Человек за спиной
Шрифт:
– То есть, Петр Константинович просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте? – вежливо уточнил Платонов.
– Да, так совпало. Стал жертвой банального убийства с целью грабежа.
– Но куда же он всё-таки шел?
– С этим сложнее. В близлежащих домах никто не опознал покойного по фото.
– Странно, правда?
– Правда, – согласился Козлов. – Объяснить его поведение пока не получается. Хотя случаи бывают разные. Может быть, кто-то не спешит признаваться.
– Вы начали с того, что удалось найти извозчика, который вез Владыкина, – напомнил
Настенные часы, едва не заглушив его последние слова, гулко пробили десять.
– Да, извозчик забрал его на Мойке, прямо от парадного. Вместо адреса Владыкин назвал угол Столярного переулка и Малой Мещанской. Там и расплатился.
– Как выглядит извозчик?
Вопрос показался помощнику градоначальника неожиданным.
– Хм… Да как все извозчики. Армяк с кушаком, шаровары, сапоги.
– Бородат, конечно?
По тону Платонова невозможно было определить, шутит он или нет.
– На убийцу не похож, если вы об этом, – ответил генерал. – У него борода огненно-рыжая, ее легко запомнить.
– А на углу Столярного никто не ждал нашего любителя поздних моционов?
– Извозчик уверяет, что нет. Высадил Владыкина и сам удивился, зачем тот на Мещанскую пожаловал. Но ему-то что? Получил свои копейки, развернулся и укатил.
– Какие же дальнейшие планы у сыскной полиции? Что мне доложить его сиятельству?
Козлов потрогал стреловидный ус.
– Чего греха таить, при Иване Дмитриевиче Путилине 9 дела обстояли получше. К сожалению, беда у него со здоровьем, пребывает в долгосрочном отпуске… Все силы бросаем на розыск посыльного.
9
Первый начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга, легендарный сыщик.
Стук в дверь помешал продолжению беседы.
– Ваше превосходительство, дозволите? – вчерашний надзиратель, переодетый в штатское и теперь имевший вид вылитого конторщика, деликатно шагнул в кабинет.
Его глаза излучали нескрываемую радость.
– Взяли мальчишку!
Мнимому посыльному недавно стукнуло четырнадцать. Он был щуплым и невысоким даже по сравнению со сверстниками, одет наподобие подмастерья, обут в стоптанные башмаки и, кажется, не умывался сегодня. Его живые, темные глаза бегали туда-сюда, ни на ком и ни на чем не задерживаясь. На ум Платонову пришло сравнение с воробьем, подбирающим крошки перед хлебной лавкой.
Узрев перед собой Козлова в мундире, с шашкой на боку, мальчишка втянул голову в плечи, будто хотел спрятаться. Надзиратель Трубников, сообщивший начальству о задержании, развеял его иллюзии в прах.
– По уложению о наказаниях уголовных и исправительных, тебе каторга полагается. Знаешь об этом? – взял он быка за рога.
Задержанный шмыгнул носом.
– Помилуйте, барин…
– Судью будешь просить. Может, годик скостит.
– За что ж меня?
– За соучастие в убийстве. Как сообщник пойдешь.
Для скорейшего
Этих нюансов страдалец не знал, поэтому в непритворном ужасе начал креститься.
– Какое такое убийство? Что вы, барин?
– Большого человека убили, генеральского звания. Ты помогал душегубу.
– Да что вы… Я только передал…
Растирая слезы по немытому лицу, Лёшка (так звали задержанного) выложил всё, что знал. Он добывал себе пропитание, крутясь возле французского ресторан «Донон», где столовалась самая чистая и денежная публика. Услуги посыльного были частенько востребованы завсегдатаями фешенебельного заведения, и благодарили, бывало, не жадничая. Лёшкин отец, каменщик, умер в позапрошлом году, перед этим страшно помучавшись, так как сорвался со строительных лесов. Мать подалась в прачки. В общем, не ахти какая удивительная житейская история.
Лёшку, по его словам, в пятницу, где-то ближе к девяти вечера, подозвал прилично одетый молодой господин и предложил заработать. Адрес оказался знакомый – там же, на Мойке. Надо было через швейцара передать запечатанный конверт, а на словах добавить, что Петра Константиновича просят спуститься, для него есть устное послание. Владыкину же следовало сказать, что друзья ждут его на углу Столярного переулка и Малой Мещанской улицы.
«Смотри, не напутай. Уши оборву!» – строго предупредил господин, выдав полтинник серебром. От такого, доселе невиданного им вознаграждения Лёшка полетел чертомётом. Исполнил всё, как было велено, и вернулся к ресторану. Наниматель похвалил его, подкинул еще гривенник и уехал на извозчике.
Пособника отыскали, шерстя всех подобных ему малолеток петербургского «дна». Сдал его приятель, перед которым Лёшка неосторожно похвалился полтинником. Поднят он был, действительно, с тюфяка в затрапезной каморке у Сенного рынка.
– На конверте что было? – рявкнул Трубников, куя железо, пока горячо.
– Ничего, – торопливо заверил Лёшка.
– Извозчик ждал этого человека? – вмешался Платонов.
Лёшка искательно поглядел на Трубникова, затем на Козлова. В Григории Денисовиче он, очевидно, не признал значительной персоны. Надзиратель кивнул: дозволяю, мол, говори.
– Нет, подкатил потом. Я видел.
– Опиши его.
– Худой такой, высокий.
– Бритый?
– Бороды не носит, да, – зачастил мальчишка. – Усы были.
– Как у него? – Платонов указал пальцем на Козлова.
– Не, маленькие, тоненькие.
– Глаза какого цвета?
– Серые.
– Точно? Не врешь?
– Господом Богом клянусь, спасителем нашим Иисусом Христом и пресвятой Богородицей! Чтоб мне провалиться! – несчастный Лёшка опять перекрестился.
Когда из допросной комнаты, устроенной на первом этаже, поднялись обратно в кабинет, помощник обер-полицмейстера выглядел озабоченным и несколько сконфуженным.