Час негодяев
Шрифт:
– Ты был внутри этого самолета?
– Нет, сэр.
Митич сплюнул.
– Это представительский самолет, бизнес-джет. Я еще на землю не сошел, а у меня такое ощущение, что мы прилетели в гости к какому-то мафиози.
– Так оно и есть, сэр.
…
– Я только вчера имел с ним беседу. Эти мафиози строят здесь представительную демократию, и, судя по тому, что правительство США направило сюда группу сотрудников ФБР, оно их поддерживает в этом.
– Дерьмо.
– Мы это дерьмо видели много раз. Косово, потом
– Дерьмо, – повторил Митич, – ладно. Здесь, по крайней мере, безопасно?
– Все относительно, сэр. На улицах не стреляют, но все местные бизнесмены и политики передвигаются с охраной, а перед многими зданиями стоят щиты. От снайпера.
– Улики есть?
– Есть, сэр. Вопрос в том, куда они приведут.
– Хорошо. – Митич повернул назад, к машинам, куда уже грузили снаряжение спецгруппы. – Посмотрим, к чему это приведет.
Американские агенты заняли несколько кабинетов в здании американской временной миссии.
Кабинеты нашлись, в том числе и потому, что Госдепартамент США решил сократить число дипработников в Украине до возможного минимума. Официально причина не называлась, но неофициально все понимали, что это произошло после убийства Будрайтиса.
Сейчас Говард Бешо, их эксперт, уже закончил расстановку походного комплекта аппаратуры, отгородил свой угол конструкцией из толстой пленки и наскоро сколоченных рам из досок и рассматривал гильзу в электронный микроскоп, а они собрались в другом углу комнаты. Митич нашел большую классную доску, на которой можно было писать маркером, и написал красным маркером вверху, большими буквами СНАЙПЕР.
Дана сидела на стуле, закинув свои длинные ноги на стул, который стоял перед ней. Дэмиан Ван Бурен, еще один неплохой снайпер в группе, ранее служивший в спецподразделении по освобождению заложников, пялился скорее на женские ноги, чем на доску. Козак сидел на стуле, подставленном спиной к стене, и улыбок это не вызывало.
– Мотив? – сказал Митич.
– Псих. – Каррера зевнула.
– Психи не умеют стрелять из винтовок пятидесятого калибра, – возразил Ван Бурен, которому, возможно, стало обидно за коллегу, которого назвали психом.
– Не критикуем, – поправил Митич, – только предлагаем.
– Эй, – сказала Каррера, – я не говорю, что он псих в медицинском смысле. Хотя возможно и такое. У него может быть ПТСД, а возможно, это сукин сын, полюбивший убивать. В Мексике полно таких, и как раз с винтовками пятидесятого калибра, потому что пятидесятый калибр прошивает полицейский бронежилет и потому что это круто. «Барретт» стоит на черном рынке от пятнадцати штук, но для парней, которые получают по «пол-лимона» чистыми за каждую переправленную за реку партию, это не деньги. Они просто покупают это и идут убивать, вот так вот…
Каррера попыталась напеть какую-то песенку, наркокорридос, немилосердно при этом фальшивя…
– Так, не отвлекаемся. Голландец, что думаешь?
– Если бы у парня был ПТСД, – сказал Ван Бурен, – скорее всего, он засел бы на какой-нибудь высокой колокольне с винтовкой и мешком патронов и сидел бы там, пока его не выковыряли оттуда. А не совершал нечто похожее на заказные убийства.
– Козак, твоя очередь.
– Это профессионал, – сказал Козак, – может, и псих, но профессионал точно.
– Почему ты так думаешь?
– Я видел его работу. Когда стреляешь сверху вниз, не каждый догадается взять поправку на угол места цели. А те, кто догадается, не всегда берут ее правильно. Обычно армейский снайпер делает несколько пристрелочных выстрелов, верно, Голландец?
– Ага.
– Тут он работал несколько раз. И всегда без пристрелки. И всегда чисто. Я был один раз в трех метрах от цели.
– Может, при пятидесятом калибре поправки не требуются?
И Козак, и Ван Бурен почти синхронно ответили «нет».
– Полтинник, – начал объяснять Голландец, – не такая точная штука, какой кажется. Он создан не для снайперской стрельбы, и создан он очень давно. Его редко используют для работы по живым целям. Если бы мне пришлось выбирать винтовку, с которой не было бы проблем при работе на дальнюю дистанцию, я бы взял триста тридцать восьмую, но никак не пятидесятый калибр. Это совсем не то.
– Но этот почему-то работает полтинником.
– Возможно, ничего другого нет, – сказал Козак, – в конце концов, для полтинника можно использовать боеприпасы от тяжелого пулемета. В зоне боевых действий их сколько угодно. Триста тридцать восьмой ни к чему другому не подойдет, боеприпасы стоят дорого, сама винтовка нуждается в высококвалифицированном обслуживании, ресурс ствола очень низкий. Возможно, это бывший или действующий армейский снайпер.
– Но он использовал снайперские патроны.
– Да, сэр, причем специфические.
– Это не армейский снайпер, – сказал Ван Бурен, – возможно, когда-то им был, но сейчас – нет.
– Почему?
– Работает без пристрелки – раз. Второе – я почитал дело о гибели Будрайтиса. Эксперты уверены, что он достал водителя с первого выстрела, причем попал очень точно. Это значит, он умеет работать со стеклом. Армейские снайперы обычно не умеют работать со стеклом, там, где они работают, все стекла уже выбиты.
– То есть он один из нас?
– Да, сэр. Тот, кто его учил, дал ему намного больше, чем требуется армейскому снайперу. В том числе и по стеклу.
– Габ?
– Согласен. Противник серьезный.
– А политика?
– В смысле?
– Политика? Это может быть политический киллер?
– Да, но в чем смысл?
– Например, поссорить нас с Украиной. Точнее, с тем, что от нее осталось. Сейчас выясняется, что патроны могли быть из наших поставок из Боснии.
Козак покачал головой.