Человек из двух времен. Дворец вечности. Миллион завтра
Шрифт:
— Мне очень жаль, что я…
— Я больше не полковник, — ответил Тевернер. — Я вышел в запас несколько лет назад.
— Это правда. У Мака инженерный концерн прямо здесь, в Центре.
Гренобль улыбнулся, лукаво дернув бровью, что Тевернер перевел как: «Не могу же я представить вас как мастера на все руки».
Едва заметно кивнув в знак того, что понял, Тевернер извинился и прошел мимо группы. Пересекая приемный зал, он слышал, как Гренобль заговорил с Фаррелом с заметной теплотой:
— Ну, Джервез, как ваш дядя? Я не видел его целую вечность…
Тевернер уже наполовину поднялся по лестнице,
Он нашел Лиссу на широкой веранде, выходящей на бирюзовую воду бассейна. Лисса наклонилась над треногой широкоэкранного электронного телескопа, наводя его на юго-запад, на нестерпимо-яркое серебряное озеро нового военного поля, видимое сквозь деревья. Тевернер позволил своим глазам насытиться неумышленно-чувственной позой, черными волосами, смуглой кожей, сверкающей под солнечными лучами и контрастирующей с белизной простого платья.
— Догадайтесь, что я чуть было не натворил, — сказал Тевернер.
— Ох, Мак!
Она испуганно посмотрела на него и улыбнулась. На загорелом лице ее зубы казались флюоресцирующими. Тевернер почувствовал знакомую дрожь где-то внутри и подавил ее, сосредоточившись на своих сорока девяти годах против ее девятнадцати. Он описал инцидент на крыльце.
— Джервез Фаррел? — сказала она. — Не думаю, что когда-нибудь встречалась с ним, разве что очень давно, так что забыла об этом. Отец хочет, чтобы он остановился у нас.
— Здесь? — Тевернер подосадовал на пронизавшую его боль ревности. — Это необходимо?
— Нет, не необходимо, но это, кажется, хорошая идея, — беззаботно сказала Лисса, налаживая треногу, и Тевернер подумал, почувствовала ли она его ревность и не расплачивается ли он теперь за упрямый отказ принять великий дар. После нескольких месяцев знакомства он достаточно хорошо узнал Лиссу и подозревал, что, чем выше мотивы его отказа спать с ней, тем сильнее ее обида. Он внимательно смотрел ей в лицо, когда сообщал, что нашел себе другое место для временного жилья и уходит отсюда.
— Я сегодня утром говорила по телефону с Крисом, — сказала она, видимо не зная, что Тевернер виделся с ним, — и просила его не выступать в марше протеста, но он и слушать не хотел.
— Разве это так важно?
Лисса посмотрела на него встревоженными глазами.
— Это меняет все. Отец представляет Верховного Президента на Церуле.
Тевернер впервые услышал от нее это официальное картографическое название Мнемозины.
— И что?
— Ну, я никогда не думала, что Крис свяжется с антифедеральным движением. Как ни странно, Мак, я считала бы скорее вас предназначенным для протеста, чем Криса.
— В свое время я предназначался для множества дел, но мне ни разу не предлагали такого демонстративного несоответствия, как «Джири Вейвода не умер».
— Это не смешно.
Лисса снова
— Я пойду попрощаюсь с Бетией.
Тевернер почувствовал себя униженным.
— У нее послеобеденный сон. Загляните к ней в спальню.
— Ладно.
Задетый безразличным голосом Лиссы, Тевернер покинул веранду и пошел искать комнату Бетии.
Комната была небольшая и по стилю ничем не отличалась от остальных. Ни детской мебели, ни игрушек. Крошечная фигурка лежала прямо и неподвижно в середине постели, спокойная, самоуверенная, но одинокая. Он снова почувствовал желание иметь своего ребенка. Он вошел в поляризованные сумерки и остановился у постели, глядя на румяное, беззащитное лицо и пытаясь совместить его детскую обычность с аурой странности, преждевременного развития и целительных прикосновений библейской святой. Глаза Бетии были закрыты, но у Тевернера было отчетливое впечатление, что она не спит. Он шепотом окликнул ее. Ответа не было. Он отошел от постели со сверхъестественным чувством вины за какое-то святотатство.
Возвращаясь на веранду, он услышал голос Лиссы, прерываемый незнакомым мужским смехом. Войдя, он обнаружил рядом с Лиссой Джервеза Фаррела.
— Вот и он! — воскликнул с энтузиазмом Фаррел. Возбуждение изменило его темное лицо. — Где вы были, Мак? Говард привел меня к своей очаровательной дочери, и я рассказал ей, как чуть не вышвырнул вас из дома.
Тевернер прищурился.
— Странно. А я ей рассказал, как чуть не выкинул вас.
— Превосходно!
Фаррел радостно засмеялся, словно Тевернер сказал что-то страшно забавное, и все время не сводил глаз с Лиссы, приглашая ее посмеяться тоже. Тевернер удивился, что Лисса ответила ломким звенящим смехом. Но еще больше его заинтриговала игра Фаррела, так резко отличавшаяся от упорной неприязни, которую Тевернер видел в его глазах после вмешательства Гренобля в инцидент на крыльце.
— Я ходил попрощаться, — сказал Тевернер и поглядел на Лиссу. — Спасибо за гостеприимство. Может быть…
— Но это же смешно, — прервал его Фаррел. — Словно вы вынуждены уйти из-за моего появления.
— На этот счет будьте спокойны, — ответил Тевернер.
— Мы еще встретимся, — в глазах Фаррела сияло ликование. — Я две недели добирался на Церулу, а я люблю хорошую компанию, и она у меня будет! Вы оба должны быть моими гостями в вечер открытия новой офицерской столовой. Эту ночь будет чем вспомнить, уверяю вас.
— Сожалею, но я не вполне персона грата на базе и в любом случае должен держаться своего места.
— Очень жаль, — немедленно согласился Фаррел и повернулся к Лиссе с мальчишеской ухмылкой. — Но вы-то придете, не так ли? Будут другие мужчины…
Он замолчал, заметив, что внимание Лиссы приковано к сцене на экране телескопа.
До главного входа на базу было около двух миль, но изображение было ясным и четким: видны были даже такие мелкие детали, как пуговицы на мундирах охранников. Экран заполняло беспорядочно роящееся движение мятежной толпы. Насколько мог понять Тевернер, колонна демонстрантов дошла до пропускного пункта и пыталась силой пройти через него. Военные машины и пешие солдаты оттесняли темную человеческую волну от ворот, над которыми дико качались лозунги, полосуя воздух цветными огнями.