Час волка
Шрифт:
Габи не сбавила скорости, но и не прибавила ходу. Она ровно держала скорость - поразительное достижение, когда ее пульс так быстро скакал. Она видела затененные защитные очки мотоциклиста и пассажира в коляске. Они, казалось, убийственно уставились на нее. На полу у ее ног лежал заряженный "Люгер". Она могла при необходимости схватить его и через мгновение выстрелить из окна.
Майкл сказал:
– Продолжай вести машину.
– Он откинулся в ожидании на заднем сиденье.
Мотоцикл с коляской вынырнул всего в шести футах за их задним бампером. Габи глянула в зеркало заднего обзора и увидела, что пассажир в коляске махал в сторону обочины.
– Они показывают нам остановиться, - сказала она.
– Мне сделать это?
Майкл был в нерешительности только секунду.
–
Если решение его неправильно, он скоро это узнает.
Габи снизила скорость "Мерседеса". Мотоцикл с коляской тоже сбавил ход. Потом Габи свела тяжелый автомобиль с дороги, и мотоцикл поравнялся с ними, прежде чем его водитель выключил мотор. Майкл сказал:
– Ничего не говори, - и со злостью стал опускать стекло.
Пассажир в коляске, лейтенант, судя по нашивкам на его пыльной форме, уже вытаскивал свои длинные ноги из коляски и вставал. Майкл выставил голову из окна и по-немецки закричал:
– Что, черт побери, вы собираетесь делать, идиот? Загнать нас в кювет?
Лейтенант похолодел.
– Нет, господин. Извините, господин, - бормотал он, распознав полковничьи погоны.
– Ну, чего вы там стоите! Что вам нужно?
– Рука Майкла была на рукояти "Люгера".
– Прошу прощения, господин. Хайль Гитлер.
– Он отдал вялый нацистский салют, на который Майкл даже не потрудился ответить.
– Куда вы направляетесь, господин?
– Кому это нужно знать? Лейтенант, вы что, хотите проехаться со штрафным батальоном на рытье траншей?
– Нет, господин!
– Лицо маленького лейтенанта было мрачно и белое как мел, под слоем пыли. Темные очки делали его глаза выпуклыми, как у насекомого.
– Извините, что я остановил вас, господин, но я счел своим долгом...
– Вашим долгом? Сделать что? Действовать, как жопа?
– Майкл взглядом искал у него оружие. На молоденьком лейтенанте кобуры не было. Его оружие, вероятно, было в коляске. У мотоциклиста тоже оружия видно не было. Это вполне устраивало.
– Нет, господин.
– Молоденький паренек слегка дрожал, и Майкл почувствовал к нему легкую жалость.
– Предупредить вас, что перед восходом солнца здесь бывают воздушные налеты на дорогу к Амьену. Я не знал, слышали вы об этом или нет.
– Я слышал, - сказал Майкл, решив воспользоваться случаем.
– Им пока попались только несколько грузовиков. Ничего особенно важного, - продолжал лейтенант.
– Но есть еще инструкция: при такой ясной погоде предполагаются дополнительные воздушные налеты. Ваш автомобиль... ну, так сверкает, господин. Очень хорошая мишень.
– Мне что, грязью ее обмазать? Или поросячьим дерьмом?
– Он сохранял ледяной тон.
– Нет, господин. Я не имел в виду такую крайность, господин, но... эти американские истребители... они очень резко пикируют.
Майкл мгновение рассматривал его. Молодой человек стоял навытяжку, как член палаты общин перед королевой. Парню было не больше двадцати лет, прикинул Майкл. Проклятые сволочи обирают теперь и колыбели на пушечное мясо. Он снял руку с "Люгера".
– Да, конечно, вы правы. Ценю ваше беспокойство, лейтенант?..
– он оставил конец фразы в воздухе.
– Крабель, господин!
– гордо сказал молодой человек, бывший на волоске от смерти, не подозревая об этом.
– Благодарю вас, лейтенант Крабель. Я запомню ваше имя.
– Оно будет выбито вязью на деревянном кресте, вколоченном в могилу на французской земле, когда вторжение сметет все, подумал он.
– Да, господин. Доброго дня вам, господин.
– Молодой человек отсалютовал, салютом марионетки, затем вернулся в свою коляску. Мотоцикл взвыл мотором и помчался прочь.
– Подожди, - сказал Майкл Габи. Он дал мотоциклу скрыться из виду, потом коснулся плеча Габи.
– Все в порядке, поехали.
Она опять тронула, ведя машину с той же ровной скоростью, часто поглядывая не только в зеркала, но и на небо в поисках любого намека на серебристый блеск, который мог бы пикировать на них, сверкая пулеметами. Союзные истребители обычно поливали огнем дороги, интендантские склады и любых военных, каких находили; в ясный день, вроде
– Не суетись, - спокойно сказал Майкл.
– Не слишком рано сбрасывай скорость.
– Он увидел около восьми - девяти солдат с винтовками и парочку офицеров контрразведки с пулеметами. Его рука опять легла на "Люгер". Он еще раз опустил стекло и приготовился притворяться негодующим.
Его действия оказались ненужными. Оба офицера контрразведки посмотрели на его знаки различия и гладкий черный автомобиль и получили удовлетворяющее впечатление, еще более усилившееся, когда посмотрели на Габи за рулем. Формальность, с извиняющимся пожатием плеч сказал старший. Конечно, полковник знает о партизанской деятельности в этом секторе? Что можно с этим поделать, если не истреблять этих крыс? Если нам окажется возможным посмотреть ваши документы, сказал человек из контрразведки, мы пропустим вас через контрольный пункт как можно скорее. Майкл пожаловался на то, что его вызывают на совещание в Париже, и передал свои документы. Оба человека из контрразведки просмотрели их, скорее чтобы показать, что они что-то делают, чем с истинным вниманием. Если бы точно так же работали на союзников, подумал Майкл, я бы засадил их в тюрьму. Вероятно, не прошло и тридцати секунд, как его документы были возвращены с четкими салютами, и ему с его хорошенькой "фройляйн" пожелали счастливого пути в Париж. Габи тронула машину, когда солдаты развели в стороны деревянные заслоны, и Майкл услышал, как она перевела дыхание, которое до этого затаила.
– Они кого-то ищут, - сказал Майкл, когда они отъехали от контрольного дорожного пункта, - но не знают, кого. Они рассчитывают, что тот, кто спрыгнул с парашютом, имеет огромное желание попасть в Париж, поэтому выставили повсюду своих ищеек. Если они все такие, как эти двое, то могли бы и сами эскортировать нас до двери к Адаму.
– Я бы на это не полагалась.
– Габи регулярно поглядывала на небо; ни следа серебра. Пока. Дорога была тоже свободна, сельская местность слегка изменялась, становилось больше яблоневых садов и участков леса. Страна Наполеона, лениво подумала она. Сейчас ее сердце билось не так сильно; проезд через дорожный контрольный пункт оказался более легким, чем она ожидала.
– Так что насчет Адама?
– спросила она.
– Что, вы думаете, есть там такого, из-за чего он пытается отсюда выбраться?
– Я ничего не думаю.
– О, да, вы думаете.
– Их взгляды встретились в зеркале.
– Я уверена, что вы думали об этом порядочно, также, как и я. Да?
Такое ведение разговора было чересчур откровенным, и оба они это понимали. Разделенное знание - разделенные муки, если они окажутся в руках гестапо. Но Габи ждала ответа, и Майкл сказал: - Да.
– Но только одно это ее устраивало; Габи молчала, все еще в ожидании. Он сложил руки в перчатках.
– Я думаю, Адам обнаружил что-то такое, что он посчитал достаточно важным, чтобы рискнуть многими жизнями и пробиться наружу. Мое руководство тоже так думает, иначе меня бы тут не было. И нет необходимости говорить, что ваш дядя не был бы мертв.
– Он увидел, как она слегка вздрогнула; она была крепкой, но не железной.
– Адам профессионал. Он знает свое дело. Он также знает, что некоторая информация стоит того, чтобы из-за нее погибнуть, если важна для победы в этой войне. Или чтобы избежать поражения. Перемещения войск или конвоев с грузами мы можем получать в любое время с помощью зашифрованных радиопередач от дюжины других агентов по всей Франции. Это же - что-то такое, о чем знает только Адам, и на что гестапо наложило колпак. Что означает, что это чертовски более важно, чем обычные сведения, которые мы получаем. Или, по крайней мере, так об этом думает Адам, иначе он бы не запросил помощь.