Черчилль и евреи
Шрифт:
Черчилль поговорил с Ллойдом и, убедившись, что тот исключительно энергично противится вооружению евреев, настоял, чтобы он специально встретился с Вейцманом и поговорил с ним на тему «о защите еврейских поселений» и попытался «согласовать с ним позиции». Черчилль добавил: «Вам известно, что я думаю о «Белой книге». Американские евреи также выразили свое мнение о ней, и это мнение является негативным».
В разгар своих дискуссий с Ллойдом Черчилль получил телеграмму от лорда Лотиана, британского посла в США, где говорилось, что евреи в Соединенных Штатах «хотят, чтобы палестинские евреи были организованы в вооруженные отряды под британским командованием и могли защитить Палестину от внешних атак и этим помочь союзникам. Если Палестина подвергнется нападению и евреи не смогут защитить свою страну, это вызовет прискорбную реакцию
Телеграмма посла Лотиана дала Черчиллю дополнительное оружие в дискуссиях с лордом Ллойдом. «Это вопрос, которому я придаю большое значение, – писал он Ллойду 25 июня. – Следует отметить, что жестокие наказания, которые были наложены вашим предшественником на евреев в Палестине за их попытки объединиться в отряды самообороны и научиться обращению с оружием, привели к тому, что нам приходится держать в Палестине совершенно ненужное количество войск для защиты еврейского населения. Настоятельно прошу сообщить мне, какими именно оружием и организацией обладают сейчас евреи для самозащиты».
Этими «жестокими наказаниями» были десятилетние сроки тюремного заключения, наложенные Малькольмом Макдональдом на сорока двух евреев, схваченных в момент обучения владению оружием. Сорок третий был приговорен к пожизненному заключению. Но когда 27 июня Черчилль повторно заявил кабинету, что хотел бы вооружить евреев в Палестине, Ллойд резко выступил против этого. У Черчилля же не было полномочий действовать вопреки воле министра. Все, что он смог сделать, это написать на следующий день специальный меморандум, в котором выразил свое несогласие с тем, что двадцать тысяч «остро необходимых на фронте» британских и австралийских солдат «вынуждены оставаться в Палестине». «Это цена, которую мы должны платить за антиеврейскую политику, настойчиво проводившуюся в течение нескольких лет. Если дела в Египте пойдут плохо, все эти войска все равно придется отвести, – указывал Черчилль. – Тогда еврейские колонисты окажутся в серьезнейшей опасности. Мне кажется скандальным то положение, при котором Англия ведет войну за выживание, но одновременно весьма крупные воинские силы не используются для ее обороны лишь потому, что этого хочет какая-то часть партии консерваторов».
Осенью 1940 года в Лондоне находился председатель Исполнительного комитета Еврейского агентства Давид Бен-Гурион, прибывший в Великобританию из Палестины за десять дней до того, как Черчилль стал премьер-министром. На Бен-Гуриона произвезло огромное впечатление то, как руководил правительством и страной Черчилль. 7 июня, после эвакуации британских экспедиционных войск из Дюнкерка, он написал своей жене о речи Черчилля, которую тот произнес по радио после эвакуации: «Я знаю, что нельзя сражаться с Гитлером с помощью речей. Без самолетов, танков, бомб и орудий мы не сможем сокрушить «Механического Аттилу». Но речь Черчилля была несомненно ясным и твердым подтверждением упорного желания английского народа выстоять и сражаться до конца».
Выражение «Механический Аттила» было изобретено бывшим премьер-министром Франции, евреем Леоном Блюмом, с которым Черчилль встречался перед самой войной и который произвел на Черчилля очень большое впечатление.
Бен-Гурион понимал природу того воздействия, которое оказывало на слушателей ораторское искусство Черчилля, и писал жене в том же самом письме: «Черчилль не пытается внушить бодрость какими-то фальшивыми словами утешения. Он не утаивает серьезности удара, полученного союзниками во Фландрии. Он прямо говорит своим соотечественникам: «Наша благодарность за спасение нашей армии не может заслонить того факта, что происшедшее во Франции и Бельгии есть колоссальная военная катастрофа». Только великий человек, уверенный в своей силе, может позволить себе сказать столь горькие слова перед лицом всей нации. И именно это храброе заявление придало значение и важность тому, что он сказал немедленно вслед за этим – что Англия будет сражаться до победы, будет сражаться целые годы, будет сражаться даже в одиночку – если только это понадобится! Слова, которыми он закончил свою речь, будут звучать в последующие годы в ушах всего мира».
Затем Бен-Гурион процитировал слова, ставшие одним из самых запомнившихся военных призывов Черчилля, – слова о том, что Британская империя и Французская республика, «связанные общим делом и общими нуждами, будут до самой смерти
Эти слова, сказал Бен-Гурион своей жене, не просто лозунг. «Это дух сражающейся Англии и это гарантия наступления лучших дней – пусть и не скоро», – писал он.
8 августа Бен-Гурион снова написал своей жене: «И как велик этот народ, нашедший в этот ужасный час нужного лидера, нашедший его в самый необходимый момент. Теперь можно сказать, что, если Англия – и с ней все человечество – переживет этот нацистский кошмар, то это случится лишь благодаря власти демократии и свободы, глубоко пустивших корни в Англии. Трудно описать, насколько изменилась Англия. С того момента, как Черчилль сменил Чемберлена, результатом этой замены стала спокойная уверенная храбрость, поселившаяся в сердце каждого англичанина».
Память о лидерстве Черчилля в 1940 году восемь лет спустя вдохновила самого Бен-Гуриона, когда он точно так же повел за собой нацию в тот момент, когда многие и внутри нее, и вовне считали, что она на грани гибели. В письме Черчиллю через шестнадцать лет после окончания войны Бен-Гурион написал: «Находясь в Лондоне с начала мая до сентября 1940 года, я слышал ваши исторические речи, в которых вы выражали железную решимость вашего народа и себя самого сражаться до конца против нацистского врага. Я видел тогда в вас не только символ вашего народа и его величия, но и голос непобедимой и бескомпромиссной совести человечества, прозвучавший во время величайшей опасности для достоинства человека, созданного по образу и подобию Божьему. Вы спасли не только свободу, но и честь своего собственного народа».
30 августа, в ходе одной из своих наиболее впечатляющих речей военного времени, Черчилль провозгласил, что с момента, когда «из Германии были изгнаны евреи», в результате чего «снизился научный и технический уровень развития» этой страны, «наша наука определенно находится впереди их науки». Черчилль знал о ценном вкладе, сделанном в развитие науки и техники, в дело обороны Великобритании евреями, бежавшими из Германии. Часть из них прибыли в Великобританию из Германии в результате его встречи и разговора с А. Эйнштейном весной 1933 года. Черчилль высоко оценивал вклад евреев в военные усилия Великобритании в момент наивысшей опасности для страны. В сентябре пятнадцать батальонов палестинских евреев, почти 20000 человек – все из них добровольцы, влились в британскую армию и были отправлены в Египет для защиты страны от германского и итальянского нападения.
С началом войны в сентябре 1939 года в Великобритании были арестованы и интернированы десятки тысяч «враждебных иностранцев». Некоторые из них являлись германскими нацистами, проживавшими тогда в Великобритании, другие же были просто германскими гражданами, оказавшимися в Великобритании в момент объявления войны, в число которых входили много германских и австрийских евреев, в том числе и сотрудничавший с Черчиллем перед войной Эуген Шпир – беженец из Германии, который, спасаясь от нацизма, нашел убежище в Великобритании. Эти меры были обусловлены страхом перед возможной высадкой немецкого парашютного десанта и перед пятой колонной, способной поддержать вторжение немцев за линией фронта, который и выразился в требовании немедленной изоляции всех «враждебных иностранцев». В начале августа, когда угроза высадки парашютного десанта заметно снизилась, Черчилль предложил военному кабинету, учитывая то, что положение Великобритании стало «значительно безопаснее, чем в мае», «занять несколько менее жесткую позицию по отношению к иностранцам». На следующий день он санкционировал освобождение значительного числа интернированных, объяснив 2 августа председателю Совета по иностранным гражданам, что «мы можем пойти на это, поскольку теперь мы гораздо тверже стоим на ногах».