Человек-Паук: Заклятый враг
Шрифт:
«Но в статье ничего не говорится о том, что радиация повредила мозг, – подумал Питер. – Это выяснилось уже потом, когда стало слишком поздно».
Стоило ему вспомнить о своей первой схватке с Доктором Осьминогом, как рука снова начала болеть. Об этом не писали в новостях, потому что никто об этом не знал: о первом настоящем поражении Человека-паука. Публика слышала только о матче-реванше, в котором стенолаз наконец-то смог одолеть «нового суперзлодея» и сдать его властям.
«Отто недостаточно заплатил за тот хаос, который он учинил в прошлый раз. Его положение в научном сообществе дало ему некоторую скидку
Питер вовремя притормозил следующую мысль. Вместо этого он продолжил рыться в стопке «Бьюгл», пока его глаз не зацепился за следующую статью. Этого материала он раньше не видел, текст был написан примерно во время третьего преступного загула Дока. Это был не обычный новостной репортаж, автор заглянул в прошлое злодея и попытался разобраться в причинах его поступков.
Питер проглядел статью, прочитал ее раз, затем другой. Он нащупал рукой стул где-то позади себя, пододвинул его поближе и тяжело опустился на сиденье.
Статья сопровождалась зернистой фотографией, на которой были изображены маленький мальчик и его мама.
Питер перечитал статью третий раз.
Автор заглянул глубоко в прошлое Отто Октавиуса, он описал его детство и отношения с родителями. Там были ожидаемые факты о неблагополучной семье, испорченных отношениях с матерью и отцом, даже намеки на насилие над ребенком. Но что поразило Питера прежде всего, так это – Господи, помилуй – сходство с его собственной биографией.
Отец Октавиуса погиб в аварии, когда Отто учился в колледже, прямо как родители Питера, когда он был совсем еще ребенком. Они оба были вундеркиндами, которым прекрасно давалась наука. Но превосходство Отто вылилось в раздутое эго, а дядя и тетя Питера воспитали в нем если и не скромность, то хотя бы честность перед самим собой. Если он и был в чем-то хорош, то в этом. Если кто-то и был гением, значит, он – гений. Значение имеет, как ты используешь свои таланты. Список продолжался и продолжался… Они оба носили очки, в школе их обоих обижали и награждали постыдными прозвищами, они волей-неволей переняли повадки животных. «У наших прототипов по восемь конечностей, – с усмешкой подумал Питер, – и мы оба одиночки. В этом мы тоже схожи».
Питер откинулся на спинку стула и уставился в потолок. Он никогда прежде не читал эту статью. По правде говоря, он и не интересовался прошлым Отто, и это заставило его задуматься сейчас.
«Доктор Осьминог, – поправил он себя, – а не Отто. Пит, он не твой приятель, с которым можно поесть пиццу и выпить пивко». Ему не понравились его собственные чувства в данный момент. Питер хотел испытывать к Осьминогу злость, а не понимание и сочувствие.
У Питера Паркера были причины злиться на Отто Октавиуса после всех битв, через которые они прошли, после всего того, на что пошел Отто, чтобы навредить тем, кто был близок Питеру.
Мысли о предыдущих встречах с Доктором заставили вспомнить кое о чем еще. Питер поднялся со стула и направился туда, где хранились недавние выпуски «Бьюгл». Там он откопал репортажи о самых последних похождениях Осьминога и суде над ним, но того, что он искал, там не было. Питер начал пролистывать более ранние выпуски газеты в поисках похождений Доктора, предшествовавших этим событиям.
Там был пробел, вполне приличный пробел, если быть точным.
Воскресив
«Залечь на дно на такой долгий период времени – непохоже на тебя, Отто. Чем же ты был занят все это время?»
Ожил висящий на стене морга древний передатчик.
– …итер, ты там? – спросил электронно искаженный голос главного редактора «Дейли Бьюгл» Робби Робертсона.
– Ты занят? – спросил Питер, запихивая газеты обратно в их гробницу.
– Для тебя я… иногда не занят, сынок, – произнес голос. – Давай… имайся сюда.
Секретарша, по-прежнему висевшая на телефоне, пропустила Питера без единого слова. Он шутливо отсалютовал ей и повернул ручку на двери главного редактора. Сидя за столом, заваленным бумагой и всякой всячиной, Джо «Робби» Робертсон поприветствовал вошедшего теплой улыбкой, расплывшейся на симпатичном лице.
Питер всегда восхищался внешностью босса, он считал, что, если бы старик не подался в издательский бизнес, он вполне мог бы сниматься в кино. Вместо этого Робертсон оказался одним из первых чернокожих ньюйоркцев, поднявшихся до поста главного редактора крупной городской газеты. И это, как был вынужден признать Питер, было довольно умным решением со стороны издателя «Бьюгл».
Оный издатель, Джей Джона Джеймсон, сидел сейчас в кресле по соседству со столом Робби. По сравнению с коллегой Джеймсон со своей устаревшей, плоской, прической и короткими толстыми усами казался настоящим пережитком прошлого.
Заметив Паркера, мужчина слегка нахмурился и кивнул.
– Питер, – произнес он.
Юный фотограф приложил руку ко лбу, изображая обморок.
– Робби, ты слышал? Джона только что назвал меня по имени. Отметь это где-нибудь, может, на газетной передовице, и… у тебя здесь есть кушетка где-нибудь?
Джеймсон оскалился.
– Паркер… сядь уже.
– Да, сэр, мистер Джеймсон, сэр. Сажусь, сэр.
Когда Питер подтащил еще одно кресло, Робертсон оторвался от бумаг.
– Ты чего это забыл в морге, Пит?
– Рыбачил.
– Уж… не на осьминога ли? – будничным тоном поинтересовался главный редактор «Бьюгл».
– Слушай, – прорычал Джеймсон, вскакивая на ноги, – мы не могли бы уже перейти к делу?
Робертсон наклонился поближе.
– Пит, я посмотрел фото, что ты мне вчера переслал. Они хороши, спору нет, но я предпочел бы, если бы ты, знаешь, сделал пару снимков агентов ГИДРЫ.
– Такая забавная штука, – ответил Питер, – они плохо получаются на фото. Все снимки словно в тумане.
Джеймсон глухо зарычал.
– Когда ты был застенчивым ботаником в толстых очках, ты мне нравился больше.
– А вы мне нравились больше, когда были грубым, упрямым издателем с… Ой, минуточку, – произнес Питер, щелкнув пальцами, – вы по-прежнему этот милый парень!
– Что хотел сказать Джона, – вмешался Робби, – так это то, что мы очень ценим ту работу, что ты для нас делаешь. И чтобы показать это, мы подготовили для тебя шикарное задание. Мы как раз хотели тебе звонить, когда я услышал, что ты уже в здании.