Час пробил
Шрифт:
— Он вел нечестную игру.
— Почему? Не понимаю. Объясните.
— Мы контролируем всех участников события, которое произошло в вашем городе. Вы, как иикто другой, понимаете, о каких серьезных вещах идет разговор. Как вам известно, миссис следователь бывает в доме нашего подопечного Лоу. У них, кажется, роман…
Меня не интересует чужое белье, — Харт положил руку на рукоятку пистолета.
Напрасно. Ваша неинформироваппость может дорого нам обойтись. И вам, кстати! Сегодня, как вы — случайно — узнали, дочь Сола Розенталя' была у отца. О чем они говорили, судить трудно. Она была у него больше часа. Опа не посещает
— Сэр, — прохрипел Харт, — не знаю, кому и во сколько обойдется моя неинформированность, но ваша стоила жизни Солу Розенталю. Его дочь была любовницей Лоу. У них развалились отношения, вот почему она пошла к нему. Она не искала никакого контакта для Сола. Поверьте! Только сегодня мы с ним решили, что будем молчать до конца, чего бы нам это ни стоило.
Пауза. Шорох. Скрипучие потрескивания. Харт чуть не крикнул: «Какого дьявола! Ничего не слышу. Где же ваш хваленый телефонный центр в Нью-Джерси? Почему он не переключает разговор на свободную линию?» — но вовремя вспомнил, что связь идет по некоммерческим каналам.
— Вероятность такого мотива не была предусмотрена. Тем более что дочь Розенталя всюду трубила о собственной инициативе разрыва, — втолковывал Харту далекий абонент.
— Мне тоже прикажете в работе руководствоваться женской логикой? — заорал Харт.
— Произошла ошибка, — бесстрастно откликнулся голос. — Если…
— Ошибка? — Харт задохнулся. — Ошибка?
— Если закрыть глаза на то, что Розенталь не внушал нам доверия…
Но Харт уже не слушал. Он выхватил из ящика пистолет и тяжелой рукояткой начал колотить по стойке переключения каналов.
Для миссис Уайтлоу поездка к полковнику Макбрайду была сопряжена с немалым риском. Если они проверят по архивным документам, где служил полковник, то сразу наткнутся на фамилию Мардена, и тогда…
Элеонора допустила некоторые просчеты, когда ехала к Мардену, поэтому у нее был «хвост». Она знала несколько приемов отсечения «хвоста», причем такого отсечения, что ее ни в коем случае нельзя было заподозрить в преднамеренном желании избежать слежки. У преследователей возникала иллюзия подлинной случайности: потерялась, упустили, накладка в работе. Святых исполнителей, работающих без ошибок, не бывает. С этим вынуждено мириться самое многоопытное руководство. Поскольку Элеонора ни разу с начала дела Лоу не пользовалась отсечением «хвоста», сейчас она могла себе это позволить, один раз, единственный. Другого выхода не было: уж слишком просто было протянуть ниточку от Мардена к Макбрайду.
Ампутация «хвоста» при пересадке с самолета на самолет прошла великолепно, по существу двойная ампутация: ее «пасли» двое — причем один не знал другого — в два кнута, как называл подобные ситуации прежний шеф. Около четырех часов вечера она уже стояла перед виллой полковника Макбрайда.
«Необыкновеннаял вилла», — подумала она. Казалось, какая-то неведомая сила перенесла через океан и бросила среди нагромождения камней изящный японский домик. Его стены были расписаны в неповторимой национальной манере. Миссис Уайтлоу стояла зачарованная. Она видела
склоны гор и рыбачьи лодки в бушующем море, воздушные мосты, водопады, бумажных змеев, парящих над красными кленами и неправдоподобно прозрачные ирисы.
— Вы кого-то ищете?
К миссис Уайтлоу обратилась немолодая женщина среднего роста с гладкими, ослепительно белыми волосами, расчесанными на косой пробор. Яркий передник и скромное серое платье составляли ее костюм.
— Мне нужен мистер Макбрайд.
— Полковник сейчас в саду, он занимается там… — женщина замялась, — он никого не желает видеть. Вы договаривались с ним заранее?
По тому, что сказал о полковнике его бывший подчиненный Марден, по тону, каким был задан вопрос, по едва уловимым признакам Элеонора поняла: никто не мог договариваться с мистером Макбрайдом заранее — не в том состоянии полковник, и седовласая женщина это прекрасно понимала.
— Не договаривалась, — Элеонора не скрыла смущения, — мне нужно поговорить с ним, от нашего разговора многое зависит…
— Что, например? — женщина засунула руки в накладные карманы фартука.
— Например, жизни людей.
— О! Жизни! — руки выскользнули из широких прорезей, и пальцы сплелись. — Полковника не интересуют ничьи жизни, он болен, серьезно болен.
— Знаю, — ответила Элеонора.
Женщина ей понравилась. Досадно, если она не пустит миссис Уайтлоу к полковнику. Люди с таким выражением лица обезоруживали Элеонору: она не могла повысить голос, настоять, не находила убедительных аргументов, она терялась, и смятение заползало в душу, потому что от таких людей веяло трагедией, смирением безысходности.
— Если можно, — еле слышно проговорила Элеонора, — хотя бы на несколько минут.
— Попробую, — женщина после раздумья кивнула и скрылась в зелени, окружающей виллу.
Элеонора переминалась с ноги на ногу. Ветер играл подолом юбки. За спиной послышался шорох. Миссис Уайтлоу резко повернулась и оказалась лицом к лицу с высоким, абсолютно лысым стариком. Только на затылке торчали в стороны грязно-седые лохмы. Старик хитро улыбался и облизывал губы кончиком языка.
— Ну что? — спросил он.
Элеонора совершенно не представляла, как отвечать на такой вопрос. Она отступила назад и учтиво произнесла:
— Мне нужен мистер Макбрайд.
— Зачем?
— Хочу задать ему несколько вопросов.
— Каких? — мужчина смешно расправил плечи и засунул в рот конфету.
— Кто вы? — не выдержала Элеонора.
— Я? Я — полковник Макбрайд. Они, — он перешел на таинственный шепот, — они считают, что я того, подвинулся умом. Как вам это нравится? Это я-то. Чепуха. Столько перенес в жизни, что немудрено было сойти с ума, но я не сошел. Решаю кое-какие проблемы, когда решу — а решу обязательно, — все будут спасены. И вы тоже. Вас как зовут?