Чемульпо-Владивосток [СИ, финальная редакция, том 1]

Чернов Александр Борисович

Впоследствии, когда Макаров, прибыл в крепость, и сетуя на идиотский отказ из-под "шпица" в духе "экономии" и "непредусмотренных расходов", попросил его разрешить напечатать доптираж непосредственно во Владивостоке, никаких нелепых возражений в штабе наместника не возникло.

Одним словом, в том, что в отличие от Куропаткина, с Макаровым адмирал Алексеев в итоге вполне сработался, несмотря на особенности темпераментов и характеров того и другого, был и скромный вклад младшего врача с "Варяга". Что и было отмечено впоследствии товарищем морского министра и зятем премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина, контр-адмиралом фон Боком во второй книге его нашумевших мемуаров, увидевшей свет в 1924 году.

В ней, как известно, Борис Иванович много

внимания уделил становлению того мощного альянса будущих Канцлера Российской Империи, Главнокомандующего Российского Императорского флота, Начальника ГМШ и Морского министра. Альянса столь много значившего для России как в последние предвоенные годы и в ходе Великой войны, так и для определения того выдающегося места, которое по праву занимает сейчас наша Родина в мировом сообществе.

***

Хотя вагоны были из высшего разряда, а литерные поезда преодолевали расстояние от Артура до столицы "всего" за 12 суток против 15-и обычного скорого курьерского, но к прибытию в конечный пункт назначения доктор Банщиков чувствовал себя немногим лучше, чем после суточного похода на катере - слишком уж изматывающее-долгим было это "тудух-тудух". С "артурским" поездом он расстался на берегу Байкала, через который переправлялся на уже сутки поджидавшей "лейб-медика его Высокопревосходительства Наместника дохтура Банщикова" санной тройке фельдегерской службы, и, пожалуй, этот отрезок пути оставил в душе Вадима самый неизгладимый отпечаток. Даже зимой Царь-озеро и его берега были потрясающе красивы! Не влюбиться в этот край с первого взгляда было просто невозможно. И все было бы прекрасно, если б не общая тупость эскортировавшего его офицера, на роль собеседника, увы, никак не подходившего...

Навстречу по льду, по проторенному зимнику, маршировали колонны солдат, на санях везли орудия с передками, двигались обозы. Лошадей поменяли на зимней станции, устроенной прямо посреди озера, пока седок и его сопровождающий угощались душистым сибирским чаем с местными травами и душистым, цветочным медом. Затем был маленький иркутский вокзальчик, подъездные пути забитые армейскими эшелонами с одной стороны, и гражданскими, едущими со своим нехитрым скарбом от войны, с другой...

И вновь литерный, уже до Санкт-Петербурга. Главным событием на этом этапе путешествия стало описанное выше сорокаминутное общение с вице-адмиралом Макаровым, стоившее по потерям нервных клеток всей остальной дороги от Шанхая до столицы Российской Империи...

Питерское утро встретило бодрящим морозцем. С темного, почти ночного неба сеял мелкий, колючий снежок. Стряхнув с себя остатки дремоты, и подхватив саквояж с нехитрым багажом, Вадик ступил на землю, по которой ходил последний раз с собутыльниками студентами сто шесть лет тому... вперед. Первое, что бросилось в глаза - высоченные сугробы, практически скрывшие ограждение платформы, такие же девственно-белоснежные, как и на Байкале. "А с экологией, нам крупно повезло, кстати", - подумал Вадим вспомив цвет городского снега начала будущего века.

Он планировал для начала взять извозчика, и, развезя пакеты Макарова, снять номер в какой-нибудь гостинице с видом на Неву и отоспаться. Однако прямо на перроне его поджидал офицер свиты Его Императорского Величества в форме кавторанга гвардейского экипажа. Очевидно "сработали" телеграммы, посланные им с дороги, хотя фонтан мистицизма и цитат из дневников, раз за разом всё более истощался - нельзя же всё время тянуть одну и ту же песню.

Но, как выяснилось, телеграммы слал не он один. Получив известие от лейтенанта Бока, флигель-адъютант императора граф Гейден решил лично встретить Банщикова несмотря на ранний час. Делать нечего - вместо сна - с места в карьер, вместо прихваченного в Артуре и порядком помявшегося за дорогу цивильного костюма пришлось остаться в "варяжской" шинели и тужурке. Но, пожалуй, это и к лучшему, при первом знакомстве лучше выглядеть честным служакой, чем заурядным обывателем.

Забросив по ходу нехитрые пожитки, зарезервировавали

номер в ближайшем приличном заведении, Ушаковском Гранд Отеле "Москва", и не теряя более ни минуты - в путь. До Зимнего от площади Николаевского вокзала с тяжеловесной, припорошенной свежим снежком, конной статуей Александра III, долетели за минуты, пусть и на конной тяге. Гейден, прочитав за это время личное письмо от лейтенанта Бока, непринужденно перешел в разговоре с Банщиковым почти на дружеский тон, уговорившись через день-два обязательно посидеть вдвоем и обсудить происходящее на Дальнем Востоке более подробно. По прибытии, позаботившись о том, чтобы гостя немедленно покормили и напоили чаем с дороги, флигель-адъютант Императора умчался по своим дедам. Оставалось сидеть и ждать. Когда-нибудь венценосец выкроит время между семейными завтраками, обедами, фамильными сплетнями, прогулками, вклеиванием в альбом фотографий и докладами министров...

"Когда-нибудь" случилось часов через семь, при свете закатных лучей короткого зимнего дня. До этого дважды забегал Гейден, извиняясь, что придется еще чуть-чуть подождать, и по его распоряжению покормили прекрасным обедом, что тоже было неплохо. Вадик сумел за это время окончательно успокоиться и собраться с мыслями. Но вот, наконец, за ним пришли...

Николай принял доктора с "Варяга" в своих покоях на втором этаже северо-западного ризалита дворца. Миновав адъютантскую и бильярдную, следующий за Гейденом Вадим, оказался в просторном помещении, высотой в два дворцовых этажа, оформленного в британском стиле эпохи Шекспира или Королевы-девственницы, это уж кому как больше нравится. Три его огромных окна выходили прямо на окруженное высокой кованой решеткой здание Адмиралтейства, чей вонзившийся в небо величественный шпиль мерцал в лучах заходящего солнца мягким, розовым цветом...

"А ведь к этой самой решетке через год могут прилипнуть комки мозгов расстрелянных гвардейскими драгунами питерских рабочих. И будут они такого же розового цвета как отблеск адмиралтейской иглы. Если все покатится так, как один раз уже произошло". Вадим с трудом отогнал от себя неожиданно нахлынувшие мрачные "воспоминания о будущем"...

Справа от себя он увидел огромный, украшенный искусной резьбой и фестонами камин, сложенный из белого крымского камня. В нем весело потрескивали березовые полешки, согревая все обширное помещение императорской библиотеки и создавая ощущение покоя и домашнего уюта. Две пока еще не зажженных люстры на длинных подвесках мерцали таинственными переливами пламени, отражавшегося в их горном хрустале.

По периметру трех внутренних стен стояли шкафы, наполненные множеством книг. Такие же точно находились и над ними на антресолях, огражденных резными перилами искусной работы. Наверх вела выполненная в едином стиле с антресолями лестница. Судя по всему, и отделка потолка, и ряды книжных шкафов и сами антресоли были сделаны из красного дерева, которое приятно контрастировало по цвету с широкими, идеально подогнанными и ошлифованными дубовыми досками пола. Неподалеку от лестницы находился большой стол с лампой под зеленым абажуром. Ее свет падал на большую карту, придавленную с двух сторон парой книг, очевидно до этого она была свернута в рулон...

Из-за стола навстречу вытянувшемуся по стойке смирно и отдавшему честь Вадиму поднялись трое. Двое - из удобных, обитых темным бархатом под цвет красного дерева, кресел. Оба в парадных мундирах при палашах, орденах и адмиральских эполетах. Третий - с обычного рабочего стула, украшением которого была лишь резная спинка. Невысокий, ладный. В скромной форменной тужурке с погонами каперанга на плечах и единственным Владимирским крестиком в петлице.

Как предупредил Банщикова заранее Гейден, адмиралами были командир гвардейского экипажа контр-адмирал Константин Дмитриевич Нилов и генерал-адъютант царя граф Николай Николаевич Ломен. Вадик, хоть и видел их на фотографиях в "том" времени, но в лицо совершенно не запомнил. А вот человек в погонах капитана первого ранга был ему известен очень и очень хорошо.