Человек с горящим сердцем
Шрифт:
Отойдя от лавы шагов на сто, Федор, Юсуф и Гринько увидели впереди красные огоньки. Они покачивались и приближались к ним. Семен толкнул Сергеева в боковой штрек:
— За тобой, Артем!
Долго пробирались они по бесконечным разветвлениям рудника. Казалось, минула вечность. Ноги разъезжались в глине, подкашивались. Руки в ссадинах, одежда промокла. Не заблудились ли?
Юсуф, что-то невнятно бормоча, шел впереди. Штреки, квершлаги, старые выработки, заложенные породой, спуски и подъемы слились в чудовищный лабиринт. Уж не заплутал ли старый татарин
Еще один тягостный час... Вдруг Юсуф раскинул руки. Сейчас признается в своей беспомощности. Но голос его радостно возвестил:
— Слава аллаху! Он знает, кому сохранить жизнь...
Сергеев и Семен подняли головы. Высоко над ними брезжил мягкий свет ночного неба, сияли крупные звезды.
— Не заблудились! — завопил Гринько. — А я уж думал... Молодец твой аллах, Юсуф! Ставь ему свечу, если положено.
Семен готов был лезть наверх, но татарин не позволил:
— Зачем спешить? Отдыхай, сильно отдыхай... Стремянка уй какая скользкий! Сила пропал — падай к шайтану. — И повернулся к Федору: —Прощай, Артемка! Моя пошла назад, моя порядок любит...
Не было конца кованым скобам, вбитым в брусья сруба. Мокрые и скользкие, они угрожающе шатались в гнилом дереве.
Небо, по мере приближения к нему, светлело, а звезды бледнели и таяли.
Одолев несколько саженей и намертво вцепившись в ржавые стремянки, Федор и Семен на несколько минут замирали.
— Держись! — подбадривал забойщик Сергеева. — Уже близко.
И вдруг пахнуло степным ветерком — он шевелил пряди волос, ласкал потные лица.
Решетка над спасительным выходом — последнее препятствие. Но что она двум молодцам? Сорвать ее с петель — дело нехитрое.
Через минуту оба повалились на сухую траву. Раскинув дрожащие от усталости ноги и руки, они жадно глотали воздух. На фоне безоблачного неба ажурно рисовалась вышка над стволом Берестово- Богодуховского рудника.
На ней завертелось колесо, опуская в шахту клеть.
РАЗГРОМ НА ЩЕРБИНОВСКИХ КОПЯХ
Сергеев из месяца в месяц петлял по рудникам и заводам шахтерского края, дважды под одной крышей не ночевал.
Но вскоре им овладело беспокойство. Не лучше ли на время исчезнуть отсюда, чтобы не доводить до провала себя и людей?
И Федор, измученный бессонными ночами и голодом, подался на Щербиновские рудники у Нелеповских хуторов — верст за семьдесят на север от Юзовки, ближе к уездному Бахмуту.
Щербиновские копи давно манили Сергеева. Года полтора назад обосновался там его земляк из Екатеринослава, Григорий Петровский. Был он чуть старше Федора и опытен в конспирации. Можно отдохнуть у него с недельку-другую, обменяться литературой, поговорить о партийных делах.
Сын сельского портного, Петровский сперва токарил в Екатеринославе, потом в Харькове. Полиция не раз арестовывала его как организатора забастовок. В тюрьме заболел туберкулезом. Болезнь не сломила Григория, и, вернувшись домой, он с прежним пылом отдался подпольной работе. Но когда запахло новым арестом, комитет
Разъезжая летом на паровозе, Федор часто передавал Петровскому подпольную литературу. Связная, голубоглазая красавица Доменика с пышными золотыми волосами, была женой Григория.
И вот Федор в тесной «каютке» Петровских. Ноги юзовского странника гудят — добирался пешком. Окно комнатушки слепо щурится на пыльную улицу, другое глядит в грязный двор с мусорным ящиком. Жилье казенное, убогое.
— Зевс, право, Зевс! — подшучивает гость над бородой Григория.— Для конспирации или так положено солидному отцу семейства?
Петровский смущенно переводит разговор:
— Молодец, Артем, что завернул сюда! Сделай передышку.
Достав из печи чугунок с картошкой, Доменика, привлекательная даже в поздней беременности, насмешливо бросила:
— Как же — удержишь Грицка! Давно уже сколотил из рабочих и мастеров политический кружок.
— И не кружок, а «вечерние курсы по черчению»! — ласково поправил жену Петровский. — А кто, как не ты, возит нам из Екатеринослава для этих самых «курсов» разную нелегальщину, надувая сыщиков-разинь?
— Сравнил себя со мной! — возмутилась хозяйка. — Новая тюрьма тебя доконает. А меня кто заподозрит?
— Известно, ты у меня мужественный человек, — влюбленно поглядел Петровский на жену.
Федор по-хорошему завидовал дружной паре. Доменика — отважная помощница Григория, товарищ по подполью. Кто поверит, что эта женщина с кротким лицом везет под просторной кофтой запретную литературу?
После обеда, взяв удочки, Григорий и Федор побрели через поселок в степь. Встречные здоровались с Петровским, порой отзывали его в сторонку. Сергеев понял: Григория здесь уважают.
Хибара Фомы Михайличенко стояла на краю поселка. Друзья не застали шахтера, только злой пес рычал на пороге.
— Фома на сходку не опоздает, — сказал Петровский. — Там и договоримся с ним, раз не хочешь ночевать у нас. Ты чересчур осторожен!
— Сидя на колесе, всегда думай о том, что можешь очутиться под ним, — отшутился Федор. — Лезть на рожон?
Степь за поселком каменистая, усеянная мелкими кусочками плитняка. Изрезанная буераками, она мертва и безлюдна. И только вдалеке синеют верхушки приречных верб, да чуть ближе маячит фигура человека. Петровский присмотрелся.
— Свой... Мастер Нестеров. Шагает ходко — чисто цапля. — Григорий загадочно усмехнулся. — И еще познакомлю тебя с крайне интересным человеком. Удивишься: откуда он в наших краях?
— Кто таков?
— Имей терпение. Не пойму, как упустили его жандармы?
Вербы приблизились, позеленели. Под ними вился Кривой Торец, приток Северного Донца. Прежде в этих местах пасли неприхотливых овец, а нынче чабаны побросали свои отары и посохи, спустились под землю добывать уголь за обманчивый рубль. Чистенькие мазанки давно затерялись среди глинобитных лачуг, над которыми высится теперь мрачное здание конторы шахты.