Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё
Шрифт:
– Взгляни на это, – сказал он.
В одном уголке пакета виднелось несколько зеленых зернышек. Кольберг растер их большим и указательным пальцами.
– Гашиш, – определил он. Мартин Бек кивнул. – Теперь понятно, почему он коллекционировал пустые спичечные коробки. Этого пакета хватило бы, чтобы наполнить по меньшей мере тридцать коробков.
В остальном результаты обыска были незначительными. Несколько сувениров указывали на то, что Олафссон побывал на Канарских островах и в Польше. В карманах твидового пиджака обнаружились четыре старых счета из ресторана
Каких-либо еще личных вещей в квартире не отыскалось, и ничто не указывало на нынешнее местопребывание живущего здесь человека.
Мартин Бек позвонил в квартиру напротив. Дверь открыла женщина. Ей задали несколько вопросов.
– Ну вы ведь сами понимаете, – сказала она, – что значит жить в таком доме. Как-то не обращаешь внимания на соседей. Кажется, я встречала вашего приятеля на лестничной площадке, но не поручусь.
– Вы можете припомнить, когда видели его в последний раз? – спросил Кольберг.
– Точно не скажу. Наверняка очень давно. По-моему, на Рождество. Но я не уверена, – покачала головой женщина.
В двух других квартирах на этом этаже никто не открывал. Управляющего в доме, очевидно, не было; объявление у входа рекомендовало жильцам по всем квартирным делам обращаться к механику, живущему по другому адресу.
На улице Кольберг сел в машину, а Мартин Бек пошел в бакалею на противоположной стороне дороги. Он показал продавцу листок со списком деликатесов.
– Я не могу сказать точно, когда мы отправили этот список, – ответил продавец. – Как правило, мы отсылаем их по пятницам. Подождите минутку. – Он исчез в подсобке и тут же вернулся. – В пятницу, девятого февраля, – сказал он.
Мартин Бек кивнул и возвратился к Кольбергу.
– Он не появлялся дома с девятого февраля, – сказал Мартин Бек.
Кольберг молча пожал плечами.
Они проехали по Сокенвеген и Нюнесвеген, пересекли промышленный район Хаммарбю и оказались на шоссе, ведущем в Вермдё. В Густавсберге они отправились в полицейский участок и побеседовали с одним из двух патрульных, обнаруживших краденые автомобили во дворе у Олафссона, и тот рассказал им, как добраться до летнего домика.
Через пятнадцать минут они уже были там.
Домик располагался в уединенном месте. Узкая и извилистая дорога туда скорее напоминала лесную тропинку. Участок возле дома когда-то был ухоженным, с газоном, японским садом и посыпанными песком дорожками, но сейчас от этого почти ничего не осталось. Возле дома снег уже растаял, но у поленницы дров под стеной все еще лежали серые кучи. В дальней части сада стоял, очевидно, недавно построенный гараж. Он пустовал, а три автомобиля, которые, судя по отпечаткам протекторов на гравии, когда-то тут стояли, исчезли.
– Глупо было убирать машины, – заметил Кольберг. – Если бы он вернулся, то сразу понял бы, что здесь побывала полиция.
Мартин Бек осмотрел входную дверь домика,
Домик состоял из кухни, умывальной и большой комнаты, обставленной в деревенском стиле, с двумя откидными кроватями у стен. Воздух внутри был сырой, здесь пахло плесенью и керосином. В большой комнате имелся камин, в кухне – дровяная печь, а возле одной из кроватей – керосиновый обогреватель. Пол был в песке и засохших полосах грязи, мебель в большой комнате грязная и обшарпанная. Кухонный стол, табуретки и полки были завалены мусором, пустыми бутылками, грязными тарелками, чашками с кофейной гущей и немытыми стаканами. На одной из коек лежали грязные простыни и старое одеяло.
В доме никого не оказалось.
В маленькой прихожей за дверью находилась кладовка, полки которой были уставлены вещами, вероятнее всего, украденными из автомобилей. Здесь были транзисторные приемники, фотоаппараты, бинокли, карманные фонарики, инструменты, несколько удочек, охотничье ружье и портативная пишущая машинка. Мартин Бек встал на табуретку и заглянул на верхнюю полку. Там лежали старый крокетный молоток, выцветший шведский флаг и фотография в рамке. Он принес фотографию в комнату и показал ее Кольбергу.
Фотография изображала светловолосую молодую женщину и маленького мальчика в коротких штанишках и рубашке с короткими рукавами. Женщина отличалась красотой; и она, и мальчик смеялись, глядя в объектив. Одежда и прическа женщины были модными в конце тридцатых годов. На заднем плане виднелся тот самый домик, где сейчас находились Мартин Бек и Кольберг.
– Наверное, снимок сделан за пару лет до смерти отца Олафссона, – сказал Мартин Бек. – Тогда это место выглядело совершенно по-другому.
– У него симпатичная мать, – заметил Кольберг. – Интересно, как там дела у Рённа?
Эйнар Рённ немного поплутал в машине по Сегельторпу, прежде чем нашел дом, где жила мать Олафссона. Теперь она носила фамилию Лундберг, и Рённ выяснил, что ее муж заведует отделом в большом универмаге.
Женщина, которая открыла ему дверь, была седой, но выглядела максимум лет на пятьдесят пять. Она была стройной и загорелой, хотя весна едва наступила. Она вопросительно вскинула брови, и вокруг ее красивых серых глаз появились светлые морщинки, контрастирующие с загорелой кожей лица.
– Что вам угодно? – спросила женщина.
Рённ снял шляпу и достал служебное удостоверение.
– Вы фру Лундберг? – спросил он.
Она кивнула, с тревогой в глазах ожидая продолжения.
– Дело касается вашего сына, – сказал Рённ. – Бертиля Олафссона. Если позволите, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
– Что он натворил на сей раз? – нахмурилась она.
– Думаю, ничего, – ответил Рённ. – Вы позволите ненадолго войти?
Женщина нехотя отпустила дверную ручку.