Час ворона
Шрифт:
Палец автоматически отстучал по телефонным клавишам номер пострадавшего от ивановских бандитов Ленечки Стошенко. После одиннадцатого длинного гудка я услышал знакомый заспанный голос:
– Да-а... Слу-ушаю...
– Ты про-о-оснешься на рассве-ете, мы с тобою вместе-е встретим де-ень рождения зари-и... – пропел я в трубку.
– Мать вашу в лоб! Это кто стебается?
– Доброе утро. Это Седой.
– Ты пьяный, да? Который час?
– Скоро восемь.
– Стас, ты крейзи! Я в полседьмого спать лег.
– Есть дело, Леонид.
– Вау! Что? Халтурка намечается?
– Ишь, как оживился! Нет, не халтура. Мне Буба нужен. Срочно!
– С печки упал, да? Буба снимает.
– Знаю. Скажи, где снимает. Адрес?
– Я что? Себе враг, да?
– Клянусь, Буба не узнает, откуда у меня адрес его притона.
–
– Не скажешь, больше не дам халтуры.
– Нет! Не скажу. Мне не нужны неприятности.
– А приятности тебе нужны? Что, если я сейчас же позвоню Борису и расскажу, как видел тебя в прошлую пятницу целующимся с Аркадием Павловичем? Борька – дама ревнивая. Не простит измены.
– Стас, ты подлец!
– Ни фига, я не подлец. Просто мне очень нужно срочно встретиться с Бубой.
– Поклянись, что не скажешь...
– Я уже поклялся! Бубе под пыткой не скажу, от кого я узнал адрес!
– Не перебивай меня, пожалуйста! При чем здесь Буба! Поклянись, что ничего и никогда не скажешь Борису про нас с Аркадием.
– Клянусь. Ничего не расскажу Борьке про то, как в прошлую пятницу, отдыхая в кабачке «Планета Голливуд», пошел в сортир отлить и там застал тебя, целующим взасос очаровательного белокурого Аркашу. Никогда не расскажу, какой орган Палыча ласкала твоя шаловливая ручонка во время поцелуя и куда забрался розовый пальчик Аркадия.
– Подлец! Мерзавец! Зачем ты надо мной издеваешься?! Животное! Мужлан! Зачем ты мне все это говоришь?
– Затем, чтоб ты мне фуфловый адресок Бубы не подсунул.
– Это наш с тобой последний разговор в жизни, альбинос проклятый!
– Согласен. Диктуй адрес, мой бывший «голубой» друг, и попрощаемся на век. Слушаю внимательно.
Ленечка по памяти продиктовал столь желанный для меня адрес и бросил телефонную трубку.
Стошенко подрабатывал у Бубы, консультировал Бубу на предмет звуковых эффектов, подбора музыки, шумов, ну, и так далее. Отсюда и знание Леонида Стошенко того места, где кинорежиссер Николай Касторский по кличке Буба снимает порнуху с «юными участниками». (Кстати, кураторы-бандиты детского порно отказались профинансировать гомосексуальный вокальный проект Ленечки, свели его с ивановской группировкой и потом долго смеялись над избитым геем. Вот такие они, спонсоры от криминала, шутники и затейники.) Первым на должность порнорежиссера был приглашен я. Как-то во время ночных посиделок, не помню уже в каком кабаке, за мой столик подсел бандитского вида мужчина, назвавшийся Егором. Бандит попросил мою подружку актрисульку Зиночку «сходить попудрить носик» и взялся пудрить мне мозги. Коротенечко изложил суть творческо-коммерческого порнопредложения, заверил, что «все схвачено», «все под «крышей», и предложил встретиться «если я стремаюсь» с «Большим Папой» для получения гарантий «полной спокухи». От заманчивого предложения делать бабки на детском порнокинематографе я сумел отказаться. Повезло. Бывают и такие предложения, от которых при всем желании не откажешься. В данном, конкретном случае мое везение имело имя Николай, отчество Каренович и кличку Буба.
Николай Каренович во времена оно снял несколько детских фильмов-сказок. С приходом к власти демократов Николай Каренович впал в нищету и сшибал копейки, участвуя в устроении разнообразных детских утренников и праздников. Пока подрастало поколение детей, которые еще помнили фильмы Бубы, экс-режиссеру удавалось сводить концы с концами. Когда же последние памятливые детки перестали посещать новогодние елки, покрасили волосы, надели туфли на платформе и ломанулись на рейверовские дискотеки, спал интерес и к Николаю Кареновичу. И у детишек, и, как следствие, у финансирующих ребячьи забавы взрослых. Николай Каренович попробовал делать рекламу, однако за время, проведенное вне съемочной площадки, он здорово отстал в техническом плане. Буба боялся компьютеров, ненавидел цифровую аппаратуру и, привыкнув склеивать обрывки кинопленки за архаичным монтажным столом, путался в отснятом на видео материале. И все же Бубе удавалось с грехом пополам раз в полгода урвать заказик на дешевую рекламку. Но именно с грехом пополам и не чаще чем раз в шесть месяцев.
Пока я тянул время, оттягивая неприятный момент, когда придется сказать «да» или «нет» порнодельцам, пока я строил мрачные
Адрес, названный Ленечкой, смутно знаком. Если быть до конца точным – знакомо место, где выстроен дом номер такой-то. Большой Харитоньевский переулок, совсем рядом с Чистыми прудами. На метро вторая остановка. Брать мотор от трех вокзалов до Чистых прудов – сорить деньгами. А что делать? Сто американских долларов одной бумажкой составляют все мои капиталы. Документов нет, в обменник не сунешься, да и закрыты все обменники в такую рань. Хорошо бы заехать домой, но нельзя. Дома непременно ждет засада.
На площади у трех вокзалов я отыскал сговорчивого частника. Хмурый шоферюга согласился подвезти до Чистых прудов, дав сдачи с моей сотни всю имеющуюся у него наличность, аж двести пятьдесят четыре рубля. Надо спешить, пришлось ехать. Никогда еще не платил так много за пять минут езды в «Москвиче».
С повеселевшим шофером «Москвича» распрощались подле памятника Грибоедову. Отсюда быстрее пешком дойти до Большого Харитоньевского, чем петлять по улочкам с односторонним движением.
Пять минут ходьбы, и я возле дома с искомым номером. Старый добротный жилой дом подле относительно новой постройки середины семидесятых. В домишке-старикашке меня интересует первая парадная. Вхожу и напарываюсь на щиток домофона. Экая незадача. Придется вести предварительные переговоры с Бубой отсюда, снизу. А если Буба не ответит на сигнал домофона, придется ждать, пока в парадную кто-либо войдет или из парадной кто-нибудь выйдет. Время раннее, можно прокуковать у закрытой двери и час, и два. Господь, Зевс Громовержец, сделай так, чтобы Буба ответил!
Я набрал на панели домофона двузначный номер квартиры, и динамик переговорного устройства оперативно откликнулся голосом Бубы:
– Кто там?
– Николай Каренович, это я – Седой, Стас Лунев. Откройте, пожалуйста, есть разговор.
– Поднимайтесь на последний этаж. Открываю.
Входная дверь открылась, впустив меня в парадную. Я вошел, бодро перепрыгнул три низкие ступеньки и, оказавшись около дверей лифта, поспешил втиснуться в кабинку.
Кнопка последнего, четвертого этажа не работала. Я надавил пластиковый кругляк с полустертой тройкой, кабинка вздрогнула, сварливо загудела и не спеша поползла вверх.
«Странно, почему Буба не удивился моему визиту? Час ранний, сонный, а он откликнулся на зов домофона, будто давно ждал в гости Стаса Лунева, – думал я, тупо уставившись на неработающую кнопку, помеченную четверкой. – Черт побери! Какой же я болван! Ну конечно! Леонид Стошенко позвонил, предупредил о моем нездоровом ажиотажном интересе к подпольной порнокиностудии».
Лифт остановился, и его отнюдь не механические дверцы сразу же распахнулись, причем без моей помощи. Дверцы лифта открыл поджидающий меня на площадке третьего этажа шкафообразный детина.