканенные из светлого, с розоватым отливом металла. Ожерелье этого же металла в виде узорных квадратов, соединенных розовыми камнями с алмазным блеском, охватывало высокую шею и спускалось четырьмя сверкающими подвесками в ложбинку между грудей, едва прикрытых фестонами упругого корсажа. Покатые узкие плечи, красивые руки и большая часть спины были обнажены, отнюдь не в правилах повседневного костюма Торманса.
Длинные, слегка раскосые глаза под ломаными бровями смотрели пристально и властно, а губы крупного рта с приподнятыми уголками были плотно сомкнуты, выражая недовольство.
Женщина остановилась, бесцеремонно рассматривая свою гостью. Фай Родис первая пошла навстречу.
– Не обманывайте себя, – негромко сказала она, – вы, бесспорно, красивы, но прекраснее всех быть не можете, как и никто во вселенной. Оттенки красоты бесконечно различны – в этом богатство мира.
Жена владыки сощурила темные коричневые глаза и протянула руку жестом величия, в котором проступало что-то нарочитое, детское. Фай Родис, уже усвоившая приветствие Торманса, осторожно сжала ее узкую ладонь.
– Как вас зовут, гостья с Земли? – спросила та высоким, резковатым голосом, отрывисто, как бы приказывая.
– Фай Родис.
– Звучит хорошо, хотя мы привыкли к иным сочетаниям звуков. А я – Янтре Яхах, в обыденном сокращении – Ян-Ях.
– Вас назвали по имени планеты! – воскликнула Родис. – Удачное имя для жены верховного владыки.
По губам женщины Торманса пробежала презрительная усмешка.
– Что вы! Планету назвали моим именем.
– Не может быть! Переименовывать планету с каждой новой властительницей – какой громадный и напрасный труд в переписке всех обозначений, сколько путаницы в книгах!
– Хлопоты с изменением имен – пустяк! – вмешался Чойо Чагас. – Нашим людям не хватает занятий, и всегда найдутся работники.
Фай Родис впервые смутилась и молча стояла перед владыкой планеты и его прекрасной женой.
Оба по-своему истолковали ее смущение и решили, что настал благополучный момент для завершения аудиенции.
– Внизу, в желтом зале, ждет инженер, приданный вам для помощи в получении информации. Он будет всегда находиться здесь и являться по первому вашему зову.
– Вы сказали «инженер»? – переспросила Родис. – Я рассчитывала на историка. Ведь я невежда в вопросах технологии. Кроме того, у нас на Земле история – важнейшая отрасль знаний, наука наук.
– Чтобы распоряжаться информацией, нужен инженер. У нас это так. – Чойо Чагас снисходительно усмехнулся.
– Благодарю. – Родис поклонилась.
– О, мы встретимся еще не раз! Когда вы покажете мне фильмы о Земле?
– Когда захотите.
– Хорошо. Я выберу время и сообщу. Да, – Чойо Чагас кивнул на драпировки, – верните их в прежнее состояние.
– Можете подать сигнал, они свободны.
Чойо Чагас щелкнул пальцами, и в ту же секунду оба стража вышли из укрытия со склоненными головами. Один из стражей пошел впереди Фай Родис через коридоры до зала, завешенного черными драпировками и устланного черными коврами. Отсюда лестница черного камня двумя полукружиями спускалась к золотисто-желтому нижнему залу. Страж остановился у балюстрады, и Фай Родис пошла вниз одна, чувствуя странное облегчение, будто за угрюмой чернотой вверху осталась тревога о судьбе экспедиции.