Час волка
Шрифт:
– В тех горах хороший снег. Плотный. Не приходится очень опасаться лавин. Спасибо, моя дорогая.
– Он вернул Габи ее бумаги. Она взяла их и убрала, заметив, что парочка солдат подвинулась поближе, чтобы поглядеть на нее. Хольманн аккуратно сложил бумаги Майкла.
– Я помню фонтан в Браухдонау. Знаете ли - где стоят статуи ледяного короля и королевы. Зубы у него блеснули.
– Да?
– Боюсь, что вы ошибаетесь.
– Майкл протянул руку за бумагами.
– В Браухдонау нет фонтана, герр Хольманн. Я полагаю, нам можно все-таки двигаться.
– Ну, - сказал, пожимая плечами, Хольманн, - я допускаю, что, в конце концов, я мог и ошибиться.
– Он опустил документы в руки Майкла, и Майкл порадовался, что выслушивал от Мак-Каррена все подробности, которые он излагал по архитектуре и истории Браухдонау. Пальцы Майкла сомкнулись на документах, но Хольманн не отпускал их.
– У
– Невинная ложь, и я надеюсь, что вы извините мне мою самонадеянность. Но знаете ли, я раньше ходил в тех местах на лыжах. Прекрасные места. Эта знаменитая лыжня в двадцати километрах к северу от Эссена.
– Улыбка вернулась на его лицо, в ней было отвратительное удовольствие.
– Наверняка вы знаете про нее. "Дедушка", да?
Он знает, подумал Майкл. Он чует британское по моей коже. Майкл почувствовал себя на краю пропасти, а под ним разинуты истекающие слюной челюсти. Проклятье, почему я не положил "Люгер" рядом с собой на сиденье? Хольманн ждал его ответа, голова настороженно склонилась набок, красное перо шевелилось на ветру.
– Герр Хольманн?
– сказал солдат с ручным пулеметом. В голосе его слышалась нервозность.
– Герр Хольманн, вам бы лучше...
– Да, - сказал Майкл. В животе у него схватило.
– "Дедушка".
Улыбка у Хольманна исчезла.
– О, нет. Боюсь, я имел в виду "Бабушку".
– Герр Хольманн!
– закричал солдат. Двое других завопили и бросились к деревьям. С ревом заработал мотор броневика. Хольманн глянул наверх. Что за черт?
– И тут услышал пронзительный вой, так же, как и Майкл, повернулся назад и увидел блеск серебра, пикирующего на контрольный дорожный пункт.
Истребитель, понял Майкл. Быстро снижается. Солдат с ручным пулеметом заорал:
– В укрытие!
– и побежал по обочине.
Хольманн, плюясь от злобы, позвал:
– Стойте! Стойте, вы!..
Но солдаты удирали к деревьям, и броневик, как железная черепаха, карабкался к укрытию, а Хольманн выругался и полез в свой плащ за пистолетом, когда повернулся к фальшивому полковнику.
Но в руке Майкла вырос "Люгер". Пока Хольманн поднимал пистолет, Майкл сунул "Люгер" Хольманну в лицо и нажал на курок.
Послышался грохот, будто надвигалась лавина, и из крыльев истребителя застрекотали пулеметные очереди, звук выстрела из "Люгера" был заглушен более мощным оружием. Две пулевые завесы прошлись вдоль дороги, беря "Мерседес" в вилку и осыпая искрами, а Хайнц Рихтер Хольманн, только что бывший гестаповец, завалился на спину с единственной дымящейся дырочкой в центре лба, как раз под его игривой шляпой. Бумаги Майкла были уже в его собственной руке, а когда тень истребителя промелькнула по земле, Хольманн упал на колени, кровь текла по его застывшему от удивления лицу. Голова поникла на грудь. Шляпа, прикрывавшая мозг, слетела, и свирепый горячий порыв ветра от истребителя расправил на ней красное перо, как кровавый восклицательный знак.
– Крабель!
– закричал Майкл. Молоденький лейтенант собрался удирать к деревьям, а его водитель не мог завести мотор мотоцикла. Он повернулся к "Мерседесу".
– Этого человека ранило!
– сказал Майкл.
– Добудьте врача, но прежде уберите эту чертову баррикаду!
Крабель и его водитель колебались, желая убежать в укрытие, прежде чем истребитель вернется на следующий заход ураганного огня.
– Делайте, что я сказал!
– приказал Майкл, и два немца отодвинули деревянную баррикаду. Они поставили ее в сторону, Крабель обыскивал небо своими защитными очками, и тут Майкл услышал предвещающее смерть завывание истребителя, заходившего на вторую атаку.
– Езжай!
– сказал он Габи. Она вдавила ногой газ до упора, и автомобиль дернулся вперед, мимо Крабеля и мотоциклиста, и проревел через открытый заслон. Тогда два немца тоже побежали к деревьям, под которыми остальные попадали на землю. Пока Габи разгонялась по дороге, Майкл оглянулся и увидел отражавшееся в крыльях самолета яркое солнце. Это был американский самолет P-47 "Тандерболт", и казалось, что он летит прямо в "Мерседес". Он увидел вспышки очередей из пулеметов, пули били по дороге, разметывая гравий. Габи круто бросила автомобиль влево, его шины сошли с дороги на траву. Раздался звук "бумм", который, как показалось Майклу, раздался у самого его крестца, а Габи пыталась справиться с рулем. "В нас попали!" - подумала она, но мотор продолжал реветь, поэтому она прибавила скорость. Автомобиль попал в облако пыли, ослепившей их на несколько секунд. Когда прояснилось, Майкл увидел два луча солнца, бьющих сквозь дыры в крыше, и был вырван кусок заднего стекла величиной с кулак. Стеклянные осколки рассыпались по сиденью
– закричала она.
Не за тем проделал он такой дальний путь, чтобы быть убитым американским летчиком-истребителем.
– Туда!
– сказал он, хватая Габи за плечо и показывая на яблоневый сад справа.
Габи крутила руль, веером разворачивая "Мерседес" через дорогу и направляя его на непрочную деревянную ограду, в которую она ударилась бампером и пробила брешь, достаточную для их проезда. Она пролетела мимо заброшенной фуры с сеном в тень от деревьев сада, а через три секунды "Тандерболт" зазудел над головой, срубая очередями ветви и белые бутоны с деревьев, но ни одна пуля не попала в "Мерседес". Габи остановила автомобиль и поставила на ручной тормоз. Сердце у нее колотилось, в горле першило от пыли. Она глянула на дыры в крыше: места выхода пуль были отмечены отверстиями в сиденье рядом с водителем и в полу. Она ощутила себя в смутном полусонном состоянии, которое, подумала она, могло быть первым признаком того, что к ней по-кошачьи подкрадывается обморок. Она закрыла глаза и уткнулась лбом в рулевое колесо.
Самолет над ними снова взвыл. На этот раз пулеметы молчали, и мышцы у Майкла расслабились. Он увидел, как "Тандерболт" развернулся к западу и ринулся за другой мишенью, вероятно, за бегущими солдатами или броневиком. "Тандерболт" нырнул, строча пулеметами, потом быстро набрал высоту и, завывая, двинулся прочь, направляясь на запад, к побережью.
3
– Улетел, - сказал наконец Майкл, когда убедился в этом. Он сделал несколько глубоких вздохов, чтобы привести себя в спокойствие, и почувствовал запахи пыли, собственного пота и сладкий аромат яблоневых бутонов. Все вокруг автомобиля было усеяно белыми лепестками, и много их все еще оставалось на деревьях. Габи кашлянула, и Майкл нагнулся к ней, взял ее за плечи и оттянул от руля.
– С тобой все в порядке?
– В его голосе почувствовалось напряжение. Габи кивнула, глаза у нее заблестели и увлажнились, и Майкл с облегчением вздохнул - он боялся, что ее зацепила пуля, и если бы это случилось, задание было бы в ужасной опасности.
– Да, - сказала она, найдя в себе силы.
– Я в полном порядке. Просто наглоталась пыли.
– Она несколько раз прокашлялась, чтобы прочистить горло. Что больше всего пугало ее в этом происшествии, так это то, что она была полностью в руках Божьих и не могла отвечать стрельбой.
– Нам лучше двигаться. У них не займет много времени установить, что Хольманн был застрелен из "Люгера", а не из пулемета.
Габи собралась с силами, только усилием воли усмирив взвинченные нервы. Она отпустила тормоз и задом вывела "Мерседес" по колее в примятой траве снова на дорогу. Она въехала на булыжник и повела автомобиль к востоку. В радиаторе слегка шумело, но приборы показывали, что бензин, масло и вода были в норме. Майкл посматривал на небо с волчьим неослабным вниманием, но больше никакие самолеты оттуда не выскакивали. И никто за ними не ехал, и из этого он заключил, откровенно говоря, понадеялся, что солдаты и второй гестаповец все еще пребывают в шоке. Дорога вилась под колесами "Мерседеса", и булыжник очень скоро перешел в асфальт, а указатель пояснил, что до Парижа осталось восемь километров. Контрольных дорожных пунктов больше не было, отчего им обоим полегчало, но они миновали нескольких грузовиков с солдатами, ехавших из города и в город.
Внезапно по обеим сторонам дороги появились высокие стройные деревья, и она перешла в широкое шоссе. Они проехали последний деревянный сельский домик и увидели первый из множества кирпичных и каменных домов, потом пошли большие серые каменные здания, украшенные белыми статуями, как торты, украшенные кремом. Перед ними в солнечном свете сверкал Париж, башни его соборов и знаменитых архитектурных сооружений светились как золотые иглы. Его вычурные здания грудились вместе, очень похожие на подобные во многих столицах, но на этих лежала печать столетий. На фоне плывущих облаков стояла Эйфелева башня, такая же изящная, как французские кружева, а сводчатые крыши Монмартра сияли разнообразными, отблескивающими красным и коричневым, оттенками палитры художника. По мосту, украшенному каменными херувимами, "Мерседес" пересек светло-зеленые воды Сены, и Майкл уловил запахи мха и томившейся в тине рыбы. Поток автомашин увеличился, как только они пересекли бульвар Бертье, одно из широких шоссе, опоясывавших Город Света, которое было названо по имени наполеоновского маршала. Габи смело ринулась в гонку с "Ситроенами", телегами с лошадьми, велосипедистами и прохожими, и большинство из них уступало дорогу внушительному черному штабному автомобилю.