Человек. Капитал. Панвитал. К основам теоретической экономики

С момента издания в издательстве „Астропринт“ монографии „Витал (к основам экономики)“ прошел уже 21 год. И… никакого особого интереса она не вызвала. Я понимаю, общество все глубже погружается в невежество и мракобесие, ложь превысила все мыслимые и немыслимые размеры, но все же должны же быть люди, которым истина „magis amica est“ 1 .

Потому я переработал предыдущий материал, изменив название на более, как мне кажется, благозвучное, ибо словом „Витал“ стали называть какие-то медицинские фирмы и еще что-то (правда, выяснилось, что и „Панвитал“ уже кем-то используется).

В текст внесены многочисленные поправки и добавления, но суть в основном осталась без изменений.

28.05.2022 г.

Автор.

В работе затронуты, пожалуй, самые важные вопросы человеческого существования – основы экономических отношений общества.

Побудил меня к поискам в этом направлении тот поразивший меня экономический развал, который я увидел, приступив к самостоятельной деятельности, и который резко противоречил тем догмам и представлениям, с которыми советский молодой специалист выходит из стен высшей школы. Нет, все еще „крутилось“, причем, как позже выяснилось, на весьма высоком уровне, самом, пожалуй, высоком за все годы советской власти, но все уже было обречено.

„Приговор“ советской общественной системе вынесли не Горбачев с Шеварднадзе и Яковлевым. Задолго до них вынесли его простые советские колхозницы буквально следующими словами: „Учись, дочка, чтобы тебе не пришлось так тяжко работать, как мне“, – которые мне не один раз приходилось слышать. Если мать не желает дочери повторения своей судьбы – это приговор. Приговор общественной системе и тому образу жизни, который навязывает людям эта система.

Поскольку марксизм вслед за Козьмой Прутковым учит: зри в корень, а корнем (и совершенно правильно) в вопросах общественной жизни считает экономические отношения человеческого общества, я, естественно, стал искать причины этого разительного контраста в самом экономическом учении марксизма.

Ведь если результат деятельности неплохих вроде бы самих по себе людей (причем всех), мягко говоря, неудовлетворителен, то повинны в этом в первую очередь, надо полагать, не они сами (хоть и они сами тоже небезвинны), а та общественная система, в рамках которой им приходится жить и работать, та политика, в частности, экономическая, которая проводится в ее рамках.

Имея за спиной лишь обычный курс (разумеется, марксистской) политической экономии советской высшей школы, я стал самостоятельно тщательно вновь ее изучать, причем в основном по первоисточникам, так как советские учебники представляют из себя скорее набор пропагандистских штампов и политических лозунгов, нежели свод объективных сведений, а в трудах современных советских экономистов, кроме цитат из К. Маркса вперемежку с более или менее творческим их толкованием (или его имитацией), ничего найти не удалось. И после упорных многолетних поисков причины эти (во всяком случае субъективные, идеологические), как мне представляется, выяснить удалось. Результаты этих поисков изложены в предлагаемой читателю работе.

Обобщая и несколько предвосхищая результаты исследований, можно сказать, что основные субъективные причины заключены в самой основополагающей экономической концепции марксизма, на основе которой в течение многих лет формировалась экономическая политика общества и государства, – трудовой теории стоимости, – отражающей экономические отношения человеческого общества с весьма грубым (во всяком случае, по нашим сегодняшним меркам) несоответствием реальному положению вещей.

Конечно же, эти причины вовсе не единственные. Кроме них еще существуют и причины сугубо экономические (отсталая архаичная феодальная экономика), исторические (тысячелетние традиции деспотического правления с противостоянием генетически чуждой олигархии и народа), географические {только страна таких богатых природных ресурсов могла себе позволить столь чудовищное (написал было „варварское“, но затем передумал – зачем же обижать варваров? ведь они по сравнению с действующими коммунистами и социалистами просто невинные агнцы!) „хозяйствование“, к которому на практике привело марксово и марксистское философствование с его задачей преобразования и переустройства мира (скажем, Голландия при подобной попытке давно бы уже была похоронена своим Северным морем – не вся, конечно, но никак не менее четверти территории), классовые, в конце концов просто личностные – личные амбиции, скажем прямо, авантюристов и проходимцев различных мастей (по широко известному мнению Бисмарка, плодами революций пользуются именно проходимцы), в силу тех или иных причин оказавшихся в роли политических лидеров}, – но все-таки одними из самых важных являются причины именно субъективные, обусловленные грузом тех представлений, под влиянием которых происходит формирование общественной жизни.

Дело в том, что знаменитое положение К. Маркса, гласящее, что общественное сознание определяется общественным бытием, скажем так, не вполне верно. В этом смысле марксов материализм носит несколько односторонне-примитивный характер. В действительности общественное сознание определяется общественным бытием не прямо, а путем преломления сквозь призму уже имеющихся, нередко уже устаревших и отживших, взглядов и представлений. И одним из доказательств этого и является то влияние, которое и по сей день эта теория оказывает на человеческое общество.

Говорят, однажды к А. Эйнштейну подошел один физик и сказал: „Знаете, Альберт, я намерен создать теорию, опирающуюся только на факты и ни на какую теорию“. Эйнштейн ответил: „Прекрасно. Однако дело в том, что факты, которые Вы заметите, зависят от той теории, которой Вы руководствуетесь“.

Так и в общественной жизни. Факты общественного бытия, прежде чем оказать влияние на общественное сознание, предварительно воспринимаются тем же общественным сознанием в полном соответствии с тем грузом взглядов и представлений, который оно в себе несет.

О том, чтобы

опубликовать эти результаты в „застойные“ времена, разумеется, не могло быть и речи – по вполне понятным идеологическим же причинам. Но когда автор уже в „перестроечное“ время отважился предложить ее сначала „Вопросам экономики“, а затем „Вопросам философии“, результат оказался тем же.

Редакция „Вопросов экономики“ отечески-покровительственно посоветовала ознакомиться с трудами Туган-Барановского ("А жаль, что незнаком ты с нашим Петухом!.. – И. А. Крылов бессмертен!"), а „Вопросы философии“ отговорились расхождением материала с тематикой журнала. А ведь „перестройка“ уже шла вовсю, и вопросы, затронутые в работе, уже стояли как нельзя более остро (они всегда стоят в повестке дня, но в то время и в той уже почившей в бозе стране – особенно остро). Впрочем, субъективную нужду в ответах на них я, видимо, переоценивал – в действительности вся „политика“ „ускорения“, „перестройки“ и вообще „преобразований“ уже изначально замышлялась как заключительная фаза „построения нового общества“ и ни в каких новых ориентирах ее инициаторы не нуждались – для растаскивания, разворовывания и разграбления никаких особых ориентиров не надо – и современный человек по своей сокровенной сути, увы, не что иное, как расхититель, вор и стяжатель – ведь не так много людей, способных на сознательное ограничение своей эгоистической сущности и своей алчности. Этим, между прочим, объясняется парадоксальное на первый взгляд массовое предпочтение на так называемых „представительных“ выборах не лучших, а худших – механизм охлократических выборов суммирует худшие, стяжательские и аморальные наклонности подавляющего большинства, в результате чего представление в органах власти получает именно худшая часть сущности совокупного избирателя {конечно, при этом суммируется и лучшая ее часть, однако ввиду немногочисленности ее носителей значительный перевес приобретает именно худшая; к примеру, на выборах президента России 1996 г. шедший под флагом демонстративной порядочности (действительной порядочности!) Ю. П. Власов получил, если мне память не изменяет, около 1% голосов – вот, оказывается, сколько в России дееспособных порядочных!}. Очень четко это выразил один мой знакомый: „Я буду голосовать за … – он украдет сам и даст украсть мне“. Напротив, рыночный механизм ввиду встречного взаимодействия эгоизмов продавца и покупателя их выраженность взаимно гасит, в результате чего цена товара определяется уровнем взаимного компромисса. Выражаясь языком элементарной математики, минус, умноженный на минус, в результате дает плюс. Но механизм современных выборов приводит не к „умножению“, а к суммированию сущности людей, в результате чего вся современная „демократия“ западного образца представляет из себя по сути власть худших – „пейократию“ 2 (от лат. pejor – худший). И более-менее терпима она лишь там и тогда, где и когда худшие не настолько плохи, чтобы сделать жизнь остальных невыносимой, как, например, это имеет место в настоящее время на так называемом „цивилизованном“ Западе 3 . Будучи же пересаженной на нашу почву практически сплошной пауперизации и люмпенизации, она дала чудовищные всходы, породив не просто пейократию, а самые худшие ее варианты – кримократию или фурократию (подробнее ниже). И по меньшей мере странно видеть и слышать, как преступники у власти в самой коррумпированной, по расхожему на том же Западе мнению, стране Европы изображают борьбу с преступностью. А мы удивляемся, почему нами правят такие люди! Как говорил герой Ш. де Костера, „ik ben ulen spiegel!“ – „я – ваше зеркало!“ Или по-русски прямо: „Неча на зерцало пенять, коли рожа крива!“

При первом знакомстве с „высокой экономической теорией“ (выражение советского экономиста А. Зайцева) я заметил, что теория „не знает“ того, что знает любая домохозяйка: стоимость товара (и цена – обыденному сознанию не до различий между ними) растет с ростом спроса (и наоборот) и падает с ростом предложения. Обыденное знание не удается „втиснуть“ в рамки экономической теории! 4 Меня это удивило, но не более, так как объектом приоритетного изучения в вузе не экономического направления, понятно, являются совсем другие проблемы. В ходе же последующих самостоятельных изысканий мне удалось создать концепцию, просто и однозначно объясняющую это явление экономической действительности и даже получить математическую формулу, ее объясняющую (глава 12, формула 12). И никакого логического кульбита с отделением цены от стоимости мне не понадобилось. Оказывается, и математические формулы могут соответствовать самым высоким эстетическим запросам!