Чемпионы Темных Богов
Шрифт:
+ Он готов? + поинтересовался Зуркос, его мысленный голос — шипение статики и сухого песка.
Берущий Клятвы посмотрел на Мемунима, все еще пытавшегося найти силы, чтобы встать.
+ Да. +
+ Он дал ее? + спросил Калитиедиес.
Колдун не ответил, но протянул руку, ладонью вверх, раскрыв пальцы. Мемуним поднялся в воздух. Его разум и воля продолжали сопротивляться, пока Берущий Клятвы не стиснул хватку. Шлем Мемунима отсоединился и воспарил с чередой щелчков и шипения выравнивающегося давления. Лицо под ним было покрыто ожоговыми шрамами и следами от наложенных швов. Из глаз, рта и ушей
+ Никто… + начал Мемуним. + Никто не знал этого обо мне. +
+ Но я знал. Я знаю тебя лучше, чем твой родной отец, который так и не увидел, как ты стал воином. Ты силен, но ты и слаб. Ты задаешься вопросом, что стал со сном, который привел тебя сюда, и ты смотришь на себя и видишь существо, ютящееся в тенях и водящее дружбу с вороньем. Ты хочешь снова стать кем-то большим, вот только не знаешь, как. Ты хочешь следовать за светом, а не выживать в сумраке, + Мемуним повернул голову. Берущий Клятвы встретил его метающийся взгляд. + Я знаю тебя, Мемуним, и поэтому ты дашь мне то, ради чего я сюда пришел. +
+ … службу… + мысль Мемунима была смазанным пятном меркнущего сознания.
Зуркос рассмеялся. Звук слился с отдаленным грохотом орудийного огня и сражения, что бушевало далеко у подножья башни.
+ Я дам тебе больше, чем ты мог мечтать. От тебя я возьму только одно, что на самом деле важно: твою клятву. +
Зал погрузился в полнейшее безмолвие. Даже варп стих до слабой дрожи потенциала.
+ Ты спрашивал, кто я, + послал Берущий Клятвы, шагнув вперед. Его воля дернулась и подняла шлем с головы колдуна. Он стоял достаточно близко, чтобы увидеть, как внезапно расширились глаза Мемунима: лицо с гладкой кожей без единого шрама и выражения, рот, сложенный в неуступчивую черточку, а над ним пара глаз, которые вовсе не были глазами. На него из отражения взирали две огненные купели. Он подался вперед, почувствовав, как разум Мемунима отпрянул от такой близости.
— Меня зовут, — сказал он, и звук его настоящего голоса заставил колдуна вздрогнуть от удивления. — Меня зовут Астреос.
Шепоты демонов последовали за Ктесиасом из сна. Он потер морщинистое лицо и сплюнул. На языке ощущался привкус пепла и сахара, что никогда не было хорошим знаком. Он взял серебряный кубок с подлокотника каменного трона и одним махом осушил вино. Не помогло. Сладковатый запах жжения все еще чувствовался во рту, и будет чувствоваться много часов, а шепоты стихнут еще позже.
Он медленно поднялся, захрустев суставами. Пока он спал, в оставшихся мышцах уже успели появиться новые узлы.
Спал. Мысль едва не заставила его рассмеяться. Он никогда не спал, если только не заставлял себя, но даже тогда он не видел снов.
Ктесиас посмотрел на доспехи, висевшие на стенной раме напротив трона. Медные провода соединяли их с расположенными за стеной плитами механизмов, заряжая батареи и системы. Посох, увитый пергаментами и высохшими полосками кожи, висел рядом с броней.
Он шагнул с трона на кафедру. Ноги задрожали, когда Ктесиас перенес на них свой вес, и привкус пепла и сахара едва не вызвал поток желчи из желудка.
Он окинул взглядом доспехи, а затем двенадцать шагов каменной плитки, отделявшей его от них. Он закрыл глаза.
— Не стоит напрягаться, —
На самом деле Ктесиас не был слаб, по крайней мере, в понимании смертных. Он мог одним ударом сломать человеку конечность и сражаться многие дни, не чувствуя настоящей усталости. Но сила была относительной, и для воина Тысячи Сынов он был изможденным, почти сломленным существом. По крайней мере, телом. Разум его был совсем другим делом.
Он повел плечами и прислушался к урчанию фибросвязок, повторивших движение. Чувство несло успокоение. Когда ему приходилось ходить по «Слову Гермеса» или любому другому кораблю из небольшого флота Аримана, он предпочитал делать это закованным в боевую броню. Гильгамос, Киу, Гаумата и другие члены внутреннего круга Аримана обычно носили простые одеяния, когда впереди их не ждала битва. Игнис, конечно же, так не делал, и его редко видели не в огненно-оранжевой терминаторской броне. Ктесиас ухмыльнулся от мысли, что из всех братьев по легиону он в чем-то был согласен с Властителем Разрухи.
Ктесиас не отрицал своей слабости. Это был его выбор, один из многих, который он сделал, чтобы узнать имена демонов, которые теперь хранились у него в памяти, только и ожидая, когда он их высвободит. Это знание значило куда больше, чем сила мышц и костей. И все равно он предпочитал находиться среди своих братьев в доспехах, которые заменяли ему иссохшую плоть. У всего была своя цена, и Ктесиас никогда не был слеп к этому факту. Он служил Ариману по той же причине, по которой обретенные им знания стоили ему тела и души — это была цена за награду или наказание за прошлые ошибки. Как всегда, все зависело от того, как на это смотреть.
Он кивнул самому себе и облизал губы. Скоро начнется. Ариман скоро их призовет, а дальше… а дальше он выполнит свое предназначение.
— А потом что? — вслух сказал Ктесиас, прислушиваясь к сухому хрипу собственного голоса. — Как поступит с тобой Ариман, когда все будет сделано?
Он покачал головой. Вопрос не имел приемлемого ответа, а у него не было времени. Ему хотелось наведаться к Атенею, прежде чем их вызовут.
С треском мышц и урчанием доспехов он вышел из своих покоев.
+ Гелио Исидорус, + послал Ариман. Сквозь имя пробежал мягкий, словно шелковая нить, импульс воли. Рубрика находилась на железной кафедре, синие доспехи были мертвым грузом, свет в глазах погас. Ариман ждал, позволив своему разуму толику отдыха.
«Терпение — благодетель мудрости», — подумал он.
Рубрика была по-прежнему неподвижной. Чаши с пламенем над алтарем допивали последние капли масла. Варп снова превратился в необузданный поток, стряхнув навязанный Ариманом порядок. Символы, плывшие по броне Рубрики, словно листья на воде, растаяли под их поверхностью.