Человек с улицы Литературной
Шрифт:
Рыхло, плохо, а «не смотря на» просто режет слух. И меня не устраивает не столько грамматическая ошибка(!), сколько слово, применяемое меньше всего в художественных текстах, чаще фигурирующее в докладах, в справочных материалах и другой специальной литературе.
Художественный язык произведения может быть лаконичен и даже предельно сжат, если того требуют обстоятельства сюжета. Сюжет, так сказать, каркас, а художественный язык – его ткань, его мясо, плоть и кровь. Он наполняет всю историю жизненностью, но он не должен быть неряшлив и просто невыносимо плох, как у В. Прохоренко, где конструкции предложений разболтаны, смяты, затерты, унизаны чужими словами, больше подходящими для официального
В конце хочу добавить. Желание высказаться и что-то написать у автора есть, но одного желания в писательском ремесле маловато. В. Прохоренко на сайте сам больше критиканствует, нападает, раздает эпитеты «злобный критик», все сам «знает», при этом не постигает столь сложную профессию, гонит халтурку, что и доказал нам на практике рассказом.
Вспомнился мне давний разговор с одной строгой дамой из литературных кругов об одном местном авторе, очень похожем творческой манерой на автора рассказа «Монах и Самсон».
– Ах, если бы у А. еще был и литературный стилист, его роман бы вышел замечательным! У А. такой богатый жизненный опыт!
Я тут же ей бойко парировала:
– Опыт есть у всех, даже у ребенка, только вот из всех почему-то писатели не получаются. У многих не на один роман наберется жизненного опыта, но к ним хоть самого Льва Николаевича стилистом приставь – не поможет.
Писатель – это профессия, и этим ремеслом не все могут заниматься.
Любителей хватает, как водится, а если еще с завышенным самомнением – и вовсе пропал человек.
Настоящий писатель с творческим чутьем из этого сюжета конфетку бы сделал, а любитель и хороший материал загубит.
Каждый стоит ровно столько, сколько он стоит. И как бы ни старался человек прикинуться позначительней, повесомей, не выйдет: не ваш размерчик, уважаемый, не носите ничего с чужого плеча!
В одном могу с вами согласиться. Такого низкого уровня текстов достаточно наплодилось в последнее время, выходит в свет из книжных издательств много разного. Снижен общий культурный уровень читателей, как и самих авторов, и заслона таким книгам нет. Вот вы и возмущаетесь, почему одним можно, а другим, как и вам, – нельзя. Дурной пример заразителен, если даже крупные политики, бизнесмены бросились в литературу, стали выпускать книги со своими неудачными, просто отвратительными стихами. Все хотят «наследить» в Вечности…
Вспомнились слова Остапа: «Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло».
А может, и правда, VasilP, лучше вам оставить МНОГОТРУДНЫЕ занятия литературой, не мучить себя и читателей, а тем паче критиков «и переквалифицироваться в управдомы»?
P. S.
Нет у нас сатириков и общественных обличителей масштаба М. Салтыкова-Щедрина, чтобы трепетали писаки и вершеплеты от их сурового, пышущего гневом слова.
Как-то заглянула в список рецензий, которые написал когда-то М. Салтыков-Щедрин (кроме романов, повестей, сказок, стихотворений, публицистики, он оставил богатое наследие критических статей), и удивилась вот чему. Михаил Евграфович почти не писал о своих великих писателяхсовременниках – Л. Толстом, Ф. Тютчеве, Ф. Достоевском, И. Тургеневе, а в рецензиях отзывался о книжных новинках в большинстве своем неудачных второстепенных авторов А. Быстротокова, Д. Минаева, А. Скавронского, Ф. Решетникова, М. Авдеева, М. Стебницкого, Д. Мордовцева, В. Клюшникова и других, канувших навсегда в безвременье. Для великого сатирика это был повод разобрать второсортные произведения, он не гнушался средненьких третьесортных авторов и давал волю своим негодующим чувствам. Уже тогда ему было понятно, что сия «литература» никогда не войдет в золотой фонд российской
Вот отрывки его выступлений, концовки статей.
«Может ли сыроварение служить предметом романа?»
«Трудно живется нашей сатире. Капитал, которому некогда положил основание Гоголь, не только не увеличивается, но видимо чахнет и разменивается на мелкую монету».
«Что потребность найти «свой путь» и вступить на него твердой ногой сделалась настоятельнейшею потребностью современного русского общества и в особенности той его части, которую принято называть «молодым поколением», – в этом нет ничего поразительного или внезапного».
«С легкой руки г. Львова (автора комедии «Свет не без добрых людей») в российской литературе образовался новый род сочинительства, который все более и более ищет в ней утвердиться. Русские сочинители убедились, что относиться отрицательно к жизненным явлениям невозможно, что это занятие фальшивое и невыгодное, что, наконец, ввиду известных данных, громко вопиющих о прогрессе, оно не только не своевременно, но и несправедливо».
«Мотивы романа устарелые, почти заплесневевшие».
«Кто любит добродетель и желает продолжать любить ее, тот пусть не читает нового романа г. Лажечникова».
«Господин Авенариус – писатель молодой, но положительно ничего не обещающий в будущем».
«Рассказать содержание нового романа г. Михайлова невозможно, потому что его нет. В романе около шестисот страниц. Еще одно слово: некоторые подробности слишком отзываются заимствованиями; так, например, сцена возвращения к мужу Зины напоминает сцену возвращения жены Лаврецкого в «Дворянском гнезде». Это тоже не говорит в пользу самостоятельности автора».
«Время теперь стоит самое веселое; пороки истреблены, злоупотребления уничтожены, гнусные поползновения, какие были, посрамлены. Остались лишь пороки и злоупотребления второго сорта, а именно: камелии, шармеровские фраки и колониальные магазины купца Елисеева. Почему банкир непременно «жирный»? Почему люди, стремящиеся к золоту, то есть опять-таки к материальным и духовным удобствам, представляются «с пеленок растленными»? Почему, наконец, у человека, который достиг этих удобств, непременно должен исчезнуть «человеческий образ»? Не потому ли, что все это рутина, рутина и рутина? Повторяем: г. Минаев сатирик местный и петербургский, и в этом смысле можем с удовольствием указать на две пьесы: «Вампир» и «Приап», как на особенно удачные».
«В заключение нелишним считаем сказать несколько слов и о недостатках нового романа г. Решетникова. Эти недостатки общи и прежним его произведениям, а именно: большая неловкость в построении романа, неумение распорядиться материалом и великое изобилие длиннот, которые делают чтение романа весьма утомительным».
А ведь сам М. Салтыков-Щедрин, несмотря на гонения и запреты, дослужился в чиновничьей России до статского советника, не понаслышке знал о казнокрадах, беззаконии царской администрации, о расправах, чинимых народу, о взяточниках, лихоимцах, бюрократии и прочих общественных язвах. И не боялся говорить правду, хотя и страдал от произвола местных и петербургских властей.
Его гражданское слово прозорливого публициста и сурового критика было мощным орудием обличения общественных пороков.
Мне запомнилось его последнее письмо, адресованное сыну.
«Апрель 1889. Петербург. Милый Костя, так как я каждый день могу умереть, то вот тебе мой завет: люби мать и береги ее; внушай то же и сестре. Помни, что ежели Вы не сбережете ее, то вся семья распадется, потому что до совершеннолетия вашего еще очень-очень далеко. Старайся хорошо учиться и будь безусловно честен в жизни. Вот и все. Любящий тебя отец.