Чего хочет женщина
Шрифт:
— По-твоему, театр до двух? Между прочим, путные мужья в театр с женой идут, а не в карты режутся со всякой пьянью.
— Хорошо, пойдем в театр, — вздохнул Лом за дверью. — И я вообще не пил. Ни грамма. Можешь проверить…
— Очень надо, — фыркнула я. — Топай туда, откуда пришел.
— Ладуль, кончай, а? Открой дверь, пойдем в театр, еще куда-нибудь, хоть к черту, только не злись. Очень прошу… — Я молчала. Лом пару раз дверь пнул и начал свирепеть. — Открой, пока я все здесь не разнес к чертовой матери…
После третьего удара дверь открылась,
— Здрасьте, я еще и виноват… Ну чего ты ревешь?
— Ничего, — обиделась я.
Лом бухнулся на пол, сгреб мои руки в свои лапищи и запел:
— Ладушка, красавица моя, солнышко, давай мириться… — Я только вздохнула.
На следующий день я размышляла, куда поставить новую вазу, и все на часы поглядывала. Время позднее, а Ломик сидит перед телевизором и никуда не собирается.
— Ты пойдешь в контору? — с надеждой спросила я.
— Не-а. Чего там каждый вечер сидеть. Телефон есть. Позвонят, если что…
Я выронила вазу, она разбилась, а я, как обычно, заревела. Лом вскочил, развел руками и сказал:
— Ладуль, ну чего ты? Да я тебе таких ваз десяток куплю.
«Хочу быть вдовой!» — мысленно простонала я.
В субботу явилась Танька. Над моими попытками уличить мужа в измене она потешалась, и потому в последнее время мы виделись нечасто.
— Пойдем на кухню, — кивнула я.
— Ломик дома? — спросила Танька, надевая тапки.
— Дома, видак смотрит.
— Что за фильм?
— «Король-лев», — ответила я.
— Название какое-то чудное. Приключения, что ли?
— Нет, это мультик.
Танька хрюкнула и развела руками:
— Ну любит человек мультфильмы, что ж его теперь, убить за это?
— Вот именно, — прошипела я. — Добром прошу, найди киллера.
— С жиру ты бесишься, — покачала головой подружка. — Мужик с тебя не слазит, деньжищ море, чего еще надо? Вот почему так — я из кожи вон лезу, и все без толку? Не только путным мужикам, а и бандитам без особой надобности. А перед тобой любой мужик по струнке ходит! Взять хотя бы Ломика: зверюга, ребятки его до смерти боятся, а дома что твоя болонка — тихий, ласковый и все в глазки заглядывает: «Ладушка, хочешь апельсинчик?» — пропела Танька с дурацкой Ломовой интонацией. — Тапки подает и хвостом виляет. — Танька плюнула и добавила:
— Никакой справедливости в жизни.
— Сил моих больше нет, — заныла я. — Найди киллера, не то руки на себя наложу. Не могу видеть этого недоумка. — Я заревела.
Танька тяжко вздохнула и сказала:
— Хорошо. Найду. Будешь вдовой бандита, а я останусь деловой женщиной областного масштаба. Скука смертная, но что делать…
— Сил моих больше нет, — повторила я.
— Ладно, чего реветь-то? Сделаем тебя вдовой… Я ж для тебя что угодно, хотя, конечно, если бы кто моего совета спросил… Все-все, глазами не зыркай. Сделаю как скажешь. Считай, Лом покойник.
— Правда? — обрадовалась я, вытирая глаза.
— Я тебя когда обманывала?
— Танька,
— Не реви. Все сделаем.
Только я воспряла духом, на кухне появился Лом. Посмотрел на нас по очереди, нахмурился.
— Геночка, ужинать будешь? — засуетилась я.
— Не буду, — сказал он и на Таньку накинулся:
— Чего притащилась? Звали тебя?
— Звали, не звали, тебе что за дело? Или неймется? Потерпишь немного…
— Топала бы ты домой, таскаешься на ночь глядя…
— Грубый ты человек, Лом. Как с женщиной разговариваешь?
Танька обиделась и ушла.
— Зачем прибегала? — спросил муженек, когда за Танькой дверь закрылась.
— Просто так, — пожала я плечами.
— Ага. А чего у тебя глаза красные? — Пока я соображала, что бы такое ответить, Лом грохнул по столу кулачищем и спросил:
— Что, хахаль твой объявился? Соскучился?
Я подпрыгнула от неожиданности. Смотреть на Лома было страшно: морда злая, кулаки сжал. Переход от ласковой дворняги к взбесившемуся доберману был так стремителен, что я растерялась.
— Я тебя спрашиваю? — рявкнул он. — Язык проглотила?
Если Лом впадал в бешенство, пережить это было трудно даже зрителям, а быть объектом его буйного гнева я бы и врагу не пожелала. Сейчас, судя по налитым кровью глазам и перекошенной физиономии, мне предстояло быть и зрителем, и объектом.
— Геночка, — пролепетала я, но он не пожелал слушать.
— Что она тебе напела и отчего ты реветь удумала?
Тут я перепугалась по-настоящему, зарыдала и сдуру брякнула:
— Ребеночка я хочу, а не получается…
Лом ошалело замер, выпучил глаза, но кулаки разжал. Я устроилась в кресле, размазывая слезы и громко вздыхая.
— Ладушка, — побрел он ко мне с видом побитой собаки. — Ну ты чего, а? Посмотри на меня… Солнышко… Нашла кому на жизнь жаловаться, а я на что?
Я обняла любимого и уткнулась в его шею.
— У нас свои разговоры, хотела посоветоваться…
— Много толку от твоей Таньки. Ладуль, ты же эти… таблетки пьешь…
— Не пью давно, — нагло соврала я.
— Ну и не забивай ты себе голову. Ты к врачу ходила?
— Ходила.
— Что сказал?
— Все нормально.
— Вот и хорошо. Про себя я точно знаю, так что реветь завязывай. Будет тебе ребенок, чтоб мне пропасть.
Разумеется, Лом тут же принялся демонстрировать свою готовность стать отцом, а я тихо радовалась. Таньке я верила свято: если она сказала, что я буду вдовой, значит, можно шить черное платье.
Ожидая кончины любимого со дня на день, я отноcилась к нему с особой нежностью. Хотелось сделать ему приятное, приласкать и вообще осчастливить напоследок. Лом с видом законченного идиота болтал, как заведенный, о будущих детях и нашем новом доме. Я слушала его с улыбкой, думая о том, что новый дом для него будет малость тесноват, но зато надежен и крепок. Об этом я позабочусь.