Чеченская обойма
Шрифт:
— А почему Олег — Трак? Это ведь такая железяка от гусеницы?
— Вы его кулаки видели?
— О, да!
— Кто с ним в спарринге работал, говорят, что если получить по башке танковым траком, то легче будет.
— А чего все смеялись, когда Сашу Лимончиком назвали?
— Вот он узнает, что я вам рассказал…
— Они же сами его так назвали! Ну, Михалыч, миленький. Вы же такой добрый. Вы же знаете, что женщина от любопытства умереть может.
Лесть сработала безотказно.
— В первой командировке его Чингачгуком прозвали…
— В какой командировке?
— В Чечню. Мы в январе заходили. Бойня жуткая была. Где свои,
— А Страшный Ужас?
— Это у него присловье такое. Я сам не видел, ребята рассказывали. Их взвод на окраине Грозного «духи» зажали. Влезли на их волну и давай пугать по рации: «Сдавайтесь, или мы вам то сделаем, это сделаем…» А он им: «Да вы что? Ну прямо страшный ужас!»
— Так. Остались ваш командир и Сергей.
— Командира в двух последних командировках военным комендантом назначали. А комендант в своем районе — царь и бог. Вот Царь и остался. А Тигра… Вы его лучше сами спросите.
На этот раз уговоры не помогли. Да и охотники, на ходу доспоривая и поддразнивая друг друга, стали возвращаться в избу.
Марина, подставив разгоряченное лицо легкому, пахнущему палой листвой ветерку, слушала лес. Шорох оставшихся на деревьях листьев был совсем не таким, каким он бывает летом. Не нежный шелест мягких, живых и упругих ладошек, а тихий скрежет и похрустывание трущихся друг о друга мертвых бурых пластинок. Изредка потрескивали сучья или отслаивающаяся кора. Подала голос какая-то припозднившаяся пичуга.
Резко пахнуло холодом, и, подняв голову, Марина увидела над собой изумительной чистоты небо. Яркие, словно умытые, звезды заполонили все темно-фиолетовое пространство над зубчатой стеной лесных великанов.
— Хорошо. Просто невероятно хорошо! Я никогда не видела столько звезд сразу!
— Это ты про нас?
— Ну вот, пришел поручик Тигра и все опошлил! Слушай, а почему тебя так прозвали?
— Видишь: тельник полосатый и на кабанов люблю охотиться.
— Вы здесь все — хищники полосатые. Не хитрите, уважаемый, и не виляйте хвостом. А то я вернусь в избу и предложу перекрестить вас в Лиса. Ну, скажи…
— Да прозвали — и прозвали. Это же не всегда по какому-то случаю. Пошутил кто-то, вот и прилипло. Холодом как потягивает… пошли к ребятам.
Сергей повернулся и пошел к зимовью.
— Первый раз слышу, как ты врешь. Очень неуклюже получается и неприятно. Так было легко и хорошо, а теперь ты будто стенкой меня от всех вас отгородил. Остальные ведь знают друг о друге все?
Он остановился. Повернулся к ней. И из холодной темноты ледяным душем пролился бесстрастный голос:
— В феврале девяносто пятого в Черноречье «духи» двух ребят ночью утащили с поста. Молодые были, первогодки. Заснули, наверное. Утром мы их нашли. Истерзанные, как будто их сумасшедший мясник разделывал. У одного член отрезанный на лоб пришит и надпись вырезана: «Это слоник». А на следующую ночь уже мы к этим волкам в гости отправились. Нужно было подходы найти к кварталу частных домов, который они контролировали. Там в садике один домик маленький стоял. А возле него — часовой. Тоже молодой пацан, и тоже носом клевал. Я его снял тихо. Вошел в дом, а на полу восемь человек спят… Царь потом ругался-ругался, что нам такая удача подвалила, а мы ни одного «языка» не привели. «Ты, — говорит, — как тигр уссурийский. Тот, пока всех волков в своем лесу не передавит, не успокоится». А в конце рукой махнул: «Хотя я бы и сам после этих «слоников» не удержался. Ладно, иди, Тигра!» Вот так и окрестил.
— Ты их всех убил?
— Всех. Тебе нужны подробности, как я это сделал? Тебе рассказать, как ведут себя люди, которых ты убиваешь? Или как выглядит горящий город, заваленный трупами? Не только боевиков и солдат — стариков, женщин, детей…
— Сережа, остановись! Не нужно быть со мной таким… До меня только дошло: ты не себя щадил. Ты меня хотел уберечь и мой праздник… Я представить даже не могла, что тебе придется вспоминать такое. Прости, пожалуйста. Михалыч так легко про все это рассказывал, мол, прошло — и слава богу. А ведь это — кровь, и смерть, и боль. А я влезла… прости. Вот почему вы все как братья родные. Но просто удивительно, я бы в жизни не подумала, что каждому из вас пришлось такое пережить, настолько все ребята простые и веселые.
— А чего нам выделываться? Мы и сами себя, и друг друга во всех видах видели. В бою и в грязи, в геройстве и в отчаянии, при параде и с полными штанами под минометным обстрелом. Цена каждому тамбыла определена. Как щеки ни надувай, здеськ этому ничего не добавишь. А веселые… Ты знаешь, как мы все, от костлявой увернувшись, теперь жизнь любим? Ты видела, как ребята едят и пьют? Водочку тянут с расстановочкой, с выдохом. Бутерброды сооружают: рассмотрит со всех сторон, полюбуется, травкой какой-нибудь украсит и не спеша — в рот. Не жрут на скорость, а наслаждаются.
— А с женщинами?.. — уловив, что голос Сергея потеплел после ее бурного и виноватого монолога, рискнула пошутить Марина.
— От женщин отбоя нет. Ваша сестра настоящих мужиков за версту чует. Есть, правда, экземпляры с испорченным обонянием. Но это — от долгой жизни в большом городе. Облучение, задымление, деловое очумение. Но мы и здесь не спешим. Ведь если ты в чистом лесу, на свежем воздухе, после сытного ужина и пары рюмок разговариваешь с симпатичной женщиной, то ты скорее жив, чем мертв. А?