Чеченский рецидив. Записки командующего
Шрифт:
Глава 1
Синдром вражды
Покорение Кавказа
До начала 90-х годов в столице Чечено-Ингушетии на одной из тихих, примыкающих к Дому политического просвещения улочек (названия которых я не могу, к сожалению, сегодня вспомнить) стоял памятник Алексею Петровичу Ермолову. Говорили, что он был сооружен именно на том месте, где при закладке крепости Грозная в XIX веке находилась его землянка. Не знаю, насколько это достоверно, но памятник прославленному русскому генералу местные чеченцы старались особенно не показывать гостям города. Бронзовый бюст Ермолова, как считалось, напоминал самые трагические годы покорения Кавказа. Больше того, он рассматривался как символ драматической
Такая оценка личности прославленного полководца на обывательском уровне, очевидно, во многом была связана с пробелами самой истории. В школьных и вузовских учебниках Кавказской войне отводилось не более одного-двух абзацев, а между тем она длилась 47 лет… Молодежь в основном черпала знания о ней из обрывочных сведений художественной литературы, а наиболее любознательные — из монографий, исследований местных ученых, тенденциозно использовавших в своих работах отдельные документы того периода, достаточно вольно их трактуя. Словом, Ермолов представлялся как беспощадный колонизатор, «придерживавшийся реакционных взглядов», как генерал, «с варварской жестокостью» истреблявший целые народы во имя завоевания Кавказа. Соответственно, памятник был «бельмом в глазу» для чеченцев. При советской власти его с завидной периодичностью взрывали по ночам и так же по ночам восстанавливали, благо бюст был отлит на местном заводе «Красный молот» не в одном экземпляре.
В 1991 году командир Окружного учебного центра, бывшей учебной дивизии, генерал-майор Соколов предложил Д. Завгаеву, возглавлявшему тогда руководство республики, демонтировать памятник и перенести его на территорию одной из воинских частей. Доку Гапурович отказался. Правильным ли было такое решение, носившее в то время явно политический оттенок, судить не берусь. Но в любом случае сейчас можно сказать с полной уверенностью: перенос памятника не спас бы его от уничтожения. В сознании вайнахов [1] , опять же по вине как местных, так и московских историков (особенно в перестроечные годы), культивировалась мысль, что якобы Россия руками Ермолова и военачальников из его окружения осуществляла на Кавказе политику геноцида, чтобы ослабить людской потенциал населения и расчистить пространство для казачества и других переселенцев в Северокавказском регионе. Понятно, подобное истолкование событий Кавказской войны позапрошлого века ничего, кроме возбуждения ненависти к русским, принести не могло и не может.
1
Вайнахи — древние обитатели Кавказа, этническая общность, к которой в настоящее время относят чеченцев, ингушей и живущих в Грузии бацбийцев.
Не надо забывать, что А. П. Ермолов был прежде всего человеком военным, и его трагедия заключалась в том, что волею императора генералу необходимо было привести к покорности народы, признававшие лишь законы гор, уважавшие лишь одно право — право силы. При этом государь хотел выглядеть в глазах Европы гуманным правителем. Сам же Алексей Петрович считал, что крайние меры порой оправданны, но только в отношении преступников, грабителей, убийц, работорговцев. «Наказывать нетрудно, — писал Ермолов в одном из своих писем, — но по правилу моему надобно, чтобы самая крайность к тому понудила». По отношению к пленным он требовал, чтобы противника, сложившего оружие, щадили непременно. Однако «хищничество», как называл тактику горцев Ермолов — набеги, было так распространено, а взаимное ожесточение столь велико, что правила эти не могли не нарушаться.
В конце 1816 года, по прибытии на Кавказ, Ермолов искренне верил, что обеспечить безопасность Грузии и оградить русскую границу от разорительных набегов горцев ему удастся, не прибегая к крайним мерам. Но вскоре вынужден был от мирного, достаточно сдержанного обращения перейти к все более жестким мерам. «Учитывая фанатизм горских племен, их необузданное своеволие и враждебное отношение к русским, а также особенности их психологии, новый главнокомандующий решил, что установить мирные отношения при существующих условиях совершенно невозможно, — писал А. Керсновский в «Истории русской армии». — Надо было заставить уважать горцев русское имя, дать им почувствовать мощь России, заставить себя бояться. А этого можно было добиться лишь силой, ибо горцы привыкли считаться только с силой». Так родился известный план Ермолова, утвержденный Александром I и ставший отправной точкой в развязывании вооруженного конфликта, получившего название Кавказской войны 1817–1864 годов. Не спускать горцам ни одного грабежа, не оставлять безнаказанным ни одного набега — этот положенный генералом в основу военной тактики принцип не мог не привести к эскалации вооруженного насилия.
Но вот что интересно: изучая исторические документы того времени, читая «Записки» А. Ермолова, дневники и воспоминания его современников, я невольно ловил себя на мысли, что насилие носило чисто военно-стратегическое значение и никак не было колонизационным. И это принципиально важно. Основная территория Северо-Восточного Кавказа, где разворачивались решающие события российско-кавказской драмы (особенно Дагестан, горная Чечня), вовсе не прельщала переселенцев из России. Даже если бы она оказалась свободной от коренного населения. Никто туда ехать не хотел из «большой России».
О какой же колонизации могла идти речь? Тогда почему началась та знаменитая Кавказская война, знаковой фигурой которой был А. Ермолов? Как развивалась история после ее окончания — в конце XIX века, начале, середине, а потом и в конце XX века? Не задаваться этими вопросами — значит не понимать смысла происходящего на Кавказе сегодня.
Вообще-то завоевание Северного Кавказа Россией длилось несколько столетий. Первый этап Кавказской войны Россия начала еще во второй половине XVI века, когда войска Ивана Грозного покорили Черкесское и Кабардинское княжества. Свои первые шаги внедрения на Северный Кавказ царь начал со строительства терских городков, своего рода укрепленных крепостей, где стрельцы создавали гарнизоны. После этого началось заселение бассейнов рек, включая Сунжу и Терек. Итогом стало образование Гребенского, а позже Сунженского и Терского казачеств.
Второй этап покорения Кавказа — Персидский поход Петра Великого в 1722–1723 годах. Тогда Петр I ограничился захватом побережья Каспийского моря и высадкой десанта недалеко от нынешней Махачкалы с устройством в последующем порта Петровск.
Третий этап — восстание горцев Северного Кавказа под руководством шейха Мансура против царской России — длился с 1785 по 1791 год. Этому восстанию предшествовало строительство российскими войсками Кавказской укрепленной кордонной линии, продолжавшееся вплоть до окончания Кавказской войны в 1864 году.
Четвертый этап Кавказской войны начался в 1817 году, с 1834 по 1859 год сопротивление возглавлял имам Шамиль. И уже пятый — это покорение Западного Кавказа с 1859 по 1864 год.
Будучи командующим армейской группировкой в Чечне в первую кампанию (1995 год), а затем во вторую (1999–2000 годы), первым заместителем, а впоследствии и командующим войсками СКВО, я не раз бывал в самых отдаленных уголках Дагестана и Чечни. В горах до сих пор сохранились приметы того далекого периода истории. И прежде всего старинные башни — крепости, слава о неприступности которых распространялась далеко за пределы Кавказа.
Горы здесь изрезаны бездонными ущельями, а дороги такие узкие, что двоим порой не разойтись. Диву даешься, как воевали в этих местах наши предки, как перебирались они через высокогорные перевалы, бушующие водные потоки… Сколько же русских солдат погибло при штурмах крепостей, аулов!
Горцы, прирожденные воины, сопротивлялись до последнего дыхания. Энергия и фатализм, страсть и упорство — основа их национального характера.
Дух вооруженной демократии, издревле вошедший в кровь и плоть жителей Кавказа, не допускает и тени зависимости. Потому и сражения были отчаянными. Насмерть. Особенно в период проконсула А. Ермолова. Ему, генералу от инфантерии, было поручено императором окончательное покорение Кавказа.