Человек, ставший Богом. Мессия
Шрифт:
Иисус долго чувствовал вкус пыли, поднявшейся в то утро, когда он уходил от Досифая. Пыль прилипла к его ногам и даже забилась в подмышки. Она скрипела на зубах до самого вечера, пока он наконец не нашел ручей и не искупался в нем.
Но ему требовался другой ручей. Чем больше проходило времени, тем сильнее скрипела на зубах Иисуса пыль Израиля.
Глава XVIII
Разговор с вором
В тот год было установлено всего сто семнадцать или сто восемнадцать
Первосвященник страдал несварением желудка. Его предупредили, чтобы он не ел жир ягненка. Впрочем, этот Симон, сын Воэта, так и не оправился от недуга и уступил место Анне, который был более воздержан в еде.
Копоний, которому изрядно надоел Восток, его интриги и ароматы, собрал вещи и возвратился в Рим. Все в Иерусалимском дворце, тетрархи, духовенство Храма и римские чиновники несколько дней терялись в догадках и строили предположения о возможных пороках преемника Копония, Амбивия. Что за имя! Но Амбивий был в Иерусалиме лишь проездом и поспешил укрыться в своем кесарийском дворце. Сплетники остались с носом.
Палестинские старики и старухи нашли новый повод для сетований – им стала смена эпох. Страну заполонили кудесники, о чудесах которых без устали рассказывали путешественники. В Палестину стало приезжать все больше чужеземцев – абиссинцев, нубийцев, обитателей Месопотамии и других, никак не называющих себя чужеземцев из земель, лежавших за Понтом, которых узнавали по белокурым волосам, раскосым голубым глазам, молочно-белой коже, и азиатов с почти черной или желтоватой кожей. Все эти люди строили храмы для отправления своих языческих культов, конечно, не в Иерусалиме, но, разумеется, в городах Декаполиса. Никогда прежде Палестина не видела столько золота, серебра, гемм. И все это стоило баснословно дорого. Даже иудейские торговцы, обогащавшиеся за счет торговли с чужеземцами, которые имели право продавать нечистых животных, неодобрительно взирали на эту роскошь. В конце концов стало крайне опасно выходить из дому даже в сумерки, поскольку всюду орудовали шайки насильников и воров. Из уст в уста передавались леденящие душу истории. Что за время!
Угрюмый и уставший Иисус направлялся в Кумран, но толком не знал, по какой именно дороге ему следует идти, – а туда вели две дороги. Одна пролегала вдоль Иордана и тянулась до Иерихона, заканчиваясь недалеко от Мертвого моря. Занимала она один-два дня. Другая вела из Самарии в Вифинию, свернув с нее, до Кумрана надо было преодолеть еще многие тысячи локтей. Но какую бы дорогу путник ни выбрал, он должен был пересечь часть суровой и опасной Иудейской пустыни. Больше всего Иисус боялся потеряться в пустыне, поскольку там не у кого было спросить дорогу. Кроме всего прочего, Иисуса обуревали противоречивые чувства, возникшие после короткой встречи с Досифаем. Он мучительно пытался при вести свои мысли в порядок.
Во-первых, эта идея о нематериальности Бога… Разумеется, Бог не материален! Но тогда у него нет никакой власти над реальным миром. Нет, невозможно! А если Бог имеет власть Над реальным миром, значит, он не сильнее Демона. Но сама эта мысль была невыносимой. Нельзя ставить рядом Всемогущего Господа и Зло!
Но особенно досадной и вместе с тем навязчивой была мысль о Великом Всемирном Духе, сформулированная Досифаем. Дух, движимый любовью, который при наступлении конца света простит даже вероломного наместника… Иными словами, люди будут игрушкой в руках этих двух противоположных сил до скончания веков! Но тогда, разумеется, нет никаких причин думать, что Господь не сможет простить Демона, который впал в искушение, словно какой-нибудь ничтожный земной воришка.
«Но что это за искушение?» – мучительно
Какое искушение? Как искушение могло существовать до появления Демона? Что за смехотворная идея! В противном случае следовало предположить, что Демон не устоял перед Злом, которое вечно предшествовало ему и не могло исходить ни от кого другого, кроме как от самого Всемогущего Господа. Нелепость, коварная ловушка, измышление греков! Иисус встал и открыл дверь, чтобы вдохнуть холодный ночной воздух. Итак, Демона нет. Иисус чуть было не взвыл, он с трудом подавил в себе крик яростного протеста. Кто-то пел в ночи нежную и грустную песню. Наверное, разочарованный влюбленный.
– Демона нет, – пробормотал Иисус. – Или Демон такой же древний, как и всемогущий Бог.
Они братья. Они разделили между собой мир. Все так просто! Демон бывает и добрым и злым – как человек. Но прощения нет. Богу не за что прощать Демона, равно как Демону – Бога, а Луне – Солнце.
«Я умираю, – подумал Иисус. – Я умер…»
Действительно, умирало все его прошлое. Он во второй раз хоронил Иосифа. И свое детство, и свою юность иудея.
Он вдруг понял, что хочет, чтобы чьи-то сильные руки обняли его и прижали к себе. Иисус лег. Измученный и опечаленный, он наконец заснул.
Утром Иисус стал помогать крестьянам, убиравшим хлеб, и удивился собственной энергии.
– Оставайся с нами, – предложил один из крестьян. – У нас красивые девушки и сочные апельсины.
Вместо ответа Иисус улыбнулся. Крестьяне решили, что имеют дело со слабоумным.
Иисус обедал вместе с крестьянами, когда вдруг его осенила идея. Если Богу не за что прощать Демона, значит, не будет Судного дня и, тем более, конца света. Он даже перестал жевать. Но куда приведут все эти мысли? Иисус посмотрел на чашу с сыром и нехотя стал есть.
– Сын мой, ты не можешь жить как бродяга, – сказал пожилой крестьянин, давно наблюдавший за Иисусом. – Ты молод и силен. Тебе надо обзавестись хозяйством. Тебе недостает огня, и это гложет тебя.
Недостает огня! Рука на щеке, голая нога на его ноге, чтобы преодолеть дороги сна! Он об этом когда-то мечтал! Но не теперь. Иисус посмотрел на свои ладони, изрезанные колючими колосьями. Они зарубцуются гораздо раньше, чем его сердце.
Вот уж третью ночь подряд он почти не спал. Кому молиться? Как удостовериться, что молитва будет услышана Богом, а не Демоном? Мысли Иисуса упрямо возвращались еще к одному суждению Досифая: нравственный закон является законом человеческим. Великий Дух не заботится о нем и позволяет каждому человеческому существу самому устанавливать заповеди и запреты. Значит, у Моисея было видение. Или он был обыкновенным комедиантом, одним из тех бесстыдников, которые выступали в римских театрах Декаполиса. Если бы Иосиф узнал мысли Иисуса! Моисей отправился на гору, чтобы записать заповеди на каменных скрижалях, а потом совершенно искренне утверждал, будто их продиктовал ему Бог. Конечно, можно было бы принять эту безумную гипотезу, поскольку нравственных законов существует столько же, сколько и народов. Нравственные законы римлян не имели ничего общего с нравственными законами египтян и уж тем более иудеев. Но нравственные законы иудеев…
Иудеи! Только у них одних не было бога Зла, такого как Сет у египтян или Марс у римлян, не говоря уже о других распутных и безумных богах. У римлян и египтян были земные нравственные законы и беспринципные боги. А у иудеев были Бог и установленные им законы. Все остальное не имело значения.
– Если Досифай прав и бога Добра не существует, если Бог одновременно воплощает в себе Добро и Зло, значит, надо сделать так, чтобы та Его часть, которая является Добром, проявилась, – бормотал Иисус.