Час пробил
Шрифт:
Самолетом кто-нибудь займется? — обратился к шоферу Гурвиц,
— Да, сэр, — ответил водитель. — Сейчас подъедут ребята из технической службы. Опи задержались из-за машины. Забарахлил мотор.
— Ничего собе техническая служба! — процедил Уиллер. — Если у них барахлит мотор машины, что же ожидает двигатель самолета?
— Ничего страшного, сэр. В смысле самолета пе опасайтесь. Все будет о’кей. Машина — обиход, а самолет — работа. Сами понимаете, одно дело — предмет обихода, другое — ваша работа.
— С удовольствием выпил бы сегодня, — мечтательно произнес Байден.
— После десятого
— Откуда знаешь, что после десятого? — усомнился Байден.
— Как-никак я старший, — Гурвиц разгладил бумажку на коленях и начал читать, всем видом показывая, что больше разговаривать нс наморен.
В тысячах километров от несущегося по летному полю автомобиля, па Окинаве, в маленьком домике с бамбуковыми карнизами молодой полковник, чей малыш пил из ручья в Нью-Мексико, дожевывал очередной кусок ананаса. Рядом сидел переводчик.
— Все же зря «джапсы» отказались от капитуляции, — заметил полковник.
— Ну, как сказать. — Капитан Марден блаженствовал: отношения с полковником стали почти родственными.—
Как сказать, сэр. Неприлично, чтобы сам микадо открыл величественные врата Японии1.
— Думаю, врата в Японию скоро взломают. — Полковник встал, с удовольствием втянул запах огромного букета, поставленного незаменимым сержантом. — Наш президент мужественный человек: он не побоится сказать «да».
Машйна с тремя офицерами остановилась у ангара. Двое — Байден и Уиллер — пошли в одну сторону, Гурвиц — в другую: его вызвало начальство.
Вечером троица отдыхала в глубоких брезентовых креслах. Жара спала. Воздух стал прохладным. Прохлада несла успокоение. На коленях у Гурвица была разложена подробная карта. Он появился с ней после обеда. Уиллер потягивал сок из высокого стакана, в котором плавали кусочки льда. Байден свой стакан уже опорожнил и сейчас с удовольствием слушал, как его дружок из соседней части делился воспоминаниями о любовных похождениях. Дружок часто взвизгивал от хохота, и тогда раздавалось: «И тут я ей сказал…» Что же он сказал, никому, кроме Байдена, не посчастливилось узнать, потому что дружок сразу же после этих слов переходил на приглушенное квохтанье.
«Скоро начнется, — размышлял Уиллер. — Знать бы — что. Гурвиц на удивление серьезен. Сегодня впервые вспомнил, что он — старший экипажа. Что он так тщательно изучает? Даже шепчет от напряжения».
Губы Гурвица шевелились. Уиллер прислушался. До него долетали обрывки фраз и какие-то странные названия.
— Бухта. Гора Инасаяма, — шептал Гурвиц, — река Ураками, католическая церковь Ураками тэнсюдо. Дополнительные ориентиры на правом берегу бухты: при подлете с востока — католический собор Оура тэнсюдо, конфуцианский мавзолей Косибе, в самой глубине бухты в месте впадения реки — городской рыбный рынок Гёси…
— Что бормочешь? — Уиллер тронул пилота за плечо.
Гурвиц вздрогнул, посмотрел на врача и проговорил: — Подходим к финишу.
— Где финишная лента? Кто ее натянет?
Уиллер придвинулся ближе, ему показалось, что Гурвица бьет легкая дрожь.
— Наша финишная лента в Нагасаки. Натянем мы.
Игра слов, титул микадо буквально переводится
Сами. Спрашивать ни о чем не надо. Пока все. Завтра дадут окончательные инструкции.
Байден покатывался от хохота: аховые похождения! Гурвиц уткнулся в карту. Уиллер был профессиональным врачом. У него уже развился нюх на смерть. Он чувствовал ее неистребимый' запах. Он не знал, что ожидает их через несколько дней. Но можно смело предположить: их усилия обойдутся кому-то дорого.
Утром следующего дня, после очередного посещения начальства, Гурвиц собрал экипаж. Пилот был подтянут п подозрительно немногословен.
— Будут бомбить японские города. Целей несколько. Еще в мае было выбрано четыре города. Среди них Нагасаки. Все решит метеорология. Для бомбометания нужна прямая видимость.
Байден смотрел прямо перед собой. Сама серьезность: он легко переходил от благодушия к сосредоточенности. Ему все было безразлично. Он столько раз бомбил цветные квадратики, раскинувшиеся далеко-далеко внизу, что сообщение Гурвица не могло его ни насторожить, ни тем более потрясти. «Хуже, чем в Дрездене, не будет. Нет, не будет. Невозможно, чтобы было хуже. У нас самолет-разведчик, значит, роль всего лишь вспомогательная. Кто, чем, кого будет бомбить, меня интересует мало».
Уиллер прикоснулся к родимому пятну. Он делал это всегда, когда нервничал;
— Там скопления войск или важные военные объекты?
— Естественно, — пожал плечами Гурвиц. — Иначе кто бы и зачем затеял эту бомбардировку?
Он держал в руках ту же карту, что и вчера вечером. Она была свернута в маленькую тонкую трубочку.
— Дай посмотреть, — попросил Уиллер.
Гурвиц неохотно протянул карту. Бумага была шероховатой, крупнозернистой и теплой, наверное, оттого, что руки пилота давно сжимали ее. Врач развернул трубочку: подробный план Нагасаки. В самом центре городской застройки красовался заштрихованный кружок, к нему тянулись две пунктирные линии.
— Что означает пунктир? — Врач еле заметно улыбался.
— Курсы, с которых можно заходить на цель. — Гурвиц смотрел под ноги.
«Кружок в центре города и есть цель?» — хотел спросить Уиллер, но не спросил — и так очевидно.
Через плечо врача заглянул Байден и, дурачась, пропел:
— Насколько я понимаю, перед нами центр дивного города?
Тут Уиллер нс выдержал — кривлянье Байдена докопало его — и, словно Гурвиц обидел его лично, с вызовом бросил:
— Хочешь сказать: здесь большие скопления войск? — Уиллер ткнул пальцем в красный кружок.
— Не умничай! Понял? — Гурвиц сорвался. Он выхватил карту из рук врача и пошел к самолету.
Через несколько минут начинался очередной тренировочный полет.
«Редкое явление! — подумал Байден. — Гурвиц выпустил пар!»
С тех пор они больше не говорили о предстоящей операции. Они совершали по два вылета в день, отрабатывая заходы с востока и с запада. Уиллер свирепел, выслушивая бесконечное бормотание Гурвица: «Остров Накадори. Промахнулись! Нужно было заходить восточнее». Илп: «Видишь, палец торчит — полуостров Нагасаки. Вышли божественно. Тютелька в тютельку. Теперь вверх по пальцу километров шестьдесят, и город под нами. Хоп-ля».