Человек без дождя
Шрифт:
– А как же молодежный проект, который тоже активно обсуждался? – уточнил Леша. – Тот, что предусматривал строительство спортивного городка?
– Да, тот проект тоже серьезный, – подтвердил молодой человек, – и у него есть горячие сторонники среди высших чинов. Это проект Анциферова, я знаю, что он имел все шансы, но последнее время о нем нет ни слуху ни духу. Не знаю, в чем там дело, я тебе сказал только то, что знаю точно, – по твоему павильону готовят иск в суд.
– И что, это уже без вариантов? – Леша сделал жест, который символизировал внесение мзды.
– Не. Не рыпайся, не возьмут, – отрезал чиновник, – сейчас точно не возьмут. Вокруг этого дела много шума, Завьялов вхож к губернатору, ты знаешь. Если бы не это, вопрос бы решили без проблем. А так нет, не возьмут.
– Что же мне делать? – поникшим голосом спросил Алексей. – Не могут же человека просто так взять и выкинуть в никуда. Какое-то решение должно быть. Что ты посоветуешь?
– Почему не могут выкинуть? Очень
– У меня нет.
– Значит, ищи, – посоветовал чиновник, – другого варианта я не вижу. Попробуй с ним как-то решить этот вопрос. Он, конечно, редкий сноб… Будет непросто, но попробуй, разжалоби, убеди, что твой павильон не будет мешать, или еще какой-то вариант решения найдите. Я даже не знаю, что тебе еще посоветовать. Если бы у тебя были безупречные документы, то можно было бы через суд, а так… Только пробовать договориться, другого способа нет.
– Ты же сам говоришь, что Завьялов сноб, – пожал плечами Леша, – разве с таким договоришься?
– По бизнесу человек он жесткий, так все говорят, – ответил собеседник, – но он же все-таки человек. Нельзя сразу отметать такую возможность, попробуй.
Когда Леша закончил свой пересказ разговора в департаменте, Элины глаза уже были полны слез. Это совсем не значило, что сейчас разразится буря, что она станет обвинять мужа в глупости и недальновидности, рыдать и заламывать руки. Вовсе нет. Леша знал, что обвинений не будет. Да их он и не боялся. Он боялся этого взгляда, влажного и испуганного, полного слез, которые – он знал – так и не вырвутся наружу. У Эли было неважное здоровье, и когда по очереди, один за другим, умерли ее родители, она стала часто тайком бегать по врачам. Скрывала от мужа то, что, как она думала, можно было скрыть, но он-то знал, или он не чекист? Эля вообще была довольно мнительной, а когда Лешка вышел на пенсию, то особенно сильно волновалась: удастся ли ему найти себя в гражданской жизни, смогут ли они жить, не считая копейки? Потом оказалось, что смогли, что жизнь и после сорока может приносить радость. Они купили новую квартиру, Эля с большой любовью ее украшала, стараясь отвлечься от своего горя. Через год после смерти родителей она чуть-чуть успокоилась, понемногу стала отходить, занялась своей внешностью. Лешка старался радовать ее чем мог – возил в Европу, покупал подарки. Работу по специальности Эля давно бросила: все равно она не приносила денег, а Лешке надо было все время помогать, да и на то, чтобы новое жилье обустраивать, тоже нужно было время. Какой-то своей, отдельной жизни у Эли не было. Она была частью жизни своего мужа, и ее настроение, здоровье, психическое и физическое состояние – все зависело от того, насколько хорошо все будет у Леши. Он не имел права ее подвести! Не имел права разочаровать, заставить страдать от неизвестности. Эля уже привыкла к тому уровню жизни, который мог обеспечить Леша благодаря своему небольшому бизнесу, и больше всего Лешу волновал вопрос: что будет, если этот привычный образ жизни развалится? Если бизнес, который он выстраивал годами, вдруг рухнет? Что он скажет Эле? Как он сможет обеспечить ей спокойную, безбедную жизнь? Больше всего он боялся не слез и истерик, он боялся, что на нервной почве у нее снова случится экзема и она перестанет спать ночами, что она будет тайком плакать, глотать таблетки и сидеть перед компьютером, изучая медицинские сайты. Что она опять замкнется в себе, перестанет смотреть в глаза… Все это уже было, и он очень не хотел повторения.
– Ну что ж, Лешик, наверное, он прав, этот твой «решалкин», придется тебе идти к этому самому Завьялову, – сказала Эля то, что так боялся услышать Алексей.
– Придется, – еще больше нахмурился он, – но это будет уже последний шаг. Если он мне откажет, больше никакие варианты в ход уже не пойдут. Это будет все, финиш. Понимаешь?
– Конечно, понимаю, – согласилась Эля, – но другого-то выхода нет.
Леша тяжело вздохнул и залпом осушил еще одну рюмку.
– Вот уж не думал, что на старости лет придется к баринам на поклон ходить, – выдавил он.
– Почему на поклон? – не согласилась Эля. – Не на поклон, а на деловой разговор. Это большая разница.
– Ты знаешь, что про него люди говорят? – горько ухмыльнулся Алексей.
После плохого разговора в департаменте Леша попытался найти знакомых, которые могли бы знать Завьялова лично, но все его попытки терпели неудачу. Одни сразу отрицательно качали головой, другие сначала морщили лоб, потом уж говорили «нет», третьи выдавали советы, кого бы лучше спросить на эту тему. Да, слишком высоко взлетел Валерий Иванович, на кривой козе к нему не подъедешь. Леша попробовал поговорить с одним знакомым депутатом областной думы, может, по этой линии удастся к нему подобраться, все-таки Завьялов тоже депутат. Знакомый выслушал Лешину проблему и только усмехнулся. Не из той породы Завьялов, чтобы менять свои бизнес-планы, таково было его мнение. Если бы его надо было попросить о какой-то услуге другого характера – человека на работу взять или квартиру продать со скидкой, он бы не отказал. А если дело касается бизнеса, он и слушать никого не станет. «Завьялов не человек – трактор. Куда ему надо, туда
Эля на пересказ Лешиных переговоров только пожала плечами:
– Завьялов просто поднялся очень высоко, вот люди ему и завидуют, – сказала она, – про успешных людей всегда много всякой гадости говорят.
– Ну да, а на самом деле он беленький и пушистый зайчик, – усмехнулся Леша.
– Ну зайчик, конечно, вряд ли, – не унималась Эля, – но кто сказал, что он обязательно чурбан бесчувственный? Его ж никто толком не знает. И потом, если он сделал такой большой бизнес, у него наверняка хорошая деловая репутация. Не будет он ее о тебя пачкать. Что-то мне подсказывает, что не будет.
– Лисичка, ты просто хочешь, чтобы у нас все было хорошо, поэтому воображаешь себе какого-то идиллического олигарха, – вздохнув, произнес Леша, – а таких не бывает.
– Лешик, но все равно ведь другого выхода нет, – подытожила Эля, – нет никакой другой возможности избежать неприятностей. Никакой, понимаешь? Значит, надо пробовать. В конце концов, ты умеешь производить приятное впечатление на людей…
Эля понимала мужа. Он офицер, подполковник. Его менталитету невыносима сама мысль о том, что придется к кому-то идти на поклон. Сняв погоны, он не сразу смог перестроиться, этот процесс дался ему с большим трудом, и сейчас она понимала, какая в Лешке идет внутренняя борьба, какие чувства в нем бурлят. Она все понимала, но другого совета у нее было.
Надевать костюм в летнюю жару Леша отказался категорически.
– Я что, к Путину иду, что ли? – возмущался он. – Никаких костюмов! Погладь мне рубашку в полоску, я в ней пойду.
Эля послушно взялась гладить рубашку, летние брюки тоже желательно подгладить, а Лешка все кипел и шипел.
– К нам в контору пройти было легче, чем в эту фирму долбаную, – вещал он, намекая на свое бывшее место службы.
Накануне он сделал пробную вылазку, убедился, что на проходной офиса группы компаний «Технологии роста» имеется охрана, которая никого ни к кому не пускает без приглашения изнутри здания. А уж чтобы пройти к главному боссу, и мечтать нечего было! Общим порядком нужно сначала прорываться к юристам, объяснять суть вопроса, после чего его выпроводят, так и не дав объяснить суть проблемы самому Завьялову. Тут и пригодился знакомый депутат, он позвонил Завьялову, попросил принять человека, не объяснив сути его обращения, на что Завьялов ответил:
– У меня завтра сложный день, и как он сложится, я пока и сам не знаю. Пусть он ловит меня завтра с самого утра, часов около десяти.
Лешкин знакомый назвал его фамилию, Завьялов продиктовал ее секретарше для передачи на охрану.
Всю ночь Лешка ворочался, потел, хлебал воду. Он то засыпал, то просыпался посередине нехорошего сна. Эля и вовсе глаз не сомкнула.
В половине десятого он, одетый в модную рубашку, купленную в Мюнхене, и белые летние брюки, стоял у порога офисного особняка. Здание было построено на высокой точке, и видно его было издалека, даже с левого берега. Лешка давно обратил на него внимание, но не знал, что в нем находится. Строение было строгим, без нуворишеских излишеств, без безвкусной помпезности, но очень дорогим. Это было видно даже Лешке, который и строил-то за всю жизнь один свой павильон. В окнах первого этажа маячили финиковые пальмы, входная группа была из великолепного дуба. От его задней стены начинался спуск к Вознесенской набережной, а фасадом строение выходило на одну из тихих центральных улиц. На ней каким-то чудом еще уцелели несколько домов старой постройки, стыдливо прячущихся в густых зарослях сирени и раскидистых деревьев. Эту замечательную историческую улочку уже давно приметили любители делать бизнес в тишине. Здесь располагались сразу несколько богато отделанных офисных зданий, большой жилой комплекс. От стоящего поодаль завьяловского офиса их отделяли какой-то коммерческий институт и налоговая инспекция. «Технологии роста» были последним строением на этой улице. Леша представил себе, что кабинет босса, наверное, расположен в задней части и выходит окнами на набережную. Наверное, в этом самом кабинете лицезреющий окрестности олигарх и затеял свой новый крупный проект. Лешка живо представил себе этот момент – массивную, с обязательным пивным животом, фигуру миллионера, держащего в руке, украшенной бриллиантовым кольцом, дымящуюся чашечку элитного кофе и хищно оглядывающего площадку своей будущей деятельности, – и содрогнулся. Он взглянул вниз и увидел вдалеке свой павильон. Интересно, думал ли в тот момент большой человек о том, что этот павильон дает кому-то пропитание, хлеб насущный? Или для него это только песчинка, которую нужно смахнуть, чтобы начинать проект с чистого листа?