Чаша и крест
Шрифт:
— Меня зовут Джоанна Стаффорд.
21
— Сэр, боюсь, тут какое-то недоразумение. Я бы хотела внести ясность относительно истинной цели сегодняшнего званого обеда, — сказала я со всей учтивостью, на какую была способна. — Если вы думаете, что здесь происходит нечто неподобающее, то глубоко заблуждаетесь. Мой кузен, маркиз Эксетер, решил выдать меня замуж за барона Монтегю. В нашу честь и был устроен этот обед, чтобы мы смогли обсудить совместные планы
Я сделала паузу, надеясь, что холодная враждебность Дадли хоть немного растает. Но тщетно.
— Так вы из тех самых Стаффордов? — спросил он. — И чья же вы дочь, герцога Бекингема?
— Мой батюшка был младшим братом герцога, его звали сэр Ричард Стаффорд, — ответила я.
Дадли кивнул:
— Ага, семьи изменников затевают новые альянсы.
— Вы не смеете так говорить! Мы не совершали никакой измены! — бросаясь вперед, крикнул барон Монтегю.
Дадли снова вскинул брови.
— И это говорит брат кардинала Реджинальда Поула, — спокойно сказал он.
Из коридора наверху послышались крики. Интересно, что там случилось? Может, что-то нашли во время обыска? Джеффри предсказывал, что поднимется страшная неразбериха. Я посмотрела в сторону ниши, где недавно пряталась сама. Джеффри до сих пор еще там, значит он пока в безопасности. Интересно, слышал ли он, как я пыталась вмешаться? Увы, кажется, я сделала это напрасно.
Двое солдат Дадли прошли мимо ниши, совсем близко. Слава богу, повернули к лестнице. За ними следовала еще группа людей. Первым шел мрачный и испуганный Эдвард Кортни. За ним вели черноволосого мальчика, года на два старше Эдварда. Так вот каков он, сын и наследник барона Монтегю.
— Вы не имеете права! Я никуда не пойду! — Он кричал, извивался всем телом, и я увидела, что руки мальчика связаны за спиной. Двое солдат подталкивали его к лестнице. Слава богу, Артура не было в этой ужасной процессии. Но что, если шум разбудил малыша, он испугался и не знает, что делать?
Генри Кортни вскрикнул. Я повернулась к кузену. Он беспомощно вытянул руки, наблюдая, как юного Эдварда, вконец перепуганного, уводят по лестнице.
Я перевела взгляд на Монтегю, который тоже смотрел, как ведут его сына. На худом лице барона сверкали большие глаза. Правую руку он сунул в камзол. Я догадалась, что он там нащупывает кинжал. Но Дадли тоже не спускал с барона глаз и следил за каждым его движением.
Я быстро подошла к Монтегю.
— Не надо, — прошептала я. — Дадли только этого и ждет. Он же провоцирует вас.
Монтегю сделал вид, что не слышит, но руку из-под камзола все-таки вынул.
Подойти к отцу юному Поулу не позволили. Солдаты заявили, что якобы наверху он оказывал им сопротивление и поэтому арестован. Между бароном и его сыном встали двое солдат.
А вот Эдварду разрешили подойти к Генри.
— Я ничего не понимаю. Папа, что происходит? — спросил он жалобным
Кортни-старший крепко обнял его и прижал к себе.
— Но детей-то зачем арестовывать? — невольно вырвалось у меня. А слово, как известно, не воробей…
— У меня есть на это письменный приказ, подписанный лично его королевским величеством, — отозвался Дадли.
— Но ведь это ужасно, это постыдное и чудовищное злодеяние!
— Барон, — медленно, с расстановкой сказал Дадли, обращаясь к Монтегю, — на вашем месте я бы посоветовал своей невесте попридержать язык.
На меня это замечание подействовало, чего не скажешь о Монтегю, который в ответ поинтересовался:
— Скажите, Дадли, а сколько вам самому было лет, когда вот так же пришли арестовывать вашего отца?
Язвительное замечание Монтегю попало в цель. Дадли сжал зубы, скулы его напряглись.
— Пять, — ответил он сквозь зубы и отвернулся к коридору, ведущему к большой зале. — А-а, вот и они, наконец!
Оттуда в сопровождении солдат вышли сэр Эдвард Невилл и Гертруда Кортни, на лицах обоих проступал страх, который они безуспешно пытались скрыть. Так, значит, и жена Генри тоже арестована. Все семейство Кортни будет отправлено в лондонский Тауэр.
Никогда не забуду, как испугалась Гертруда, когда увидела своего сына в объятиях отца. Маркиза вдруг заморгала, покачнулась, побледнела, как мел. Я подумала, что она сейчас упадет в обморок. Но Гертруда овладела собой и прошла вперед, словно бы и не заметив нас с бароном. Меня окутало облако ароматов: апельсин, ромашка и розмарин. С трудом передвигая ноги, она подошла к мужу и сыну. Генри нежно обнял ее. Эдвард заплакал еще громче. Так и стояли они, тесно обнявшись, как одно дерево с тремя сросшимися стволами.
— Ее не надо, это леди Поул, — сказал Дадли, указывая на Констанцию, которая с широко раскрытыми от ужаса глазами подходила к нам. — Эту даму ни в коем случае арестовывать нельзя.
— Интересно почему? — громко спросил Монтегю.
— Ее муж, сэр Годфри Поул, предоставил следствию важнейшие улики, убедившие короля в том, что существуют основания учинить вам допрос как государственным изменникам.
— Нет, нет, нет! — вскричала леди Поул и тут же расплакалась.
— Этого не может быть, — сказал Генри Кортни, все еще обнимая жену и сына.
— Дадли, вы пытали моего брата? — спросил Монтегю, и лицо его потемнело. — Если да, то вы дорого за это заплатите, клянусь Девой Марией.
Но уполномоченный короля по-прежнему сохранял завидное хладнокровие.
— Я не палач, барон. В прошлом году король назначил меня вице-адмиралом своего флота. Я командую кораблями и матросами, а не подонками из Тауэра. А отвечая на ваш вопрос, скажу, что сэр Годфри Поул сделал свое заявление по доброй воле.
Барон Монтегю раздраженно фыркнул.