Человек-Т, или Приключения экипажа «Пахаря»
Шрифт:
Я тщательно растёр ногой окурок и двинулся через площадь к магазину.
Полная крашеная блондинка лет, наверное, сорока профессионально оглядела меня с ног до головы и соизволила улыбнуться. Сверкнули золотые зубы.
– Здравствуйте, – улыбнулся я навстречу.
– Добрый день. В гости к нам?
– Неужели так сразу видно, что я приезжий?
– Конечно. Я ведь тут всех знаю, а вас вижу в первый раз. Да и одеты вы по городскому. Значит, приезжий. В гости?
– М-м… не совсем. Я журналист, по делу здесь.
– Журналист? Будете о нас писать?
– Возможно, возможно…
– О чём у нас можно написать? У нас ведь и нет ничего интересного. Ну, леспромхоз
– Мне люди интересны. Что, разве нет у вас интересных людей? Я тут с дедом одним познакомился. Дед Евсей его зовут. По-моему, очень интересный дед.
– А, колдун!
– Колдун? – машинально переспросил я, разглядывая товары и ценники к ним и чувствуя, что голова моя начинает от меня куда-то убегать: хлеб – 20 копеек, водка – 3 руб. 62 коп., частик в томате – 78 копеек, сахар-песок – 72 копейки за килограмм…. Господи, куда я попал?!
– Колдун самый настоящий. Неужто о нём писать будете?
– Нет… я… в общем… не знаю пока. Просто спросил… Ох, извините, я тут кое-что забыл… Я ещё зайду, до свидания.
И я поспешно вышел из магазина. Газета. Вот она, лежит на лавочке. Там, где её и оставил мужик.
Я сбежал с крыльца и взял её в руки. Так. Первая полоса. «Молодой дальневосточник». Орган хабаровского крайкома ВЛКСМ… ни хрена себе… 24 июня 1974 год. И заголовок передовицы: «Растёт добыча ценной древесины».
Мама.
Кажется, я произнёс это вслух. А может быть, и нет. Но помню, что некоторое время тупо разглядывал газетный лист и раз за разом перечитывал название газеты и дату. Когда же до меня окончательно дошло, что газета в моих руках – такая же реальность, как магазин с водкой за три рубля шестьдесят две копейки за спиной и частиком в томате за семьдесят восемь копеек и, что лозунг на крыше двухэтажного кирпичного здания (господи, как оно называлось-то… сельсовет, что ли?) действительно призывает достойно встретить XXV-й съезд КПСС, который ещё не состоялся, но состоится обязательно и на нём будут приняты судьбоносные для страны решения, когда все это до меня дошло, я испугался. Испугался настолько, что сейчас же, не медля ни секунды, мне захотелось вернуться обратно. И только резким усилием воли я сдержался.
Спокойно, Лёня. Ты просто совершил путешествие во времени. Ничего страшного. Старый снимок в старом журнале – и вот результат. А чего ты хотел? Все очень логично. На снимке был запечатлён именно 1974-й год, кстати, год в котором я был э-э… зачат. Так почему ты думал, что перенесёшься только в пространстве? Чёрт, да я вообще об этом не думал! Я даже на секунду не мог предположить ничего подобного! Путешествие во времени… Это что же получается? Получается, что, если бы мне, попался, например, на глаза какой-нибудь снимок той же Москвы столетней или больше давности, то я при желании мог бы оказаться в том времени?
Я представил себя в джинсах, кроссовках и наручных часах посреди Тверской какого-нибудь 1902 года и почувствовал, что меня распирает истеричный смех.
Стоп. Надо успокоиться и все как следует обдумать. Давай, иди куда-нибудь, не стой столбом и не привлекай внимания. Неровен час появится милиционер и потребует документы. И что ты ему покажешь? Редакционное удостоверение, выданное несуществующей газетой несуществующей страны в начале двадцать первого века? Да ещё и доллары в кармане и русские деньги, которых здесь просто не может быть по определению! Конечно, я могу в любой момент вернуться в своё время… Ох, а могу ли? Одно дело скакать через тысячи километров, и, возможно, совсем другое – перепрыгивать десятилетия. Нет, прежде чем хорохориться, надо бы попробовать вернуться домой. В конце концов, никто мне не мешает потом опять сюда прыгнуть…
Размышляя таким образом, я не заметил, как прошёл обратный путь к реке и оказался перед избой деда Евсея. И сам дед уже стоял у калитки и явно ожидал, когда я приближусь на расстояние беседы.
– Осмотрелся? – спросил он, усмехаясь в порыжевшие от никотина усы. – Заходи, поговорим. Тебе полезно будет.
– А вы… правда колдун? – вырвалось у меня.
– Уже донесли? Да, у нас это скоро. Эх, языки бабские, знать сам чёрт им длину отмерял. Может, и колдун. Но дело-то не в названии. Дело в сущности человеческой. Добрая сущность – хорошо. Злая – наоборот. Вот у тебя, вижу, сущность добрая. Только видишь ты плохо. А когда человек плохо видит дорогу, он часто идёт не туда. От этого потом и ему не так жить, и другим, – дед отворил калитку. – Проходи, гостем будешь. Молока попей, меду поешь. Такого мёда, как у меня, ты и вчера не едал, а уж завтра – и подавно отведать не придётся.
– Почему? – с глупейшим, как мне самому показалось, видом спросил я.
– Оттого, что завтра у тебя не такое, как у всех людей, а особое.
– Хорошо, – согласился я. – Зайду. Мне и самому интересно, – никогда прежде колдунов не встречал.
Обширный, безо всякой скатерти, крепкий и массивный стол, деревянная лавка рядом, пара стульев, несколько икон с горящей лампадкой под ними на одной из стен, чистый дощатый пол, десяток-полтора книг на самодельной полке, телевизор «Рекорд» (я такие только в старых фильмах видел) на тумбочке… Вот и вся обстановка комнаты, в которую ввёл меня дед Евсей из обширной прихожей.
– Садись, отдохни, – предложил он, указывая на лавку.
– А курить у вас можно? – спросил я.
– Зачем тебе курить, – обернулся он на пороге, – если не хочется?
Я прислушался к себе и понял, что действительно не хочется. То ли воздух здесь особенный, то ли дед Евсей и впрямь колдун. Впрочем, таким воздухом я, правду сказать, давно не дышал. А если совсем правду, то, пожалуй, и никогда. Целебный был воздух, прямо скажем, чистый и первозданный. Пах он разнообразным деревом и близкой текучей речной водой, травой, полной соков, и дикими цветами, мёдом он пах и вкусным дымком от очага. Даже удивительно. Обычно в любом жилье пахнет по-особому. То есть, сразу понятно по запаху, даже с закрытыми глазами, что ты попал с улицы внутрь квартиры или дома, где живут люди. Не важно, хороший этот запах или чем-то тебе неприятен. Важно, что он есть. Здесь же, в доме деда Евсея, я такого запаха не чувствовал. Здесь пахло. Но пахло тайгой, лугом и рекой. Словно я сидел не за бревенчатыми стенами на лавке за деревянным столом, а по-прежнему стоял у обрыва над быстрой таёжной рекой. Правда, окна в доме были открыты настежь, и ветерок с улицы свободно гулял по дому. Да, наверное, в этом всё дело. Просто дед любит свежий воздух. И это отлично, потому что обычно там, где живут старики, пахнет совсем иначе.
От помощи дед Евсей отказался категорически, и очень скоро на столе появилась глиняная кринка с молоком, две глиняные же кружки, глубокая миска с прозрачным мёдом и толсто нарезанный свежий хлеб в плетёной плоской корзинке.
– Берёшь хлеб, макаешь в мёд, откусываешь и запиваешь молоком, – продемонстрировал дед Евсей, и так это у него вкусно и аппетитно получилось, что я немедленно последовал за ним.
Мёд липовый, молоко коровье, хлеб пшеничный. Вроде, ничего особенного, но, съев буквально два куска, я понял, что абсолютно и всеобъемлюще сыт и, отдуваясь, откинулся спиной на стену.