Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини

Грэшем Уильям

Началась забавная борьба. В Вене герр Вальдман пытался вынудить «Винтергартен» уволить Гудини, затем просил «Алхамбре» разрешить начать ему выступления на месяц позже назначенного в контракте срока.

Следя за борьбой директоров, Гарри вырезал статьи из газет и в шутку отправлял их своим друзьям вместо писем. Как бы он ни рассказывал о своих триумфах, пресса все равно сделает это куда убедительнее.

Количество имитаторов Гудини было огромно, и на номера с веревочными узлами, наручниками и цепями существовал стойкий спрос. Европа с ума сходила по освобождениям. Гарри очень жалел, что у него нет двойника. Как много тогда можно было бы сделать!

А почему бы и впрямь

не завести двойника? Ведь Дэш работал с ним в старые времена. У Дэша даже лучше выходило освобождаться от веревок, чем у Гарри. К тому же он может обучить Дэша обращению с немецкими замками.

И Гарри послал за Дэшем, чтобы разделить с ним славу и деньги, которые текли рекой. Дэш прибыл тотчас же и вместе с ним приехала миссис Вейсс. Это превратило успех Эрика в подлинный триумф.

Миссис Вейсс приехала в Гамбург, где выступал ее неожиданно ставший знаменитым сын, как раз в то время, когда Гарри награждали серебряным кубком, увенчанным орлом с триумфально расправленными крыльями. Да, мать обязательно должна была стать свидетельницей такого признания.

В январе 1901 года скончалась королева Виктория и Гарри случайно увидел в одном лондонском магазине платье, которое было сшито для Ее Величества. Он убедил владельца продать ему это платье, у его матери и покойной королевы был одинаковый размер.

Тем временем директора продолжали войну за Гарри. Театры Дэя уже давно назначили ему предварительное жалование и упорно боролись за то, чтобы сохранить для себя фантастически популярный номер, который уже стоил, по крайней мере, втрое больше. Никто не юлил и не торговался, когда опьяненный успехом Гарри требовал тот или иной гонорар: ведь люди валом валили смотреть на его мастерство, и он это видел.

Когда он повез мать в Будапешт на встречу с кучей раздираемых завистью родственников, то выложил столько денег на какую-то особенную рекламу, что они с матерью приехали в этот город практически разоренными. Но Гарри возобновил работу и получил в свое распоряжение знаменитейший зал Будапешта — с пальмовым садом под стеклянной крышей по краям и с королевской ложей, в которой теперь восседала его мать. Это был триумф, о котором только может мечтать мальчишка, желающий порадовать мать. И Гудини никогда не достигал в этом отношении больших вершин, ни разу до дня смерти своей матери.

Европейские гастроли — Германия, Англия, опять Германия — в конце концов привели Гарри в Париж, где он дал первое представление в декабре 1901 года. Наконец пришло время отдать дань уважения кумиру его детства, «отцу современной магии» Жаку Эжену Роберу Гудину.

Гарри решил истратить все свои свободные деньги на старые афиши, программы, письма, автографы — псе то, что касалось жизни его героя. Приступив к коллекционированию, он к своему величайшему удивлению обнаружил, что вдова великого артиста еще жива. Гари посетил кладбище, где возложил на могилу французского фокусника огромный венок. Там не было могильного памятника жены и вскоре обнаружилось, что вдова Робера Гудина спокойно жила на одной из парижских окраин. Гарри поспешно облачился в свой новый цветастый наряд: полосатые брюки, визитку и шелковый цилиндр с жемчужной булавкой. С витиеватыми выражениями любезности подал он свою визитную карточку пожилой горничной. На карточке было только одно слово — «ГУДИНИ».

Через несколько минут горничная возвратилась с неприятным известием, что мадам не знает и не желает знать никакого Гудини. Сказав это, она бесцеремонно захлопнула дверь перед носом молодого человека.

Этого Гарри снести не мог. Он вернулся в гостиницу вне себя от гнева и сорвал зло на Бесс и Франце Куколе. «Наглость этих высокомерных

обманщиков!.. А я еще таскал цветы на могилу старика! Когда я пришел к ним, они вели себя так, словно я бродяга, выпрашивающий подачку. Кто стерпит такое в Америке? Собак — и тех так не встречают! Обманщики! Мошенники! Месяц прошел с тех пор, как я впервые выступил здесь. Гудини гонял их как щенков в Гамбурге, Берлине, Дрездене. В Руре они сломали одну стену театра, дрались за то, чтобы сесть на подмостках сцены — на сцене было столько народу, что не развернуться, стоячие места продавались по восемь фунтов. Я — величайший человек, которого они когда-либо видели! А эта семейка Гудин выставляет меня с порога! Что я, прокаженный, или что-нибудь в этом роде? Я им покажу. Уж они меня запомнят! Нарываются на грубость— грубость и получат!»

Когда он умолк, чтобы перевести дух, его лицо было багровым, грудь ходила ходуном. Куколь позволил себе заметить, что пожилая мадам Робер-Гудин живет уединенно, и не знала, кому она отказала от двора. Гудини хорошо бы познакомиться с кем-либо из высшего парижского общества, человеком, который был бы стеснен в средствах и который охотно представит его друзьям вдовы Робер-Гудина, а потом передаст, что молодой американский иллюзионист хотел бы повидать вдову кумира своего детства и выразить уважение, благоговение перед личностью Маэстро.

«Уважение!? Ничего подобного, — Гарри задыхался. — Я напишу книгу, разоблачающую старого мошенника, старого обманщика. Его книга — сплошное вранье. У меня есть театральные афиши, я могу доказать, что никакой он не великий изобретатель. Он крал изобретения других людей. Великий Робер-Гудин. Он был не более чем заурядным воришкой. Он ничего не изобрел сам, и я могу это доказать. Я напишу книгу. Я создам о нем такой труд, что он в гробу перевернется!»

Бесполезно было пытаться вставить хоть слово утешения. Бесс молча ждала конца этой тирады. Куколь извинился, коротко поклонился мадам Гудини и вышел.

Наконец Гудини схватил свой цилиндр из угла, куда швырнул его, и принялся рукавом надраивать его. Бесс почувствовала жалость. Он был словно мальчишка, которого выгнали из чужого двора.

Через семь лет Гудини опубликовал за свой счет книгу под названием «Робер-Гудин без маски». Собирая материал для нее, он просмотрел все коллекции Европы, скупил все заметки об иллюзионистах, автобиографические и личные письма; посылал запросы о старых театральных афишах, о программах, вырезках и собрал одну из величайших в мире коллекций книг и статей по магии. Так он сослужил величайшую службу всем иллюзионистам, в точности воссоздав старые театральные афиши и программы. Робер-Гудин оказался без маски только в одном отношении: его представили приспособленцем, а не изобретателем. Кроме того, его жизнеописание было создано профессиональным литератором. Гудини, который хотел как бы вынести собственную судьбу в ткань жизни своего кумира, проделал это самым блистательным образом.

14

Именем Кайзера

После представлений в Париже Гудини поспешил в Германию, потому что подал в суд на одного полицейского, обвиняя его в клевете в ответ на обвинение офицера в мошенничестве, опубликованное в популярно немецкой газете за 25 июня 1901 года.

Основной смысл статьи Вернера Граффа заключался в том, что Гудини пускал немцам пыль в глаза, и его следует отстранить от выступлений в Германии. По словам Вернера, раз никто не мог освободиться от чего угодно, а Гудини мог, следовательно, он был виновен в искажении своей рекламы. Это было довольно хлипкое обвинение, но полиция кайзеровского Рейха была так сильна, что могла любому обвинению придать вес.