Чаша Мараканы
Шрифт:
И было связано неразрывными узами с рождением этой формулы, этой тактической схемы. Появление на поле четырех защитников (вместо прежних трех) и четырех нападающих (вместо пяти – по прежней схеме «дубль-ве») означало не механическое перераспределение игроков внутри поля, а появление новых функций в футболе, новой системы игры не только команды в целом, но и каждого игрока в отдельности. Эти четыре защитника стали отныне ИНЫМИ защитниками. Они стали «держать» не определенных игроков противника, как это было раньше (левый крайний защитник «держит» правого крайнего нападающего), а свою зону, свой участок поля, и, следовательно, игрока противника, появляющегося в этой зоне. Футбольное поле, оставаясь прежним по размерам и разметке, вдруг обрело новые свойства, обнаружило неожиданно богатые золотоносные жилы, которые были
Итак, игроки получали функции и задачи новые, но всегда конкретные. А «диспетчер» Диди стал выполнять весьма необычную для традиционного футбола функцию «свободного охотника»: он не имел ни определенного игрока противника, которого он должен был «держать», ни четко очерченного участка поля, на котором он должен был играть. Он стал этаким вольным художником, который на первый взгляд делал на поле то, что ему вздумается. В общем-то, так, пожалуй, оно и было: Диди и должен был играть так, как ему вздумается, в рамках, разумеется, разработанной тренером идеи, рисунка игры. Он должен был контролировать, в основном, среднюю зону поля, и его главной задачей был «свободный поиск» наиболее выгодных «продолжений» (выражаясь шахматным языком) как в обороне, так и в атаке. Само собою разумеется, что такую роль мог выполнять только игрок, обладающий не только высокой индивидуальной техникой, но и умением видеть поле, математическим пасом, выносливостью, авторитетом и, самое главное, творческим игровым мышлением. Четкая схема 4-2-4, расчертившая взаимосвязи игроков с пунктуальностью reoдезического планшета (вспомним, что даже мятежный, бунтарский Гарринча занимался своей черной магией в сравнительно узком «коридоре» поля), получила в лице Диди то самое «чуть-чуть», тот самый завершающий мазок, который превращает застывший холодный пейзаж во вдохновенную симфонию красок.
Диди стал мозгом команды, ее «компьютером», он играл так, как этого требовала ситуация, и менял ситуацию так, как это ему казалось нужным. Неожиданным пасом он мог перевести игру от своих ворот к штрафной площадке противника, бросая в прорыв Вава или Пеле, выводя по флангам Гарринчу или Загало. «Сухой лист» щедро использовался им не только для забивания фантастических голов, но и для пасов – иррациональных, сводящих защитников с ума, повергающих соперников в смятение и вызывающих на трибунах такую же буйную реакцию, как и веселые демонические финты Манэ Гарринчи.
Вспомним, что один из таких его пасов нашел Пеле в штрафной площадке сборной Уэльса, после чего будущий «король» футбола, стоя спиной к воротам, обыграл молниеносными финтами защитников, перебросив через них мяч, и, повернувшись, забил свой первый гол в матчах чемпионатов мира, который он до сих пор считает самым памятным, самым важным и, пожалуй, самым красивым в своей долгой биографии, где счет забитых голов перевалил за тысячу.
Тот гол был единственным в матче и принес бразильцам трудную победу, выведя их в полуфинал.
Раз уж мы вспомнили об этом эпизоде, нельзя не сказать о том, что именно Диди, остававшийся лидером команды не только на поле, но и за его пределами, накануне третьего матча бразильцев в Швеции против сборной СССР, зашел к тренеру Висенте Феоле вместе с капитаном Белини и Нилтоном Сантосом и настойчиво посоветовал поставить на этот матч двух новичков, двух запасных: Пеле и Гарринчу. И после этого матча Диди собрал команду и предложил поговорить по душам. Он был самый опытный среди них, и его слушали с не меньшим уважением, чем стали бы слушать тренера или падре. Диди говорил о том, что они могут стать чемпионами, могут привезти домой «Золотую богиню», но для этого нужно помнить уроки прошлого: восторженную истерику 1950 года, когда делилась шкура неубитого ягуара, и нервную встречу с венграми в 1954 году, которую попытались выиграть «на крике», на кулаках, забывая о том, что в футболе побеждают ногами.
И головой.
Он говорил о том, что нужно думать не о себе и даже не о команде. Точнее говоря, не только о команде: нужно думать о Бразилии, о семидесяти пяти миллионах негров и белых, мулатов и креолов, которые в эти минуты молятся всевышнему о ниспослании победы. Которые уже двадцать лет мечтают увидеть «Золотую богиню», для которых это было бы единственной радостью. Счастьем. Свершением
И, может быть, именно потому эти слова оказались столь убедительными, столь весомыми, что сказаны они были не тренером, которому «по штату» положено говорить нечто в этом роде, не начальником команды, которому именно за это идет зарплата, не штатным психологом и не внештатным «пропагандистом», а футболистом. Таким же, как остальные двадцать один. Только чуть опытнее, чуть старше, чуть прозорливее остальных.
И этот чемпионат был выигран бразильцами чисто. По всем статьям. Без единого пятна. И при подавляющем преимуществе в матчах с самыми сильными соперниками, о чем говорит одинаково разгромный счет полуфинального и финального матчей – 5:2. Десять голов, забитых в ворота сборных Франции и Швеции, занявших второе и третье места!
После чемпионата мира 1958 года Диди предпринял самую необъяснимую авантюру в своей жизни: он упросил «Ботафого» продать себя мадридскому «Реалу», где блистали «сверхзвезды» футбола: Ди Стефано, Пушкаш, Хенто. Однако там ему не очень повезло. Бразильская печать утверждает, что ему трудно было ужиться с Ди Стефано, что знаменитый европеец не желал ни с кем делить своей славы, своего места и положения в команде. А превратиться в простого полузащитника, ограниченного обычными задачами, Диди не мог. Недаром его прозвали «Черный принц»!
Спустя некоторое время «Ботафого» сжалился над блудным сыном и выкупил его обратно. Возвращение Диди превратилось в праздник, сопровождавшийся осадой аэропорта болельщиками, иллюминацией здания клуба на улице Женерал Севереано и подписанием нового миллионного контракта. Чемпионат мира 1962 года стал достойным завершением «игровой биографии» Диди, который, правда, еще некоторое время не расставался с мячом, но затем понял, что всему бывает конец. Получив приглашение из Лимы, он поехал туда и стал тренером скромной команды «Спортинг-Кристал», где работал до тех пор, когда руководители перуанского футбола решили пригласить его к руководству сборной команды страны. Перед Диди была поставлена задача, которая на первый взгляд могла бы показаться невыполнимой: классифицировать Перу среди шестнадцати финалистов мексиканского чемпионата мира. Почему невыполнимой? Да потому, что перуанский футбол был в то время совершенно не подготовлен к этому.
Ссылаясь на загадочные рисунки, найденные в поселениях древних индейцев кечуа и изображающие игры с предметами, похожими на мяч, некоторые перуанские историки берут на себя смелость утверждать, что футбол в Перу родился едва ли не раньше, чем в Англии. Даже если это и так, послужной его список отнюдь не был отмечен никакими приметными свершениями. Если еще в доколумбову эпоху древние подданные инкского государства пинали ногами некое подобие резиновых шаров, изготовленных из «дикого» каучука, то в XX веке наследниками индейцев кечуа – перуанцам – довелось лишь однажды вкусить сладость участия в чемпионате мира по футболу, да и то в первом, в 1930 году, когда число участников было столь невелико, что брали, так сказать, всех желающих, невзирая на лица и на умение или неумение играть в футбол. Впрочем, для того чтобы выиграть «Золотую богиню» даже в тот раз, нужно было обладать, помимо энтузиазма, чем-то еще, чем не обладали перуанцы, и их краткое участие в том давнем турнире было отмечено меланхолическим нулем в графе «завоеванные очки» и скандальной дракой, развязанной в первом же матче, проигранном 1:3 румынской команде, которая потеряла одного из защитников. Ему перуанцы сломали ногу. Второй матч, проигранный уругвайцам (0:1), поставил крест на робких надеждах наследников инкских футболистов и положил начало их долгим и бесплодным попыткам пробиться ежели не на вершину футбольного Олимпа, то хотя бы в число шестнадцати финалистов. Именно эта задача и была поставлена перед Диди.