Че Гевара, который хотел перемен
Шрифт:
Любопытная деталь: приблизительно в это же время в родной для Эрнесто стране произошел очередной военный переворот, в результате которого ненавистный всем Перон наконец был свергнут. Как следствие, была объявлена амнистия. Проживавшие в Мехико аргентинцы предложили Геваре вернуться на родину: мол, теперь нет никаких препятствий для того, чтобы построить там нормальное цивилизованное общество. Более того – переходное правительство Аргентины даже настаивало на возвращении в страну всех эмигрантов.
Эрнесто отказался: свобода Кубы почему-то была для него дороже…
Тем временем кубинские эмигранты, почти не встречая противодействия
Однако, как это часто бывает в латиноамериканских странах, за арестованных тут же вступились многочисленные «левые». Ходатайство об амнистии подписали бывший президент Ласеро Карденис, бывший военно-морской министр Эриберта Хара, лидер рабочих профсоюзов Ломбарде Толедано, всемирно известные художники левых взглядов Альфаро Сикейрос и Диего Ривера…
Фидель и Рауль Кастро, а также практически все арестованные были тут же освобождены из-под стражи и, окрыленные солидарностью, сразу взялись за старое – сбор средств и покупку оружия. А вот Гевара и кубинец Галиксто Гарсия были обвинены в нелегальном въезде в страну, и разбирательство по их делу затянулось. В общей сложности Гевара пробыл в мексиканской тюрьме всего лишь 57 дней, притом сидел там не в камере для уголовников, а в более «привилегированной». Тюремного он не ел, никаких пыток и издевательств, присущих мексиканским тюрьмам, не переносил… Что не мешало Эрнесто при всяком удобном случае рассказывать о том, что здоровье он подорвал как раз в мексиканской тюрьме.
Тем временем подготовка к освободительной экспедиции на Кубу шла полным ходом. Полицейские власти наверняка знали об этом, однако теперь кубинцев почти не трогали – градус давления значительно снизился. По всей стране в небольших лагерях шла подготовка бойцов. Собранных в кубинской диаспоре денег хватило на приобретение у шведского этнографа Вернера Грина небольшой яхты «Гранма» – Фидель отдал за нее 12 тысяч долларов. Вскоре, однако, мексиканская полиция наконец осознала всю пикантность ситуации: ведь у них под носом происходила подготовка, по сути, террористических групп, которые собирались сместить президента соседнего государства. К тому же информация о лагерях боевиков просочилась в мексиканскую прессу.
Приготовления пришлось форсировать. Вскоре кубинцы сосредоточились в порту Туспан, что в Мексиканском заливе, где у причала уже стояла «Гранма». Высадка революционеров, мечтавших об освобождении Кубы, должна была начаться через несколько дней. Счастливый Эрнесто Че Гевара с потертым медицинским саквояжем на такси подъехал к дому жены, поцеловал спящую дочь и на всякий случай написал прощальное письмо родителям: мол, если умру – то знаю, за что!
Извилистый путь к «партизану-герою»
Самая известная книга Че называется «Партизанская война», а его знаменитая фотография в берете обычно сопровождается подписью «героический партизан». Биографический фильм, позже снятый в Голливуде, так и называется – «Партизан».
Однако самое громкое поражение он потерпел именно в качестве бойца-партизана. Не существует ни одной записи, ни одного документально зафиксированного свидетельства друзей или врагов, подтверждающего его победу в каком-нибудь бою. Ничтожно мало даже отчетов о том, что он вообще принимал участие в чем-либо, мало-мальски напоминающем классическое сражение.
Если бы Эрнесто Гевара не познакомился в Гватемале в 1954 году с кубинским маргиналом по имени Нико Лопес, который позже в Мехико свел его с Раулем Кастро и его братом Фиделем – он, возможно, до конца жизни бы бродяжничал, сидел на шее у женщин, спал в ночлежках и пописывал дрянные стихи. В зрелом возрасте он, возможно, взялся бы за ум, скопил денег и открыл бы частную клинику или придорожную забегаловку. Ведь у него была молодая жена и дочь, которым по большому счету было глубоко наплевать и на Кубу, и на Батисту. А каждый порядочный мужчина должен кормить семью, а не бросать ее ради освобождения каких-то голодранцев…
Как бы то ни было, но Фидель Кастро назначил нового друга врачом в повстанческой армии (на основании его липовых рекомендаций) перед вторжением на Кубу. Во время переправки по бурным волнам Карибского моря от полуострова Юкатан до кубинской провинции Ориенте на дряхлой яхте «Гранма» один из повстанцев случайно обнаружил Гевару лежащим в каюте без сознания. Он бросился к командиру: «Фидель, похоже, Че мертв!»
«Ну, если он и правда мертв, то выбросьте его за борт», – безразлично пожал плечами Кастро. Однако у Гевары был лишь приступ астмы, усугубленный морской болезнью, и поэтому он остался на борту.
Боевое крещение
Даже на берегу состояние Гевары улучшилось не сразу. Был момент, когда он объявил, задыхаясь: «Доктор! Мне кажется, я умираю!» И это «доктор» Эрнесто Че Гевара говорил своему товарищу-повстанцу (и, по совместительству, настоящему врачу) Фаустино Пересу во время их кубинского боевого крещения.
Тремя днями ранее повстанцы Кастро высадились на Кубе, приплыв на «Гранма» из Мексики. Кубинская армия, загодя предупрежденная крестьянами, которые, похоже, не желали признавать их самозваных освободителей, устроила на них засаду возле тростникового поля в местечке под названием Алегрия-дель-Пио.
В опубликованных в Гаване дневниках Че (которые являются основным источником информации для большинства биографов и журналистов) он использует несколько иную терминологию в связи с инцидентом. Так же, как Джон Уэйн в «Песках Иводзимы», Че вспоминает свои собственные слова: «Я ранен!» Но Че Гевара не был бы собой, если бы остановился на простой констатации факта. Он продолжил фонтанировать дальше: «Фаустино, продолжая отстреливаться, посмотрел на меня… но в его глазах я мог прочесть, что он уже считал меня мертвым… Я немедленно начал обдумывать лучший способ умереть, так как все, казалось, было потеряно. Я вспомнил старую историю Джека Лондона, где герой, понимая, что он обречен замерзнуть в снегах Аляски, спокойно опирается о дерево и готовится умереть с достоинством. Это было единственное, что пришло мне на ум в тот момент. Я тоже хотел умереть с достоинством, как литературный герой».