Человек, который не мог дрожать (= Человек без страха)
Шрифт:
– Только то, что мне хотелось бы знать, что это значит.
– Иносказание?
– Да нет же, бог с ним, иносказанием! Я имею в виду всю эту путаницу. Я хочу знать, что заставило револьвер отодвинуться от стены и выстрелить; что за невидимая рука вначале схватила за щиколотку Тэсс, а потом на глазах у всех нас завела часы; я, наконец, хочу знать, что заставило Энди Хантера, совершенно разумного человека, или, по крайней мере, столь же разумного старого дворецкого Полсона, подпрыгивать и раскачиваться на люстре с куском бумаги со вколотыми в него иголками в кармане, а кроме этого, и многое другое.
Никто не сказал ни слова об упомянутых мной иголках, хотя по лицу Эллиота было ясно, что для него это не было новостью.
Доктор Фелл поднял свой длинный палец.
– Великолепный пример,- сказал он.
– Пример чего?
– Иносказания,- продолжал настаивать на своей мысли доктор. Внезапно его настроение изменилось. Он поудобнее уселся на стуле и мягко возразил, печально изогнув брови: - Послушайте, я вовсе не хочу создавать никакой таинственности вокруг этого дела, и вот когда я не хочу ее создавать - это делаете вы.
– Интересно, каким образом?
– Словами, их неверным истолкованием; манерой излагать факты или то, что вы считаете фактами.- Он провел рукой по волосам.- Понимаете, то же самое было и с вашим юным другом из клуба "Конго",- продолжал он,- из-за которого, в каком-то смысле, и начались все неприятности. Я - член этого клуба, хотя не часто посещаю его. Вчера вечером мне удалось поймать там этого парня и в конце концов получить номер телефона его отца, который гостил в "Лонгвуд-Хаус" в 1920 году, чтобы наконец прояснить недоразумение.
– Какое недоразумение?
– Со стулом,- пояснил доктор Фелл.- Эта история со стулом совершенно озадачила меня, однако, как оказалось, речь шла не о стуле из столовой, а о стуле с веранды, а это - совершенно другое дело.
Я ничего не ответил.
Конечно, это было бы нарушением правил хорошего тона - к примеру, встать и вылить остатки пива в моей кружке на голову доктора или же в присутствии Гвинет высказать ему все, что я думаю о такого рода разговорах, но если бы тогда я знал истинную причину того, что показалось просто желанием заморочить мне голову; если бы я только знал, отчего он так волновался, я бы, вместо этого, попросил бы у него прощения.
Тут вмешался Эллиот.
– Звучит, возможно, немного туманно,- признал он,- однако вы сможете убедиться, насколько все просто. Если вы сможете быть в "Лонгвуд-Хаус" к вечернему чаю...
– Эллиот, я не стану этого делать,- резко сказал доктор.- Клянусь, не стану!
– Но, сэр, что еще мы можем сделать? Мы же сможем намертво припереть к стенке преступника и выяснить всю правду, разве не так?
– Гм-м! Кха! Может быть, но это повлечет за собой неприятности, мой друг. Это приведет к такому колоссальному скандалу, о каком вы не слышали за всю свою жизнь.
– Но вам-то, сэр, к чему опасаться неприятностей?
Они никак не могли прийти к единому решению, и это удваивало таинственность вокруг создавшейся ситуации - самое неприятное состояние на свете! В конце концов, полицейский не полицейский, но я решил бросить вызов и спросил в открытую:
– Доктор, очевидно, вы раскрыли это дело и обнаружили убийцу...
– Или думаем, что обнаружили,- пробормотал доктор Фелл, взглянув на меня с любопытной гримасой: у него было такое выражение лица, будто я таинственным образом был вовлечен в самую гущу дела, сам не понимая как и почему.
– Ну ладно, или думаете, что обнаружили. В то же время вы сетуете на то, что факты, изложенные мной, были неверно истолкованы. Я вам привел перечень реальных событий, которые имели место, а вы говорите, что я только добавляю таинственности своим способом изложения фактов или того, что я "считаю" фактами. Так что же в моем перечне не является фактом?
Доктор Фелл колебался.
Сигара, лежавшая в пепельнице, погасла. Он взял ее в руки и повертел.
– Только одно,- поворчал он.
– Только одно, что не является фактом?
– Только одно,- повторил он,- что является преднамеренной, глупой и колоссальной ложью.
– Но послушайте, сэр! Все ведь записано. Я не лгал.
Доктор Фелл наклонил голову. Было видно, что он не злился, не обвинял и не стремился скрыть что-то, однако понять истинное выражение его лица было довольно трудно из-за лучей солнца, светивших прямо на стекла его пенсне, и сурово выпяченной из-под усов нижней губы. Он крякнул; пальцы, игравшие с сигарой, выигранной в парке развлечений, переломили ее надвое.
– Да, вы не лгали,- сказал он,- зато лгала ваша невеста, мисс Фрэзер.
Глава 18
И снова теплые розоватые сумерки сгустились с западной стороны "Лонгвуд-Хаус", приближая нас к эпизоду, о котором немногие из нас догадывались, но через который никто не пожелал бы пройти снова.
Я вышел из автобуса на остановке, метрах в тридцати от ворот. До середины сегодняшнего дня здесь обычно стояла машина Энди, но Гвинет позаимствовала ее и куда-то исчезла. Я прошел по дороге, где мимо меня проехал лишь мальчик на велосипеде, и вышел на вымощенную щебнем подъездную аллею. Дом с блестящими окнами и черно-белыми лилиями сиял мрачной красотой. В дверях под козырьком, выглядывая на дорогу, стояла Тэсс. Увидев меня, она - легкая и гибкая - побежала по траве мне навстречу.
– Боб, как я рада, что ты вернулся! Где же ты был?
– В Саутэнде.
– Да, дорогой, я это знаю, но что ты там делал?
– Разное.
Оглянувшись через плечо, Тэсс сказала:
– В доме только Кларк и я. Уф-ф! Он дал служанкам выходной до позднего вечера. Гвинет пока не вернулась. А Джулиан... Джулиан удрал в Лондон. Не знаю, что скажет на это полиция. Как Энди?
– Плохо.
– Кларк говорит, что снова будет война. Он сидит в саду с бутылкой дешевого шампанского из бакалейной лавки и пугает меня еще больше, чем всегда.