Часовщик

Кортес Родриго

— Что, может, к инквизитору сходить? — сам предложил альгуасил. — Вдруг Олаф у них?

— Нет, — отрезал судья. — Не сейчас.

Мади понимал, что, если выяснится, что Олаф арестован святыми отцами, ему, как представителю закона, просто придется потребовать его выдачи, потому что ни богохульство, ни колдовство — сами по себе, в отсутствие доказанного вреда — по арагонским законам не являются преступлениями. А когда ему откажут, — а ему наверняка откажут, — судья будет обязан добиться выдачи силой — восемью своими альгуасилами против двенадцати закаленных в боях доминиканцев.

В

такой ситуации, чтобы добиться перевеса, ему придется затребовать помощи города, а это означало крупный конфликт с Церковью Христовой. Втягивать город в столь сомнительную «игру в закон» Мади не желал. Он уже знал, чем это закончилось в Неаполе.

— Но и попускать беззаконие нельзя… — вслух подумал он.

Судья понимал, что в отсутствие Марко Саласара Трибунал ничего серьезного предъявить Олафу не сможет, и это означало, что они станут искать новых свидетелей.

«И кто может заинтересовать Трибунал?» На месте Комиссара Инквизиции судья первым делом допросил бы приемного сына Олафа. Тот мог что-то сболтнуть просто по молодости и глупости. А значит, именно его Трибуналу отдавать и нельзя.

— Найди-ка мне Бруно, — распорядился он, — и приведи сюда.

Только что обыскавший и мастерскую, и дом Олафа, альгуасил растерянно моргнул.

— Давай-давай, — подтолкнул его к выходу Мади. — Рано или поздно Бруно вернется в дом. Ему спрятаться негде.

Бруно вернулся из усадьбы сеньора Франсиско к обеду. Подошел к дому и опешил: у входной двери стояли вооруженные люди — слева двое дюжих доминиканцев, а справа четверо альгуасилов сеньора судьи.

— Бруно, сын Олафа, — выступил вперед один из монахов, — ты вызван Святой Инквизицией для дачи показаний.

— Бруно, — тут же выступил вперед альгуасил, — городской судья предлагает тебе покровительство и защиту.

Враги переглянулись и снова уставились на Бруно.

— Ты не имеешь права отказаться, — предупредил доминиканец. — Таков указ короля.

— По конституциям фуэрос, ты имеешь право отказаться от дачи показаний на своего отца, — тут же возразил альгуасил, — а без утверждения кортесом указ короля недействителен.

Доминиканец потянулся к шпаге, и альгуасилы тут же выставили вперед алебарды 14 .

14

Алебарда — холодное оружие, длинное копье с насаженным боевым топором (фр.)

— Только попробуй!

Бруно попятился, хватанул ртом воздуха, и перед глазами полыхнуло. Он снова видел скроенные из человеческой плоти часы, но теперь в них были сразу две ведущие шестерни, и из-за этого часы дергались и тряслись.

— Спокойнее, сеньоры! — прозвенело сзади. — Спокойнее! Не доводите до греха.

Бруно тряхнул головой и обернулся. Это был настоятель бенедиктинского монастыря — сгорбленный седой старичок. Но вот сзади настоятеля стояли два десятка вооруженных и довольно решительно настроенных монахов.

— Бруно

пойдет со мной, — положил ему руку на плечо настоятель.

Едва Австриец вышел из Сарагосы, устранить его стало попросту невозможно. На дороге его окружали только самые преданные офицеры, а назначенный для сбора лагерь неподалеку от Мадрида был оцеплен тройным караулом. Так что Томазо оставалось только сидеть в придорожной гостинице да подсчитывать стекающиеся к цветастой мавританской палатке Австрийца отряды.

Он смотрел на орущих богохульные песни солдат и думал, что вряд ли во всей этой армий есть хотя бы один человек, знающий, из-за чего, собственно, началась эта война.

Да, формальным поводом оставалась выпущенное королевой-матерью в обход кортеса «облегченное» мараведи.

«Боже, как же долго Папа сопротивлялся выпуску этой монеты! — вспомнил Томазо. — И ведь как чуял старик!»

Даже после совещания в Латеранском дворце римская курия сомневалась, а надо ли так рисковать. Но, увы, после того, как союзный флот протестантской Голландии и англиканской Британии в решающей битве начисто разгромил флоты Кастилии и Арагона, выбора у Папы не оставалось. Католикам нужен был флот, а для постройки новых кораблей нужны деньги, точнее, золото.

— Вы должны понимать, — сказал тогда Папа, — что стоит королеве-матери нарушить соглашение и выпустить эту облегченную монету, как дон Хуан Хосе Австрийский немедленно заявит свои права на престол.

Австриец — сводный брат юного Бурбона — вполне мог претендовать на трон. Этому не мешало даже то, что дон Хуан Хосе был зачат покойным королем помимо церковного брака.

Томазо досадливо чертыхнулся — так оно и случилось. Юный Бурбон со своей матушкой был вынужден бежать, а дон Хуан Хосе Австрийский собирал вокруг себя огромное войско, составленное из примыкающих к нему каждый день отрядов разъяренных грандов. И он определенно собирался пойти на Мадрид…

Комиссару Трибунала смерть как не хотелось идти в только что покинутый им ради карьеры в Инквизиции монастырь. Но медлить не стоило, а потому он оставил доминиканцев у ворот и теперь уже не как рядовой монах, а как лицо значительное, безо всяких формальностей прошел к настоятелю. Но застопорилось все и сразу.

— Я не отдам тебе Бруно, — категорически отказал падре Эухенио. — Даже не проси.

Комиссар Трибунала бросил взгляд на замершего у стены подмастерья и успокаивающе выставил вперед ладони.

— Я не собираюсь его судить. Бруно мне нужен как свидетель.

— Я знаю, что такое Инквизиция, — ненавидяще выдохнул старик. — Сегодня он свидетель, а завтра — главный обвиняемый…

— Вы пытаетесь игнорировать папскую буллу? — прищурился брат Агостино. — Или вы забыли, что я уже не состою в вашем подчинении?

И тут настоятель взорвался:

— Да не в тебе дело, недоносок! Просто я не желаю, чтобы вы устроили в Арагоне второй Неаполь!

— Но…

— Пошел вон, ублюдок!

В лицо Комиссару Трибунала бросилась кровь.