Человек с Золотым Торком
Шрифт:
На светлеющем небе всё ещё виднелись багровые полосы, птицы пели во весь голос, шумные твари, и день был пронзительно свеж, от предвкушения грядущих событий. Обычно я не люблю утро, но эта ночь была действительно превосходна, благодаря Кремниевой Лили. Под треск разряжающихся тахионов она исчезла из моей постели около часа назад, оставив мне воспоминание о подмигивании, улыбке и запахе её душистого пота на моих простынях. Чёрт побери, они знают, как жить в двадцать третьем веке… Я сделал несколько глубоких вдохов свежего утреннего воздуха, резко зевнул и рассеянно отряхнул свои синие джинсы, белую рубашку и потрёпанную чёрную кожаную куртку. Достаточно хорош для семьи. Обычно я не думаю о том, чтобы вставать в то же время, что и все остальные, как человеку которому нужно зарабатывать на жизнь, но мне предстоял долгий день. Я открыл гараж под своей квартирой одним словом и жестом, и вывел машину на мощёный двор. Я завёл двигатель,
Я пронёсся по почти пустым улицам Лондона, игнорируя красные огни и ограничения скорости и удивляясь множеству свободных - бесплатных парковочных мест. Лондон после рассвета - это совсем другое место. Несколько завсегдатаев вечеринок всё ещё ковыляли домой, сжимая в руках опустевшие бутылки из-под шампанского и находили опору… - случайные дорожные конусы, и я весело махал им, проезжая мимо. Мы, сумеречные люди, должны держаться вместе.
Я вёл свой спортивный автомобиль Hirondel, модель с откидным верхом светло-синего цвета, опустив верх, и ветер ласково трепал мои волосы, когда я выезжал из Лондона и направлялся в юго-западную сельскую местность, направляясь домой, чтобы встретиться с семьей. Я почти не спал и лишь наспех позавтракал молочными хлопьями и подгоревшими тостами, но нет ничего лучше ночи прекрасного секса, чтобы избавиться от похмелья. Я ехал по шоссе M4, через луга, открытые поля и возделанную сельскую местность и наслаждался поездкой. Я с вожделением подпевал Greatest Hits группы Eurythmics, CD в плеере крутился, исполняя гармонии, которые я не мог взять. У этой Энни Леннокс убийственный вокальный диапазон! Hirondel - это модель 1930-х годов, прекрасно отреставрированная, но она также имеет множество современных дополнений и некоторые необычные опции, любезно предоставленные семейным Оружейником. Он твёрдо верит в то, что каждый член семьи должен быть всегда готов к нападению врага. Он также верит в то, что нужно принимать превентивные меры, до того, как у них появится шанс сделать это с вами. В результате его талантливой работы камеры контроля скорости меня не видят, мой номерной знак - Corps Diplomatique, так что копы меня не беспокоят, а любая машина, совершившая ошибку, подъехав слишком близко, может внезапно столкнуться с серьёзными проблемами с двигателем. Для тех, кто настаивает на том, чтобы приблизиться слишком близко, у меня есть носовая и кормовая скорострельные электронные пушки, огнемёты и генератор ЭМИ. Мне кажется Оружейник насмотрелся шпионских фильмов. Я предпочитаю верить в то, что я двигаюсь как адская летучая мышь и оставляю врагов позади, чтобы они глотали мой выхлоп.
Я свернул с шоссе M4 недалеко от Бристоля, напевая под нос песню Леонарда Коэна: I’m Your Man, и быстро оставил позади главные дороги, направляясь в глубь сельской местности. Я вёл машину по всё более узким дорогам, пока оживлённые трассы не остались далеко позади, а узкие дороги не стали просто грунтовыми дорогами, на которых уже не было ни разметки, ни кошачьих глаз - столбов освещения. Утренний воздух был чистым и бодрящим, наполненным ароматом свежескошенных трав и безошибочным запахом, выдающим присутствие коров: Юго-запад - это молочная страна. Маленькие городки сменялись ещё более маленькими деревнями и хуторами, пока наконец узкая дорога по которой я ехал внезапно не упёрлась в грунтовую колею, глубоко взрытую тяжёлыми сельскохозяйственными машинами. Я ехал дальше, теперь уже медленнее, следуя по извилистой дороге через тёмные и мрачные леса, в общем мраке которых золотые копья солнечного света пробивали себе дорогу, как лучи прожекторов, полные танцующих пылевых мотыльков. Я резко затормозил, чтобы избежать столкновения с барсуком размером со свинью, который перебегал дорогу и у него хватило наглости одарить меня злобным взглядом, прежде чем скрыться в подлеске. Благородные олени с глазами сверкающими в тени, молча наблюдали за мной со стороны.
Я завернул за крутой поворот, и дорога резко оборвалась у высокой каменной стены, утопающей под многовековой порослью ползучего плюща. Любой другой дал бы по тормозам и начал молиться за свою душу, но я просто ехал дальше. Каменная стена угрожающе возвышалась передо мной, ужасающе твёрдая и неумолимая, заполняя всё поле моего зрения, а затем я оказался в ней, и вне её, иллюзия безвредно рассеивалась вокруг меня, касаясь моего лица клочьями призрачной каменной кладки, словно кончиками морозных пальцев. (Для Друда это иллюзия. Для всех остальных это сплошная каменная стена. И если вы врежетесь в неё, не приходите к нам плакать. Так вам и надо, за то, что вы пытались найти нас).
Яркий солнечный свет залил машину, когда я оставил иллюзию позади себя и поехал по длинной гравийной дорожке между двумя длинными рядами вязов и дальше на
Здесь были идеально уложенные газоны, искусно подстриженные и достаточно длинные, чтобы на них можно было посадить самолёт. Дождеватели разбрасывали свои жидкие дары, наполняя летний воздух влажной дымкой. За лужайками располагались лабиринты живой изгороди и цветочные сады, со вкусом изготовленные декоративные фонтаны в величественном Викторианском стиле, с водой льющейся из классических статуй, и даже наше собственное озеро с плавающими на нём лебедями.
Когда я приблизился к особняку, по ухоженной лужайке пронеслись павлины, возвещая о моём прибытии своими пронзительно хриплыми криками. С одной стороны стоял старый колодец желаний, его красная крыша покоробилась и облупилась. Мы забетонировали его, за чрезмерную дерзость. Крылатые единороги паслись перед соседними конюшнями, вскидывая свои благородные головы в мою сторону; их кожа была настолько идеально белой, что казалось, будто она сияет. Вокруг особняка патрулировали бдительные грифоны, следя за ближайшим будущим, готовые к любой атаке - идеальные стражи и сторожевые псы. К сожалению, они питаются исключительно падалью и любят сначала повозиться с ней, поэтому их никто никогда не гладит и не пускает в дом.
Дом моей семьи всегда был красочным, подобно аду. В водопаде живёт ундина, в старой часовне обитает призрак (хотя моя семья с ним больше не общается), а в нашем саду время от времени появляются феи. Но если вы умны, вы не даёте им спуску. Особняк зловеще маячил, подобно предстоящему визиту к дантисту; возможно это необходимо, но вы просто знаете, что всё закончится слезами. Мои чувства при виде старого дома после столь долгого перерыва были настолько смешанными, что я даже не знал, с чего начать. Куда бы я ни посмотрел, знакомые достопримечательности бросались в глаза, вызывая ностальгию по прошлым временам, когда мир казался намного проще. Здесь прошло моё детство, годы моего становления. Я вспомнил, как плыл по озеру в лодке, сделанной из паутины и запечатывающих заклинаний, под голубым небом и ярким солнцем, которые встречаются только в воспоминаниях о ранних детских годах и лете. Я вспомнил, как в четыре года гонялся за павлинами на своих коротких толстых ножках и плакал, потому что не мог их поймать. Я помнил, как танцевал на крыше в волшебных сапогах фейри, летал на единорогах, и как… как я просто лежал на траве с хорошей книгой и просто дремал бесконечными летними днями…
Я также помнил бесконечные уроки в переполненных школьных классах, бесконечную суровую дисциплину и холодную вежливость, молчаливое угрюмое сопротивление моих подростковых лет, когда я упрямо сопротивлялся диктату, руководству, лепке, их опеке. Бесконечные споры со всё более старшими членами семьи о том, как должна проходить моя жизнь, и ужасное чувство, что я раздавлен и ограничен их жесткими ожиданиями того, кем и чем должен быть Друд. Моя потребность быть самим собой в семье, где подобного никогда не допускалось. В конце концов я не столько ушёл, сколько сбежал, и, к чести Матриарха, она отпустила меня. Я помнил побои, сердитые громкие голоса и, что ещё хуже, режущие холодные слова разочарования. Отказ от угощений, привилегий и привязанности, пока я не научился обходиться без них, просто назло семье. Я научился быть самодостаточным на своём горьком опыте. Закаляя меч, вы отбиваете шлак от стали, и я стал предельно твёрдым.
Теперь меня вызвали обратно, без объяснений и предупреждений, и холодный узел тревоги и паранойи закручивался в моём животе. Ничего хорошего из этого не могло получиться. Во всяком случае, ничего хорошего для меня. Часть меня хотела просто остановить машину, развернуть её и выехать обратно. Просто ехать и ехать, уехать из Англии, затеряться в тёмных уголках мира и забыть, что я когда-то был Друдом. Но я не мог этого сделать. Семья не забудет. Они объявят меня изгоем, отступником, угрозой безопасности и не остановятся, пока не выследят меня. Кроме того, даже после всех споров и разногласий я всё равно верил в то, за что выступала семья. Я всё ещё верил в то, что нужно бороться за правое дело.
Я направил машину по длинному крутому повороту, и дом выплыл передо мной и стал доминировать над сценой. Огромный, разросшийся старинный особняк был построен во времена Тюдоров, но за прошедшие столетия его значительно перестроили. Центральное здание попрежнему имело традиционный чёрно-белый дощатый фасад, с большими окнами из свинцового стекла и выступающей двускатной крышей; его окружали четыре больших крыла, массивных и внушительных в старом стиле эпохи Регентства, в которых размещалось около пятнадцати сотен спален, все в настоящее время заняты нашей родней. Здесь каждый - Друд. Крыша поднималась и опускалась, подобно морю серой черепицы, в комплекте с фронтонами, горгульями и декоративными водосточными желобами. Не забывая об обсерватории, взлётно-посадочной площадке и огромном полотне антенн и приёмников, это могло бы шокировать даже гремлина.