Чечня нетелевизионная
Шрифт:
Четвертая пуля ударила в доску. Сергей понял и этот вопрос.
— Погоди! Я еще хочу вам помочь! Позже пристрелишь, я еще могу терпеть, — ответил смотрящему в мощную оптику снайперу сержант.
Сергей вдруг почувствовал какую-то волну слабости. Ему сильно захотелось спать. Он знал, что это симптом сильной потери крови. Нельзя, нельзя спать! Нужно помогать своим! Сергей сжал зубы и закашлялся. Сплюнул кровью.
Он заставил себя вновь всмотреться в картину боя. Линия обороны гелаевцев полностью повторяла полукружье домов, стоявших на околице. Пулемет под ним уже не стрелял, боевик, пообещавший всадить
— Не сидели сложа руки! — подумал с гордостью пулеметчик. И тут он увидел, что там, левее, где бронегруппа из нескольких БТРов и БМПэшек благополучно обошла минное поле боевиков и вплотную подходит к окопам, боевики быстро уходят, протянув по окопу минные провода с гроздью 152-миллиметровых снарядов.
— Останови «коробочки»! Там фугасы впереди, управляемые! — объяснил снайперу Сергей.
Видимо, у снайперов была оперативная радиосвязь с наступающей бронегруппой, потому что «броня» вдруг неожиданно остановилась в ста метрах от первого фугаса.
Сергей чувствовал, что начинает терять сознание от потери крови. Исход боя был ясен, наши прорвали оборону гелаевцев с двух сторон и уже входят в село. Фактически они уже закрепились на его окраине.
— Братцы, теперь можно, пристрелите меня! — почему-то вслух и очень громко сказал пулеметчик.
Через мгновение пуля щелкнула по правой доске. Снайпер понял просьбу сержанта.
Сергей вздохнул, в глазах плавали черные круги, а сознание отчаянно цеплялось за солнечный свет, яркую синеву неба, борясь с одолевающим сном. Шли мгновения, снайпер медлил. Сильной волной боли ноги заявили о том, что они еще живые.
«А простил бы я «чехам»?» — вновь задал себе главный вопрос сержант. Он готов был резко ответить «нет», но сомнение вдруг зародилось в нем.
— Почему медлишь, браток? — спросил Сергей у все видящего в оптику снайпера.
И тут сержант увидел, как к крестам по окопу побежал боевик, на ходу перезаряжая пулемет. «Уж не мой ли пулемет?» — пришел дурацкий вопрос в голову пулеметчику. В этот момент Сергей вдруг увидел, что за него, висящего на кресте, разгорается целый бой. Группа из пяти разведчиков перебежками приближается к его окопу. Боевик дал очередь по кресту, но не попал в сержанта. Тут же переключился на российских разведчиков и начал стрелять в них. Снайпер выстрелил один раз, пуля вошла прямо в лоб боевику, вырвала, создав эффект вакуума, из затылка целый шлейф крови.
— Только бы успеть, не прощу себе этого, — «Кобра» бежал с пулеметом наперевес, стреляя по окопу. Хвостики камуфляжной ленточки, повязанной на бритой голове, развевались как ленты матросской бескозырки. Пули свистели над головой, но разведчики этого не замечали. Они были в ярости. Не всякий знает — даже из тех, кто воевал, — каких глубин и какой мощи достигает человеческая ярость. Когда десантники увидели, как боевики подняли на крестах наших пленных, никто не проронил ни слова, никто даже не выругался матом. Молчал и генерал Шаманов. Эта ярость была пострашнее любой ненависти к врагу.
— Вперед, — тихо произнес «Гюрза», и разведка Шаманова пошла на Гойское.
Сергей увидел, как
Разведчики Шаманова — «Кобра» и «Гюрза» поклялись отомстить. Сергея и второго солдата бережно сняли с крестов и в надежде, что родители не будут копаться в «цинках», отправили «грузом 200» на родину. Первого в Сергиев Посад, второго — в Вологду. Их и похоронили, не зная, какую смерть они приняли.
Случай с распятыми потряс всю армию. Говорили, что это послужило поводом для ответных зверств со стороны федеральных войск. Говорили, что потом двоих гелаевцев незаметно вывезли в лес и зашили живыми в свиные шкуры: казненные так не попадали в рай — они умирали в шкуре нечистого животного. Эту казнь мусульман придумали 300 лет назад запорожские казаки с Хортицы. Говорили, что с этого момента мертвым боевикам начали отрезать уши. Однако это были скорее всего только разговоры. Армия просто брезгливо уничтожала боевиков, безо всяких зверств и ужасов.
Май 1995
Январский снег
Василий высунулся из окна третьего этажа, чтобы убедиться — убил он чеченца или нет, когда какая-то могучая сила ударила его в грудь и отбросила назад в комнату. Он упал спиной на битое стекло и кирпичи.
Шли тяжелые январские бои за центр Грозного. Василий в составе роты пехоты, или, как ее здесь называли, «мабуты», был брошен защищать трех этажное министерское здание в четырехстах метрах от дудаевского дворца. Здание это почему-то усиленно пытались отбить боевики. За министерством следом шел монолит чечено-ингушского Совмина, а там было недалеко и до дворца.
Василий попытался привстать, но не смог.
— Мишка, помоги! — прохрипел он.
Михаил был пулеметчиком из его взвода. Они вдвоем держали этот угол здания уже более суток. Заканчивались патроны. Подкрепления все не было, хотя и обещали. Что делалось на двух нижних этажах, он не знал. Но слышал, как из автоматов и пулеметов отвечали его товарищи. Значит, он был не один, и оборона продолжалась. Вообще, надо было продержаться до темноты. Чеченцы неохотно воевали ночью, прятались, выставляя одинокие посты наблюдения, что успешно использовали разведчики Льва Рохлина, продвигаясь из здания в здание преимущественно по ночам.
— Миха! Помоги, ранило меня…
Василий повернул голову и тут только заметил, что Михаил лежал мертвый, щекой на пулемете.
— Извини, брат, не видел… — Василий с трудом повернулся на бок. То, что пуля пробила защитный жилет, он не сомневался. Чувствовал по горячей волне, разливавшейся по его груди. Было плюс пять, шел то ли дождь, то ли снег, и в мокрой одежде боец с самого утра зяб до мурашек. А тут тепло вдруг разлилось по телу. Он знал, это вытекала его горячая кровь, его жизнь, согревая тело снаружи, под ватником и «броником». Но снимать бронежилет и затем ватник было нельзя — замерзнешь сразу.