Части целого

Тольц Стив

— Куда?

— В Париж.

Я палкой нацарапал на земле свое имя. Мартин Дин. Вокруг бороздок взрыхлились коричневые отвальчики.

— У тебя есть с ним связь?

— Нет.

— Он специально нарывается, чтобы его убили.

— Похоже на то.

Рядом со своим именем я нацарапал в грязи ее имя. Теперь наши имена лежали рядом.

— Он совершает нечто важное, — проговорила Кэролайн.

— Он убийца.

— Но верит.

— Во что?

— Ни во что. Просто верит во что-то и все.

— Насильники и педофилы тоже во что-то верят. И Гитлер верил. И Генрих VIII, когда отрубал голову очередной жене. Верить во что-то нетрудно. Каждый во что-то верит.

— Ты не веришь.

— Я — нет.

Слово слетело

с языка прежде, чем я осознал, что говорю. Сейчас я понимаю, что сказал правду. Я не мог назвать ни одной вещи, в которую бы верил. Один процент сомнений был равносилен для меня ста. Как во что-то верить, если неправдой может оказаться любое убеждение, что нечто есть неправда?

Я обвел наши имена линией в виде сердца.

— Если Терри даст о себе знать, ты мне скажешь?

Я быстро завалил имена землей. Как же я был глуп! Она меня не любила. Она любила его. От смущения я покраснел.

— У тебя есть с ним связь.

Кэролайн схватила меня за запястье, но я поспешно выдернул руку:

— Нет.

— Есть!

— Уверяю тебя, нет!

Она притянула меня к себе, зажала мое лицо меж ладонями и долго, долго целовала в губы. Затем отстранилась. Я потрясенно молчал. И не мог открыть глаз.

— Если увидишь Терри, передай ему от меня этот поцелуй.

От ее слов мои веки моментально взлетели. Я улыбнулся, чтобы прекратить пенообразование во рту. Я ненавидел Кэролайн. Мне хотелось швырнуть ее в грязь, и я сказал нечто вроде:

— Я тебя ненавижу и буду ненавидеть до скончания века. — И пошел прочь — домой, хотя дом был самым последним местом, где я хотел оказаться. Наш дом превратился в место малой исторической значимости, вроде туалета, которым пользовался Гитлер перед пожаром в рейхстаге, и поэтому к нам снова нагрянули журналисты и без всякого сочувствия, зато в полную меру демонстрируя плохие манеры, выкрикивали в окна свои идиотские вопросы.

Оказавшись дома, я сразу понял, что отец совершенно потерял способность владеть собой. Он стоял в дверях и пьяно покачивался на пороге, зато лицо его напряженно застыло, словно у него случился паралич челюсти.

— Хотите войти, сукины дети? Входите! — крикнул он.

Журналисты переглянулись, но неуверенно вошли в дом. Они решили, что это ловушка. Но ловушки не было. Просто человек, раскачиваясь, прощался с остатками благоразумия.

— Вот, снимайте! — Он открыл кухонный шкаф. Отодрал половые доски. Провел репортеров в спальню и потряс перед их носами подштанниками Терри. — Нюхайте! Нюхайте! — вывернул он все на изнанку. — Хотите посмотреть, откуда он произошел? — Отец расстегнул ширинку, достал пенис и покрутил им: — Вот, подонки, он был разбойным сперматозоидом. Обскакал всех по дороге к яйцеклетке. А появился вот отсюда. Щелкайте, щелкайте, грязные паразиты! — Журналисты смеялись, мать пыталась их выгнать, но они не хотели уходить: они прекрасно себя чувствовали и от хохота надрывали животы. Давненько они не видели ничего забавнее отчаяния этого расчувствовавшегося пьянчужки. Неужели они не видели, что моя мать плакала? Прекрасно видели — через видоискатели фотоаппаратов.

Когда нам наконец удалось их выставить на газон перед домом, я попытался с ними здраво поговорить:

— Пожалуйста, уезжайте домой.

— Где твой брат? — спросили они.

— Вон там! — крикнул я и показал за их спины. Журналисты попались на удочку и, как дураки, обернулись. А когда снова посмотрели на меня, я добавил: — Что, слопали?

Это была маленькая победа.

Я не обманул Кэролайн: ни Терри, ни Гарри не давали о себе знать, и сам я не мог выбраться в их пригородное убежище. Я чувствовал себя обделенным, и мое природное любопытство все сильнее разгоралось. Мне до смерти надоело полагаться на ненадежные газетные репортажи и непроверенные слухи. Хотелось повариться внутри события. И как я полагаю, какая-то моя часть стремилась приобщиться к

происходящему — если не убивать самому, то присутствовать рядом. Судьба Терри до этого момента, так или иначе, включала меня. И я хотел вернуться в нее. Понимал: в тот миг, когда я вступлю в его мир, моя жизнь бесповоротно изменится.

Я оказался прав.

Пора было совершить вторую попытку. Я не мог полагаться на то, что полиция устала за мной следить. Полдня петлял по лесу, как по лабиринту, затем вышел на пустое, открытое пространство и двигался, не забывая оглядываться раз в несколько минут. Ничего. Никого. Для перестраховки я протопал пешком пять миль до следующего городка и там сел в автобус.

Я удивился, увидев, что газон перед пригородным убежищем больше не ухожен. И автомобиль-универсал с подъездной дорожки исчез. Жалюзи были закрыты. Создавалось впечатление, что удобропорядочной семьи, которую изображали бандиты, наступили тяжелые времена.

Дверь отворилась, как только я свернул на подъездную дорожку. Видимо, Гарри вел наблюдение из окна.

— Быстрее! Заходи! Заходи!

Я поспешил юркнуть в дверь, и Гарри запер ее на засов.

— Он здесь? — спросил я.

— Черта с два! И лучше ему держаться от меня подальше, если он не хочет получить пулю в голову.

Я прошел вслед за Гарри в гостиную, где он плюхнулся на диван. Я плюхнулся рядом.

— Марти, твой брат подметки рвет, так ему хочется славы, и я не могу его остановить. Кооператив в руинах. Моя мечта погибла. Пошла прахом. И все это дело рук поганца Терри. Видишь ли, ему захотелось стать знаменитым! Наплевал он на мой совет. А я считал, что он мне как сын. Но никакой сын не нагадил бы мне вот так на физиономию. То есть я хочу сказать, что у меня нет детей, а тем, кто их имеет, нечего ждать золотого дождя. Первую пару лет — да, затем теряешь бдительность. А теперь подумай, ради чего он все это сделал? Прихлопнул несколько спортсменов и букмекеров. Он их даже не ограбил — укокошил ни за что ни про что. Ну и где, скажи на милость, здесь деньги? И что теперь делать дальше? Ты читал газеты? Все считают, что это его банда. Но она не его. Моя! Моя, черт побери! Я не хотел высовываться, нам всем следовало оставаться безликими, но если мы на это не способны, я хотел хотя бы сохранить репутацию. Поздно! Он бросил тень и на меня. Ребята из нашей среды, которых я знаю лет пятьдесят, решат, что я на него работаю. Словно пощечина! Унизительно! Но у меня есть план. И мне требуется твоя помощь. Иди сюда, я хочу тебе кое-что показать.

Гарри поднялся и, хромая, направился в спальню. Я последовал за ним и в первый раз оказался в его комнате. Там, кроме кровати, ничего не стояло. Вообще. Он предпочитал быть безликим даже в собственной спальне.

Он полез под матрас и вытащил толстую пачку бумаги.

— Я надеялся, что безликий демократический кооператив преступников может стать уникальным подарком миру. Но теперь понимаю: он был обречен с самого начала. Нежизнеспособен. Человеческую натуру не переделать. Люди считают, что им для роста требуется свет рампы. Никто не терпит анонимности. И вот тебе план Б — страховочный вариант, над которым я работал десять лет. Ничего подобного раньше не предпринималось. Никто над этим даже не задумывался. Это будет моим наследием. Так-то, Марти. Но мне требуется поддержка. Я один не справлюсь. Вот тут начинается твоя роль. — Он пихнул меня в грудь бумажной пачкой.

— Что это такое?

— Мой опус, сынок. Руководство для преступников. Я изложил здесь все, чему научился. Настоящая книга! Я написал учебник по преступлению! Выдающаяся работа!

Я взял рукопись и открыл наугад.

ПОХИЩЕНИЕ ЛЮДЕЙ

«В случае если пресса пронюхает об этой истории, вам грозят крупные неприятности. Правильно выбирайте жертву. Никогда не покушайтесь на юных и привлекательных: общественное негодование — последнее, что требуется похитителю…