Час волка
Шрифт:
– Знаете, это очень интересная комната.
– Блок огляделся.
– Иногда в ней удается заставить заговорить даже мертвого.
– Вы, может, и желаете убить меня, но не убьете. И вы, и я знаем, как важен Стальной Кулак.
– Еще один ход ва-банк попал в цель. Блок снова уставился на него.
– Мои друзья в Москве были бы страшно рады передать такую информацию союзникам.
Намек Майкла попал на нужную почву. Блок сказал:
– И кто еще знает про это?
– Голос его стал слегка визгливым, в нем появилась тень дрожи.
– Чесна не единственная, - он решил дальше вести Блока, схватившего наживку.
– Она-то ведь была с вами, пока я осматривал ваши номера.
Это подействовало. Выражение лица Блока на секунду показалось ошеломленным, поскольку он понял,
– Кто дал вам ключи?
– Я этого знать не могу. Ключи были отнесены в номера Чесны во время собрания Бримстонского клуба. Я возвратил их, опустив в цветочный горшок на втором этаже.
Чем дальше, тем лучше, - подумал он. Блоку никогда бы не пришло в голову, что Майкл спустился по стене замка. Он наклонил голову вбок. Сердце его бешено колотилось, и он знал, что играет в опаснейшую игру, но ему нужно было выиграть время.
– Знаете, я думаю, что насчет комнаты вы почти правы. Здесь действительно можно слышать голос в скором времени мертвого полковника.
– Насмехайтесь надо мной, сколько хотите, барон, - Блок через силу улыбнулся, на щеках у него выступили красные пятна.
– Но после нескольких инъекций сыворотки правды вы мне расскажете все.
– Думаю, что я покажусь вам немного покрепче, чем Франкевиц. А кроме того, я не могу сказать вам того, чего не знаю. Ключи я просто взял в моих номерах, а вернул их в пакете вместе с фотопленкой.
– С фотопленкой? Какой фотопленкой?
– Волнение стало более заметным.
– Ну, разве я полез бы в ваши номера, не имея с собой ничего, так? Конечно, у меня был фотоаппарат. Тоже предоставленный кем-то из друзей Чесны. Я сделал фотографии со снимков из вашего портфеля. Плюс кое-каких других бумаг, тех, которые похожи на страницы из бухгалтерской книги.
Блок молчал, но Майкл мог сказать, о чем он думал: тайны, сохранность которых лежала на его ответственности, вышли наружу и, вероятно, находятся в пути с курьером в Советский Союз, а "Рейхкронен" - гнездо предателей.
– Вы обманываете, - сказал Блок.
– Если бы все это было правдой, вы не раскрыли бы ее так свободно.
– Я просто не хочу умереть. И не горю желанием попасть под пытки. Тем более, что информация уже передана. Теперь вы сделать уже ничего не сможете.
– О, я с вами, пожалуй, не согласен. Могу, и даже очень многое. Рука его дотянулась до подноса, пальцы ухватили вилку. Он встал рядом с Майклом, лицо его пошло пятнами.
– Я сровняю "Рейхкронен" с землей и казню всех от слесаря до управляющего, если это понадобится. Вы, барон, скажете мне все про то, как и где вы встретились с Чесной, маршрут, по которому вы собирались бежать, и все тому подобное. Вы правы: я вас действительно не убью.
– Он вонзил зубцы вилки в мякоть левой руки Майкла и выдернул их. В вас, однако, действительно есть нечто, представляющее для меня интерес.
– Вилка опять вонзилась, проткнув плечо Майкла. Майкл дернулся, лицо его покрылось потом. Вилка выдернулась.
– А именно: я намерен вас съесть, сказал Блок и вонзил зубцы в грудь Майкла, пониже горла, - просто как кусок мяса. Я прожую вас, переварю то, что мне понравится, а остаток выплюну.
– Он выдернул вилку, зубцы которой окрасились кровью.
– Вы можете знать про Стальной Кулак - но вы не знаете, как предполагается его использовать. Никто не знает, где эта крепость, кроме меня, доктора Гильдебранда и нескольких других, чья преданность не подлежит сомнению. И потому ваши русские хозяева тоже об этом не знают, и, значит, не могут передать информацию британцам и американцам, не так ли?
– Он воткнул вилку в левую щеку Майкла, потом вытащил ее и попробовал кровь Майкла на вкус. Это, - сказал Блок, - только первое блюдо.
– И выключил лампу.
Майкл слышал, как он прошел по комнате. Тяжелая дверь отворилась.
– Бауман, - сказал полковник, - уберите это дерьмо в камеру.
Он сдерживал дыхание, а теперь выпустил его, шипя, сквозь зубы. По крайней мере, некоторое время не будет пыток. Вошел Бауман, с ним три солдата. Они развязали ремни на запястьях и лодыжках Майкла, сдернули его с крестообразного стола
– Ну, иди же, свинья, не останавливайся!
– прорычал Бауман, тощий молодой мужчина в круглых очках и с длинным худым лицом, подталкивая Майкла. По обе стороны коридора шли деревянные двери в три фута высотой со стальными запорами на уровне пола. В дверях были маленькие квадратные глазки с задвижками, которые можно было отодвигать, чтобы, как предположил Майкл, дать воздух или передать внутрь воду или еду. В этом месте пахло сыростью и древностью, с примесью запаха сырой соломы, человеческих испражнений, пота и немытого тела. Конура для бродячих собак, подумал Майкл. Он услышал звериные стоны и ругань своих товарищей по плену.
– Стой, - скомандовал Бауман. Он держался прямо, не сгибая спины, и смотрел на Майкла без всякого интереса.
– Стань на колени.
Майкл замешкался. В спину ему уперлись два винтовочных дула. Он наклонился, и один из солдат отодвинул с ржавым скрипом железный засов. За дверью кто-то торопливо отскочил.
Бауман открыл ее. В лицо Майклу повеяло душным, тошнотворным спертым воздухом. В прокисшей темноте конуры он рассмотрел пять или шесть исхудалых человеческих тел, другие вероятно скрючились возле стен. Пол был устлан гнилым сеном, а потолок был лишь в пяти футах от пола.
– Забирайся, - сказал Бауман.
– Милости Божьей! Милости Божьей!
– выкрикивал истощенный, с бритой головой и выпученными глазами мужчина и, пошатываясь, пополз на коленях к двери, воздевая руки, его впалая грудь была сплошь в истекающих гноем язвах. Он остановился, дрожа и с надеждой глядя на Баумана, глаза его блестели во тьме.
– Я сказал - забирайся, - повторил нацист.
Через две секунды после того, как он сказал это, один из солдат ударил Майкла под ребра ногой в сапоге, а другие затолкали его в адскую конуру и с треском захлопнули дверцу. Железная задвижка со скрипом встала на место.
– Милости Божьей! Милости Божьей!
– продолжал выкрикивать пленный, пока грубый голос из дальнего угла камеры не остановил его, сказав:
– Заткнись, Метцер! Тебя все равно никто не слушает.
7
Лежа на гнилом сене в вонючей тьме, где другие пленные бормотали и стонали во сне, Майкл почувствовал, как на него надвигалась тоска, подобно шелковистому покрову.
Жизнь - драгоценная вещь; чем она является для людей, так ее ненавидящих? Он подумал про черный дым, изрыгаемый трубами и оскверняющий воздух запахом горелой плоти. Он подумал про ящики из сосновых досок, полные волос, и что когда-то кто-то - мать, отец - в более добром мире расчесывал эти волосы, гладил их и целовал лоб, на который они ниспадали. Теперь они отправлялись к изготовителям париков, а тела - наверх с дымом. Здесь уничтожалось нечто большее, чем люди; целые миры превращались в белый пепел. И для чего? "Лебенштраум", хваленое "жизненное пространство" Гитлера, и Железные Кресты? Он подумал о Мышонке, лежавшем мертвым в кустах, шея маленького человечка сломана быстрым и милосердным поворотом. Сердце у него заныло: может быть, убийство - в его натуре, но ему оно само по себе вовсе не доставляло удовольствия. Мышонок был хорошим другом. Какая эпитафия может быть лучше этой? Оплакивать одну человеческую жизнь в этой терзаемой смертями стране - все равно что находиться в горящем доме и погасить одну свечку. Он отвел свои мысли прочь от воспоминания о Бутце, раздавившем руку мертвого и вынувшем из нее медаль. Глаза его увлажнились и он понял, что может потерять контроль над своими чувствами в этой адской дыре.
Что там говорил Блок? О чем были его слова?
– пытался сосредоточиться Майкл, отключаясь от кровавой сцены. Блок говорил что-то про крепость. Да, именно так. Слова Блока: "Никто не знает, где эта крепость, кроме меня самого, Гильдебранда и еще нескольких..."
Крепость. Какую крепость подразумевал он? На острове Скарпа? Майкл так не думал; для Чесны не составило труда узнать, что у Гильдебранда на Скарпе дом и мастерская. Этот факт не был так строго оберегаемой тайной. Тогда какую другую крепость имел в виду Блок и что она могла иметь общего с тем, как планировалось применить Стальной Кулак?