Чеченский угол
Шрифт:
Следователь недоуменно пожал плечами. Рано выводы делать. Сначала всю информацию собрать надо. И все-таки – если он ничего не путает – что-то с тем делом было связано не совсем приятное.
– Не удивлюсь, если действительно во всем этом замешана одна шайка-лейка. Мне в горах бандиты популярно объяснили: у них руки длинные. Представляешь, так и сказали. Я перепугалась. Пришлось к Пашке переезжать, номера телефонов менять, родителей из Москвы отправлять. Так это они мне угрожали, мелкой сошке. А как боевики, должно быть, ненавидят тех, кто вел против них войска.
– Осматривающий твое тело судмедэксперт точно не напишет в заключении «смерть по естественным причинам», –
Вронская пожала плечами.
– Помочь хотела. Потом уже не хотела, струсила – а выбора не было. Если рассказывать в двух словах – так получилось…
– Ну что, гражданин начальник, ты как в воду смотрел, – затараторил ворвавшийся в кабинет оперативник Паша. – Нет у задержанного алиби на момент убийства. О, да у нас гости! Привет, Лика!
Вронская спрыгнула с подоконника, обняла Пашу за спину. Оперативник – длиннющая каланча, до шеи с ее ростом не дотянуться!
– Потом поговорим? – Паша вопросительно посмотрел на следователя. – У вас по делу разговор или просто так болтаете?
Седов махнул рукой на взбирающуюся на подоконник Лику:
– Ты же ее знаешь. С ней всегда – по делу. Кстати, ты не помнишь? Вроде бы в Москве шлепнули генерала, я припоминаю, на одной из коллегий что-то такое говорилось.
Оперативник криво усмехнулся:
– Шлепнули не в Москве. А в Подмосковье. А вот дело расследовали действительно в Москве.
– Это понятно, – отозвался Седов. – Куда в районную прокуратуру такое дело? Не тот уровень.
– Я тоже сначала подумал – не тот уровень. А оказалась – просто концы в воду хотели запрятать.
…Кто такой генерал Анатолий Румянов – широкая общественность не знала. На телеэкране волевое лицо в очках-«хамелеонах», скрывающих проницательные большие голубые глаза, не мелькало. Мемуаров Румянов не писал, в кресло Государственной Думы усесться не стремился. Он был настоящим офицером, не обсуждающим, а выполняющим приказы. Исключений ни для кого не делал. А в первую очередь – для себя самого. Что, не было при его-то связях возможностей не посылать единственного сына под чеченские пули? Были. Ушел мальчик в армию, ранили его в первую кампанию, подлечился – и опять на передовую. На передовой страшно. Опасно. Но есть то, что хуже разрывающего плоть свинца. Плен. Неопределенность. Вопросы без ответов и предположения – одно другого мучительнее. Стоит лишь поговорить хотя бы с одной из матерей пропавших солдат, годами живущих в Чечне, разыскивающих сыновей в горах, под бомбежками, везде. Для них даже останки найти – как избавление, как счастье.
Чеченцы ненавидят российских военных. Летчиков, стирающих с лица земли родные дома, а даже если кто уцелеет – мир затихает в безмолвии, лопаются барабанные перепонки, тишина… Милицию – за зачистки, за сорванные с петель двери, за автоматы, направленные на тех, кто стар или молод, но всегда – беззащитен. «Контрактников» – понятно за что: люди пришли убивать за деньги, и даже последняя почтарка мстит им как может. Летят в глубокое ущелье присланные наемникам письма.
«Чехи» умеют воевать – смело, отчаянно, до конца, не прячась за спины товарищей, но всегда в готовности принять в свою грудь предназначенную товарищу пулю. И уважают тех, кто ведет себя точно так же. Даже на противоположной стороне баррикад.
Авторитет Анатолия Румянова среди полевых командиров – насколько возможно наличие для этой категории лиц такого понятия – был довольно высок.
Чеченцы генеральского сына вернули, избитого, перепуганного, но – живого.
Однако генерал, начавший изучать ситуацию с военнопленными,
Картина вырисовывалась удручающая. Армия направлялась в Чечню якобы для усмирения мятежной республики. А на самом деле никакого усмирения не требовалось. Никто наверху не хотел прекращения боевых действий. Российские военные это знали. Сколько раз возникали такие ситуации: все, зажаты боевики, блокированы, еще немного – и дожмем гадов. Полевые командиры орали в рации: «Подождите, продержитесь, вот-вот объявят мораторий». И только потом информация о моратории доводилась до руководящего и личного состава.
Невероятно, непостижимо – в этой войне, пожиравшей молоденьких мальчиков, некоторые высокопоставленные чиновники поддерживали тех, кто стреляет, убивает, взрывает торговые центры и дома. Поддерживали через давление на министерство обороны. И вот так, в открытую, мешками передавая деньги якобы за выкупленных российских солдат.
Анатолий Румянов понял: изменить эту ситуацию невозможно. Если творится такой беспредел – то люди, имеющие рычаги управления, не могут находиться в неведении. А коли бездействуют – то лишь потому, что им это выгодно. Возможно, по экономическим соображениям – получают свой процент от чеченской нефти, распоряжаются колоссальными финансовыми потоками, идущими на восстановление Чечни. Возможно, тут и политика свою роль сыграла. А удобно всегда иметь под боком перманентную войнушку, эффектно ее якобы заканчивать накануне очередных выборов. Хотя, в общем-то, не суть важно, какими именно мотивами руководствуются мерзавцы, для которых люди – что пушечное мясо. Смысл от этого совершенно не меняется – есть проблема, которая не решается совершенно сознательно. Наоборот – слишком часто для простого совпадения обостряется.
Анатолий Румянов не стал бегать по приемным, рассказывая о собственных выводах. Ничего нового обитатели роскошных кабинетов от него бы не услышали. Но и бездействовать также не мог.
По уникальному подробному архиву генерала можно было бы многих отправить за решетку. Анатолий Румянов не спешил с обнародованием фактов. Он методично собирал документы, возможно, рассчитывая, что рано или поздно возмездие доберется до тех, кто повинен в тысячах загубленных жизней, и тогда понадобятся документальные подтверждения совершенных злодеяний.
Он вышел в отставку, но поездки на Кавказ не прекратил. Это была уже его личная война. Партизанская, бессмысленная.
Делай что можешь, и будь что будет.
Накануне очередной предвыборной кампании к Анатолию Румянову пришли люди. Они знали об архиве и предложили за него хорошие деньги. Генерал сказал, что Родиной не торгует, судебных перспектив дел не видит, а просто потрясти чеченской картой накануне политических баталий – хватит, натряслись уже, до сих пор не отмоемся, пошли вон, сукины дети…