Чекисты
Шрифт:
Безумно стеснялась своего увлечения, кажется, и лучшим подругам показала два-три четверостишия, а в наши дни, когда уже нет ее, обнаружилось несколько тетрадей стихов Сильвии, и встречаются там образы, которые надолго запоминаются («Вот Кавказ, и ропот ручья, как дыханье большого зверя…»). Природная сдержанность всегда останавливала ее, даже в классе ни разу не заикнулась, что она дочь «того самого» Воскова. И только когда они всем классом, уже перед самым окончанием десятого, побывали на Марсовом поле и кто-то из ребят вполголоса прочел гранитную надпись: «"Восков Семен Петрович"… Сильва, а ведь ты тоже Воскова и…Семеновна», — она предупредила вопросы:
— Здесь лежит
Застенчивая, порой даже робкая, она, когда нужно было, умела отстоять свое мнение, блестяще выиграла на школьном диспуте «бой за Евгения Онегина», а узнав, что их любимая учительница литературы раскритикована инспектором, которая побывала у них на уроке, выступила на комсомольском собрании и доказала, что их учат возвышенному и учат правильно.
У нее был прекрасный круг друзей, но в восьмом ее привлекла Лена Вишнякова, задорная и веселая заводила многих школьных затей, отличная баскетболистка. Лена была двумя классами старше, ее любили за открытый характер, за «живинку», которую она вносила в отрядную жизнь, — Лена была пионервожатой.
Третья дочь в семье электромонтера Потапия Вишнякова, Лена родилась в семнадцатом — в этом же году Вишняков вступил в партию и, как он писал, «с азартом ударился в революцию». Семья не видела его месяцами: партизанил, комиссарил, гнал беляков. Вернувшись домой, с торжеством сообщил, что «переходит на учебу», но ему все время поручали какие-то удивительно новые, свежо звучавшие должности: «председатель расценочной комиссии», «председатель комиссии помощи рабочему изобретательству», а потом он вдруг стал директором завода «Фармакон», опять сутками не появлялся дома, а в редкие дни, которые проводил с дочерями, шумно провозглашал: «Мы знания из пороха высекали, а вы уж, тихони, из книг и учительских речей их таскайте…»
А девочки были вовсе не тихони. Иногда спускались из класса на улицу по водосточной трубе. На смену детским шалостям приходили увлечения посерьезнее, Самозабвенно отдавали вечера ликбезу на заводе имени Халтурина. Жить не могли без ТЮЗа, и старожилы театра, может быть, помнят трех сестер Вишняковых, которые дежурили в фойе с красными повязками на рукавах и с коробочками монпансье: сластены были.
Лена рано пристрастилась к спорту. Подвижная, ловкая, крепко сбитая, с курчавой шапкой черных волос, она азартно носилась по баскетбольной площадке, загоняла мячи в корзину и входила в составы сборных школы, района, даже города.
Разные они были — поблескивающая серыми глазами Сильвия, чаще любившая забиться в угол, и веселая хохотунья и насмешница темноглазая Лена, всегда окруженная шумной толпой друзей. Их школа смотрела на площадь Льва Толстого, нередко они выходили на этот причудливый пятиугольник из спортзала вместе и обменивались сдержанными репликами: «Ты здорово забросила мяч издалека…» — «А у тебя упругий прыжок…» Но вместо этого, как признались позже, хотелось сказать: «Возьми меня в подруги, Лена, спроси кого хочешь, я умею дружить». — «Да что же ты все смотришь из угла, Сильва? — просилось у другой. — Подходи, поболтаем».
Жизнь их сблизила теснее уже на тихой улице Попова, в старинном здании — с готическими уступами к башенками — Электротехнического института. Лена попала на спецфак, собиралась стать гидроакустиком, недурно овладела математическим аппаратом. Сильва, пришедшая в ЛЭТИ позднее, избрала проводную связь.
Опять они встретились с Леной в спортивном зале, и сейчас Сильвия первой сделала шаг к их прочной дружбе,
— Ты мне нравишься, — просто сказала она. — Если хочешь, будем вместе.
И они дружили так, что им завидовали. Как они сами
Июнь сорок первого застал их на практике. Вернулись, когда в аудиториях уже шли митинги: «Победа будет за нами!» Ребята уходили в армию, девушек послали устанавливать противотанковые надолбы, копать под городом рвы. Лежали под бомбежкой. «Это не по мне! — крикнула подруге Сильва. — Ждать, пока тебя прошьют. Запишемся в действующую!»
Военком был оглушен звонками и предложениями добровольцев, но всем успевал отвечать. Подруг выслушал, коротко отрезал: «Без пяти минут инженеры? Извольте помогать стране по специальности. Времени на вас больше нет».
Вышли разочарованные. Доедали десяток предметов. Попали в досрочный выпуск «с правом защиты дипломного проекта в последующем» (так значилось в справке). Получили назначение на восток. Не сговариваясь, в один голос сказали: «Из города-фронта не уедем!» Это было под Новый год, но их оптимизму было суждено пройти ряд тяжелейших испытаний. В новогоднюю ночь скончался Потапий Антонович Вишняков — дистрофия подорвала его сильный организм. Лена потеряла друга, с которым делила и радости и горе: погиб в атаке. Истощение, авитаминоз настигли мать Сильвы — хирурга военного госпиталя; умер дед, трое суток Сильва рыла могилу, смерзшаяся земля не поддавалась; перестали приходить письма от отчима — тоже фронтового врача. Лене удалось получить работу по специальности в Связьмортресте, на несколько недель потеряла Сильву из виду. В выцветшей за три с половиной десятилетия бумажке об этих неделях говорится так: «Удостоверение № 013. Согласно указанию военного отдела горкома ВКП(б) тов. Воскова С. С. мобилизована Ленинградским городским комитетом ВЛКСМ на краткосрочные курсы по подготовке радистов для Красной Армии».
В дневнике у Сильвы пометка: «Вроде повзрослела, но дух имею веселый и обидно молодой… Должником у жизни я оставаться не намерена».
Воспоминания очевидцев: самозабвенно училась работать на ключе, вести прием, передачу.
Из рассказа подруги: она утеряла продовольственную карточку, но скрыла это от матери, я встретила ее обегающей сад, Сильва крикнула: «На бег нажимаю… Отлично заменяет потерянные калории!»
В самое голодное время успевала заносить в дневник: «Лучше ничего не сказать, чем сказать ничего», «Спартанцы не спрашивали, сколько врагов, а — где они!»
Неожиданно закрылись курсы — Военный совет решил создать более перспективные, на новой технической основе. Сильва устроилась санитаркой в госпитале, но каждого нового раненого спрашивала, где найти жаркое дело. Молодой партизан с раздробленной голенью сказал ей: «На войне все нужны. У нас в отряде девчушка-радист. Училась здесь, на Крестовском… Попытай счастья».
Она обегала весь Крестовский остров, пока не обнаружила морячка у парадной без всякой вывески. Потом день проискала Лену, нашла, затащила сюда, и они попросили вызвать начальника военно-морской» школы. Начальник объяснил им, что в школу зачисляют по рекомендации, и тогда девушки выложили на стол свои спортивные справки, квалификационные билеты, грамоты: гимнастка четвертого разряда, лыжница второго разряда, альпинист первой ступени, радист, волейболистка, баскетболистка…