Час, когда придет Зуев
Шрифт:
«Очень будет больно или нет? — почти равнодушно подумал Алексей. — За что мне это? Зачем же я?.. Разве плохо мне было… там?» Давно застреленный милицией черный дог шмыгнул в комнату, где топтался Волин, грянув в пол когтями совсем уже оглушительно. Алексей сразу узнал его.
Безобразное пятно лишая расползлось еще шире, захватив весь собачий бок. Вокруг пораженного пространства желтели проплешины помельче, словно брызги от огромной капли кислоты, упавшей на шкуру животного.
— Ну, хорошая собака… — ломко заговорил Волин, не узнавая и пугаясь своего голоса. — Хорошая… умная… мы тебя
Дог двинулся к Алексею, и его когти опять угрожающе грохнули в паркетные плиты.
Волин смотрел, как к нему медленно, словно сквозь воду, приближается его смерть, обнажая желтые влажные клыки величиной с мизинец, покачивая ощеренной мордой, припадая на передние лапы и напряженно вздергивая костлявый зад.
Низкое, глухое рычание словно хлестнуло Волина по лицу. Сбросив оцепенение и ничего уже не соображая, он кинулся наутек. Он несся так, что подошвы сапог едва чиркали по паркету, и этих легких касаний хватало для того, чтобы бешеный ветер ужаса тут же подхватывал его и увлекал неведомо куда, лишь в полном согласии с инстинктом самосохранения.
Вокруг все мелькало, словно в запущенном на бешеную скорость кинофильме. Грохот собачьих лап рокотал со всех сторон. Алексей чувствовал, что клыкастая пасть все ближе, рядом… уже почти настигает его.
Проскочив пустые проемы, он с разбегу ударял всем телом в створки дверей, каждый раз молясь о том, чтобы они не оказались запертыми. Ему пока везло, но времени на то, чтобы захлопнуть двери перед мордой преследователя, не оставалось.
Волин мчался, как автомобиль, на полном ходу оставленный водителем, и как тот неуправляемый автомобиль отыскал наконец свой роковой кювет. Что-то ударило его спереди по ногам, прямо над ступнями, то ли вывороченная половица, то ли ножка опрокинутого стола.
Падая, Волин даже испытал облегчение от того, что не надо больше рвать мышцы и сухожилия в этом бессмысленном бегстве. Лишь бы все кончилось побыстрей. Но, грохнувшись об пол и зайдясь от боли, он понял, что не желает умирать, хоть в кошмаре, хоть наяву. Обратившись в кусок пропитанной животным ужасом плоти, Алексей взорвался воплем — не-е-ет! Инерция протащила его по полу еще несколько метров. Коленную чашечку обожгло. Отщепившийся от паркета деревянный скол зло ужалил кожу голени. И в тот же миг что-то твердое и угловатое больно врезалось в бедро. Волину показалось, что в том месте его ухватили челюсти дога.
Но это было что-то другое, и Алексей как-то сразу догадался — что. Перекатившись на спину, он запустил руку в карман. Газодробовой револьвер был там. Гладкая, прикладистая рукоять сразу будто вросла в потную прыгающую ладонь. Волину было недосуг удивляться и размышлять, как стало возможным сие чудо. В это мгновение он увидел дога. Тварь выросла на пороге, словно черный демон, вынырнувший из преисподней. Собака Баскервилей!.. Волин рванул впаявшуюся в кулак рукоять.
Револьвер, как и заведено в таких случаях, застрял, зацепившись курком за ткань кармана. Алексей, вместо того, чтобы слегка протолкнуть оружие в глубь, а потом выхватить его без помех, рванул так, что затрещала вся штанина.
Пес негромко взревел и прыгнул. Его мосластое тело, одолев половину расстояния до жертвы, с костяным стуком приземлилось и тут же снова взвилось в воздух.
Второй прыжок должен был стать для Алексея последним.
Волин понятия не имел ни о каких специальных способах самозащиты. Но инстинкт швырнул Алексея в сторону, заставив с немыслимым проворством откатиться к стене.
Воняющая псиной туша обрушилась на пустое место.
Тот же инстинкт поставил Алексея на ноги, а удача (или кувыркание по полу?) высвободила оружие. Прижимаясь спиной к стене, Волин вскинул револьвер.
Прицелиться он не мог. Рука ходила ходуном.
Пес, ткнувшись мордой в пол, рявкнул и молниеносно повернулся к ускользнувшей жертве. Волин увидел совсем рядом закисшие собачьи глаза, услышал, как в глотке дога перекатываются шершавые чугунные болванки, и нажал на спусковой крючок.
Курок револьвера звонко щелкнул. Но вместо выстрела в тишине комнаты брякнул звук, похожий на вялый щелчок пишущей машинки. Алексею показалось, что он даже сумел разглядеть, как крохотные, словно пшено, дробинки лениво выпорхнули из короткого ствола и с тихим шелестом рассеялись по полу.
«Патроны отсырели!» — ударило Алексея, и он опять судорожно даванул на спуск. И еще раз… Негромко пробрякала все та же пишущая машинка. Мелкая дробь посыпалась на паркет. Волин понял, что от этого зверя хваленый заграничный пугач его не защитит. Будь ты проклят! Сгинь, исчадье ада, тебя нет, ты мне снишься!..
Но и от заклинания толку оказалось немного.
Дог опять взвился в прыжке, целя клыками Волину в горло. Алексей вскинул руки и отшатнулся. Собачья пасть лязгнула возле самого его уха. Черная туша обрушилась Волину на грудь. От удара пальцы разжались и бесполезный игрушечный револьвер запрыгал по полу.
Последующие секунды слились для Волина в бешеное мелькание смоляной шкуры, розовой пасти и желтых лязгающих клыков. Позже Алексей не мог припомнить, как отбивался от ужасного пса, так как душа его будто отлучилась на время, оставив тело один на один с кровожадной химерой.
Вернуться обратно ее заставило громкое ругательство, прозвучавшее как гром среди зимы. Щелкающая пасть вдруг исчезла, страшная псина черным барахтающимся комом покатилась по полу, и тут же между ней и Алексеем выросла чья-то широкая, до боли знакомая спина, обтянутая походным свитером.
Неуклюже проюзив по паркету, дог мгновенно вскочил и, как распрямившаяся пружина, кинулся на нового врага. Лобанов вскинул руку с зажатым в ней револьвером. «Брось это дерьмо! Бежим!» — хотел крикнуть Волин, но не успел.
Выстрел полыхнул и шарахнул так, что Алексей почти ослеп и оглох. Сквозь радужную муть он увидел через плечо Лобанова, что Собака Баскервилей вертится волчком, все шире развозя по полу алую лужу и хватая себя зубами за развороченную грудь.
Опять оглушительно бабахнуло. Револьвер в руке Лобанова подпрыгнул, тупой ствол харкнул длинным, косматым снопом огня и дыма. А когда дым рассеялся, стала видна неподвижная черная груда, сотрясаемая судорогами последних конвульсий. «Что это, — глядя на нее, изумился Волин, — это ОНО?!» Ответа ему не требовалось. Из окровавленной груды косо торчала скрюченная собачья лапа.